Ночь, сливовое вино и разговоры по душам

      Почти полсуток прошло с тех пор, как Аой и Гинджи вновь, не без помощи старшего хозяина гостиницы, вернулись домой в «Тэнжин-Я»; и почти столько же минуло с непростого разговора между внучкой Широ Цубаки и ее предписанным женихом.       На улице распростерлась глубокая, дивная ночь, вся гостиница и пригостиничные участки погрузились в тягучее, холодное безмолвие, глухим эхом разнося по чаще перешептывания-перестукивания исполинских, словно непоколебимые колонны, подпирающие собой небо в ожидании *лунной принцессы, стеблей бамбука. Не было слышно ни хмельных разговоров постояльцев, ни рассерженные крики управляющего, ни бесконечно торопящийся топот остальной прислуги. В окнах давно стояла непроглядная темнота.       Только в «Лунном цветке» до сих пор мелькал тусклый огонек от приглушенного света настольной старой лампы, привлекая им, а еще запахом новых экспериментальных блюд и духовной силой светлоглазой невесты огра, мелких духов, вроде трубочных котят и капп. Один такой каппа, пребывая в сладких объятиях сна после целой чашки съеденных в пылу голода огурцов, мило пускал пузыри, лежа на мягком полотенце.       «Ничего, — подумала Аой, отрываясь от готовящихся под крышкой ингредиентов и устало вытирая лоб от испарины, — заслужил».       — Я надеялся, что ты сегодня достаточно устала, чтобы не утруждать себя еще и готовкой, — вздрагивать не пришлось: этот мягкий, доброжелательный голос она узнает из тысячи. Косвенный виновник ее, дай Бог последнего похищения, стоял в проеме двери, странно мнясь, будто не решаясь заходить. Девушка охнула, сейчас, находясь в молочно-голубых лучах только что вышедшего на небосвод вечного спутника Земли, юный господин выглядел так, словно сошел со страниц японских мифов, написанных и проиллюстрированных специально для детского воображения: весь его лисий мех, как и одежда, был залит тусклым лунным светом, девять хвостов больше напоминали какой-то сказочный ночной цветок, нежели одно из важнейших украшений кицунэ, а молочно-белая кожа парня дополняла яркие лазоревые глаза и плавный изгиб немного виноватой, как ей показалось, улыбки.       — «Надеялся»? — удивленно переспросила девушка, полностью разворачиваясь к другу.       Гинджи пожал плечами:       — Тебе стоило бы отдохнуть, был трудный день, еще успеешь поработать.       — Сам знаешь, приготовление успокаивает меня куда лучше сна.       Парень засмеялся чему-то своему и долгим взглядом проследил за поваром, продолжающей сверять свои действия с ей же написанной технологической картой. Заметив это, Аой в ответ подозрительно посмотрела на него.       — Что?       — Просто… — глубоко вздохнув и замолкая, проговорил аякаши. — Первый раз видел его таким сердитым, большая редкость вывести из себя Оданна-саму. Признаюсь, тебе это удалось в совершенстве.       — Я же не специально, — насупившись, пробормотала девушка, заправляя выбившуюся прядь каштановых волос из высокой прически, — тем более теперь все в порядке, мы живы, здоровы и, что не мало важно, сыты.       Она вернулась к готовке. Размышления о парне, стоящем за ее спиной, никак не хотели убираться из головы. Цубаки и готовить-то в такое время начала не из-за того, что в ней вдруг ни с того ни с сего взыграло вдохновение и желание распластаться от усталости где-нибудь на столешнице среди специй и овощей, а надежда на то, что загрузившись работой она сможет хоть немного отвлечься от не вовремя полезших мыслей о том, что делать и как жить, если в ней начали просыпаться не совсем дружеские чувства. За своими размышлениями она не заметила, как предмет ее дум вошел в кафе и завис в нескольких сантиметрах от нее.       — И что это будет? — темноволосая испуганно ойкнула и подпрыгнула. Прямо из-за ее плеча показалась взлохмаченная голова Гинджи, с благоговением взирающая на «что-то», пряно пахнущее и бурлящее в кастрюле.       — Напугал-то как! — толкнула она его в сторону, заливаясь краской.       — Извини, — он виновато опустил ушки и улыбнулся.       — Просто не делай так больше.       Придумав, как разрядить обстановку и успокоить нервы, юный хозяин гостиницы направился к кухонным ящикам.       — Что ты делаешь?       — Похоже, сейчас идеальное время для выпивки, — медленно проговорил он и вынул из верхнего шкафчика невскрытую бутылку из темного стекла и пару стаканов **саказуки.       — Вино? — приподняла бровь человеческая девушка.       — Сливовое вино, — поправил он. — Оно не крепкое — бояться нечего. Завтра голова болеть не будет, к тому же имеет приятный, сладкий привкус. Тебе должно понравиться.       — Не путай меня с дедушкой, — слегка посмеиваясь в кулак, ответила Аой.       — И не думал. Ну, так что, составишь компанию?       — Пожалуй, иначе это распитие в одного будет приравнено к алкоголизму.       На это демон-лис смог только доброжелательно усмехнуться.       Они устроились на веранде под тенью раскидистой ивы. Аой сняла уже поднадоевшие традиционные сандалии и блаженно прикрыла глаза, позволяя ветру коснуться усталых ступней — все же так долго без современной обуви она не привыкла. Еще не прошел тот синяк, поставленный своенравной розоволосой гувернанткой «Орио-Я». И хотя невеста они старалась почаще его охлаждать, ушиб разросся и посинел. Увидев, что на него направлен взгляд друга, Аой спешно попыталась спрятать ноги под салатовой юкатой, но екай остановил ее свободной рукой, несильно придерживая за тонкую кисть. В глубоких голубых глазах отразилась боль.       — Прости.       — Гинджи, перестань. Это всего лишь синяк, сколько их люди обычно получают, как думаешь, — попыталась успокоить его девушка, обеспокоенно наблюдая за терзаниями близкого друга.       — Но не таким образом, — возразил он. — Я не смог защитить тебя даже от простых издевательств так же, как не смог спасти еще от многого после этого — от меня нет толку.       — Конечно, есть! — зло воскликнула девушка и резко пододвинулась к парню. — Это я такая хрупкая, беспомощная и вечно попадаю в неприятности, а также приношу тебе, хозяину, главе бухгалтерского отдела да и всем остальным одни проблемы. И пока ты не начал спорить и говорить, что это не так, вспомни, как ты спасал, как помогал каждый день, хотя в твои обязанности ни то, ни другое не входило, составлял компанию, всегда, независимо от ситуации, поддерживал. Ты первый, в конце концов, по-человечески отнесся ко мне в этом доме и никогда не обижал. А мысли у тебя такие от того, что ты себя совсем не любишь и так много делаешь для других, что попросту своей значимости уже не замечаешь. И ты не прав, когда говоришь, что остальные работники гостиницы смотрят на тебя с недоверием, будто на шпиона «Орио-И», ты дорог всем нам, особенно мне!       — Ого… — только сейчас Цубаки заметила, как заалели прежде бледные щеки парня, а ушки дернулись в смятении. — Вот что, значит, ты обо мне думаешь.       — Н-нет, я не то вовсе… — внезапно повысила голос Аой и тоже полыхнула щеками, словно спелыми помидорами из Видимого мира.       — Я не такой хороший, как ты считаешь, — он отпил из чарки. Часть его лица была прикрыта разметавшимися белоснежными волосами, так что мимика на тот момент оказалась загадкой. Но Аой совсем не обязательно было видеть его глаза, и без того ясно, какие эмоции он испытывал, говоря о своей больной теме. Пусть он и скрывал что-то в своем сердце за семью печатями, все равно однажды она поможет ему снять этот груз, пока не знает как, но обязательно поможет.       — А вот с этим бы я непременно поспорила, и не я одна, позволь заметить, — ответом ей было молчание, парень даже не пошевелился. И то ли выпитый алкоголь выдержанный попался и начал действовать быстрее обычного, то ли сыграли накопившиеся за последнее время усталость и потрясение, но Цубаки больше не выдержала, достигая точки кипения. — Да, Ками-сама! Я не знаю и доли твоей истории — практически ничего о твоем прошлом, но даже если никого больше не будет рядом, если будет холодно и больно, знай, я всегда буду идти плечом к плечу и никогда тебя не брошу! — поняв, какую откровенную чушь сейчас выдала, Аой зажмурилась. — Ты… Всегда можешь на меня рассчитывать, вот, — напоследок выдавила она.       Заметив движение в свою сторону, она поспешила отвернуться к бутылке, для вида пытаясь налить себе еще, но остановилась, когда услышала тихий голос совсем рядом с собой. Слабый запах алкоголя и сливы смешался со свежестью летней ночи. Она буквально физически ощутила, как заколебался воздух в нескольких сантиметрах от нее. Внутренности словно обожгло, и у нее вмиг обострились все шесть чувств, будто она сама являлась демоном какого-то дикого животного — вот как можно протрезветь за секунды.       — Аой, я нравлюсь тебе?       Она не ожидала такой прямоты от екая, с другой стороны — зачем тянуть и только больше все запутывать. Нравился ли он ей? Определенно, да. Ей нравился Гинджи, и Бьякуя, и Акацуки, и Оданна, и многие другие, с кем ей удалось подружиться благодаря своей способности. Но тут было что-то еще. Если подумать, то одним словом «нравится» ее чувства к этому парню не ограничивались. На корабле и по прибытии на непреднамеренное «место работы», когда ее заперли в гостевой, у нее было много времени на размышления. Почему она так поступила: больше всех остальных рвалась за ним, подвергла опасности репутацию гостиницы, выплату своего долга и даже свою жизнь поставила под угрозу. Ей ли не знать, на что способна Оугон-доджи, светловолосая зашики-вараши. Она же — всего лишь простая девушка-студентка из Видимого мира, хрупкий человек, как говорят многие, такая же, как ее дедушка, умерший от простого падения с лестницы. Одного веера тэнгу, какой бы мощной силой он не обладал, недостаточно. Она нарушила все, что можно, грубила, шантажировала, пусть и не замышляла ничего дурного в попытке остановить кицунэ. Не уж то она пошла на все это только ради того, чтобы узнать правду о том екае с маской из Южной страны, спасшем ее в детстве, или было что-то еще? В своем внутреннем монологе девушка могла признаться, что одной правды ей оказалось недостаточно, первой мыслью было «удержать, не дать забрать дорогого человека», а уж потом думать о последствиях. Ведь как бы Аой хорошо и по-сестрински не относилась к Судзуран-сан, к людям отпустила ее со спокойной душой. Гинджи — он был другим, его она отпустить не могла. Ведь, когда дело касается по-настоящему дорогого, в человеке взыгрывают эгоизм и чувство собственности — это верный признак того, что кто-то или что-то этому человеку небезразлично. Проще говоря, его слабость и сила.       — Нет, — она ошиблась, он не нравится ей, это не то. — Я люблю тебя.       Это вышло так просто, так легко, будто она говорила о погоде или перечисляла любимые блюда. Находясь в шоке от своих собственных умосердцезаключений, девушка с глазами цвета глициний в легком испуге воззрилась на притихшего парня.       Услышав отрицательный ответ, что-то, будто ядовитой иглой, горько кольнуло в сердце Гинджи, облегчения он не испытал, но выдохнул, понимая, что складывается все как нельзя лучше. Герой остается с прекрасной девушкой, а верный оруженосец уходит на задний план и тихо лелеет в сердце радость от простых воспоминаний.       Демон-лис уже хотел сказать, что это была лишь провокационная шутка, как предмет его мечтаний призналась, что влюблена. При этом голос ее был до мурашек взросл и спокоен, будто у королевы, которой слов на ветер бросать не престало. Это были удивительные минуты: внутри будто все погибло и разом взорвалось, ожило, вплетаясь в каждую клеточку бутонами сочно-розовых цветов. Оданна говорил, что его невеста похожа на камелию. Гинджи же всегда больше по душе приходилась изящная космея, рассеивающая одним горьковато-медовым ароматом все сомнения и придающая ясность. Прямо как Аой, она наводила порядок в душе, ведь космея — символ чистой любви.       Он был готов ради ее слов на все, но какая-то его часть тормозила и просила подумать еще раз: Аой, по-видимому, первый раз признавалась кому-то, скорее всего это ошибка, и она приняла простую симпатию за нечто большее, к тому же, что самое важное, она невеста господина «Тэнжин-Я», можно сказать, сами звезды дали согласие на такой союз — да, верно. Эта милая, сильная девушка с необузданной энергией и решительным характером не для него.       — Возможно, ты просто путаешь чувство влюбленности с благодарностью.       — Ну, знаешь, — от возмущения Аой даже подскочила, на взаимность она и рассчитывать не смела, но вот так подвергать сомнениям ее чувства — держите ее семеро. — Тебе так легче думать: что твои чувства никогда не будут взаимны, а я обещана по договору дедушки его другу, огру. Ты можешь обмануть меня, но себя — не получится. Ты просто бежишь от всего, боишься принять правду, как я когда-то не могла поверить в то, что мама больше не вернется.       Воспоминания вновь накрыли девушку с головой, и она, сжав до предела зубы, тихонько всхлипнула. Гинджи вмиг позабыл про все и быстрей, чем смог подумать, оказался совсем близко к ее лицу, пряча в своих ладонях нежные, несмотря на постоянную работу, руки Аой, а затем и всю ее в своих объятьях. Кадры прошлых лет расписывали отчетливые куски жизни уродливыми, будто чернильными, пятнами, забивались между пальцами жирной, скользкой грязью, путали волосы и кусали злыми духами за лодыжки. Черный с красным, гром и молния, мама и дверь, она и екай.       — Прости, прости меня, Аой… — шептал парень, сильнее стискивая с каждым новым словом девушку. — Я трус, самый настоящий. Трусливый лис, который никого не может защитить. Прости, пожалуйста, очень прошу. Я так долго не видел твоих слез…       Цубаки только мотала головой и, не сдерживаясь, плакала. Он был прав, слезы она редко себе позволяла с тех самых пор, как он накормил ее рисовым пирожком вместо маминого карри. Дедушка приучил ее больше улыбаться и наслаждаться жизнью, помогать нуждающимся екаям посредством готовки и ничего не бояться. Последний раз она так не сдерживала эмоции над дедушкиной могилой, когда все други и недруги, пришедшие соблюсти формальность и попрощаться, давно разошлись. И теперь она также самозабвенно плакала, будто отдавала этому душу, и с этими слезами из нее выходили весь страх, боль и одиночество, что сковывали где-то глубоко внутри, телесно являясь лишь в ночных кошмарах.       — Я люблю тебя с самой первой нашей встречи и все сильнее день за днем. Это правда, — сдавленно шептала она и неосознанно цеплялась за плечи своего любимого.       Гинджи гладил ее по голове, как маленького ребенка, и уговаривал взять себя в руки. Он был счастлив, черт возьми, что его чувства оказались взаимны. Кто бы что не говорил из остальных жителей Скрытого мира, но девушка, сейчас сидевшая в его объятьях, была самой красивой, доброй и отзывчивой и, в сравнении с лучшими девушками-екаями, была всех на голову выше. Кроме нее, ему никто не был так нужен.       Темноволосая уже успокоилась, но продолжала сидеть в теплых расслабляющих руках кицунэ. Прижимаясь к нему, будто дите к своей матери.       Он определенно любил ее, однако она все еще оставалась невестой господина. Как в таком случае было поступить.       — Твои слова греют мое сердце, — он обязан дать ей время все обдумать, поэтому нежно берет за руку и серьезно продолжает, — но неужели ты хочешь отказаться от всего этого. Аой, с хозяином у тебя будет все, чего только можно будет пожелать, любой каприз, ты ни в чем не будешь нуждаться. Никто, будь то сам король аякаши, больше не посмеет тебя оскорбить. А я… Ты уверена, что тебе будет достаточно только меня?       — Ты забыл, что я сказала тебе? — Гинджи отрицательно покачал головой. Девушка ловко выпуталась из объятий и села ровно, смотря на светлеющую полоску горизонта на востоке. Ее взгляд, будто неприкаянный путник, странствовал, не задерживаясь ни на единой мелочи, скользя. — Я хочу быть с тобой. Это мое окончательное решение.       — Какая же ты упрямая, — дружелюбно усмехнулся демон-лис. От сердца отлегло.       — Не упрямая, а настойчивая, — шутливо вывернулась она. — Чему удивляешься? Сами же твердите без умолку, что я — копия Широ. Теперь терпи. И ты, знаешь ли, в вопросе упрямства — не лучше.       Гинджи смиренно кивнул.       — Думаешь, он поймет? — после паузы с надеждой спросил он.       — Все, как ты и сказал, он очень добрый и внимательный огр, — девушка чуть прикрыла глаза и, улыбнувшись, взглянула на юного господина «Тэнжин-Я». — Поэтому, какие бы эмоции и чувства он не испытывал, все равно глубоко внутри знает, что ему моя душа никогда принадлежать не сможет. Это лишь твоя привилегия.       — Аой…       — Да, точно, — перевела взгляд внучка Широ Цубаки на чернеющую гору вдалеке. — Только с тобой я могу ощутить эту свободу и тепло, свежесть ветра и шепот листвы в самых верхушках крон, с тобой любой прием пищи становится таинством, и даже натто, если разделить на двоих, покажется безумно вкусным. Все это: природа, пища, жизнь и сердцебиение — благодаря тебе. Мне не нужно ничего из того, что я имею, если рядом не будет того, кого я по-настоящему люблю, моего Гинджи, — она счастливо выдохнула и быстро проморгала выступившие заново слезы, стало так легко, будто с головой накрыла невесомость. — Прости за такой эгои…       Секундное касание влажных губ, и кислород, выбившийся из легких.       — Гинджи…       — Это, ну, был … — замямлил парень, зарываясь пальцами в снежно-белые волосы на затылке, не рискуя встречаться глазами с девушкой из Видимого мира.       — Поцелуй, да? — ослепительно улыбаясь, возвестила она.       — Похоже.       Цубаки аккуратно подобралась сзади и прижалась к спине Гинджи, просовывая тонкие руки под его подмышками и обвивая поперек пояса.       — Я рада, — тихо-тихо поведала она ему, смущенно прячась в складках традиционной одежды. — Спасибо, что появился тогда. Если бы не ты, мне никогда бы не удалось познать, что же значит — быть счастливой.       Голубоглазый демон накрыл ледяные пальцы теперь точно своей нареченной, впуская свежий поток воздуха в грудь. Он сделает ее самой счастливой девушкой в обоих мирах — и это не пустые слова. Теперь не будет тайн и потаенных обид, они будут раскрывать свои сердца друг перед другом, делиться теплом и всем тем, что принесет новый день.       — Мне хотелось бы разделить всю жизнь вместе с тобой. Аой, я люблю тебя.

***

      Вставало златоликое солнце, неся за своими первыми, еще почти не обжигающими лучами, мелодию жизни. Просыпалась небесная гостиница, вновь принимаясь за свои бытовые, ежедневные дела: веселились и дрались гости, кричал и тут же извинялся вспыльчивый администратор, вновь мельтешили по коридорам прилежные слуги, а остатки договора о залоге темноволосой земной девушки исчезали в ненасытном пламени восковой свечи.       Прислонившись к стене, спала пара таких непохожих между собой существ. Девушка, укрытая тонким пледом, расслабленно дремала, слегка щурясь от озорных солнечных зайчиков, падающих на ее подрагивающие веки и скулы, а на ее коленях в сплетении рук сопел маленький белоснежный лисенок с девятью хвостами.       »…договор о погашении займа Широ Цубаки расторгается в том случае, если его внучка, Аой Цубаки, кого-то искренне полюбит».       Грустная усмешка не сходила с бледного красивого лица, он знал: эта приписка была сделана его старинным другом неспроста. «Знал же, чертяка Широ, все знал».       — Ты свободна, Аой…