Гипотермия

      Губы у матери тёплые, а вот очки – холодные, и Изая невольно ёжится, когда она целует его в щёку, задевая оправой висок.       – В холодильнике остался суп, поешь хорошенько, – велит она, мягко улыбаясь, сыну. – Я сегодня поздно вернусь, и папа, наверное, тоже, так что не жди нас и ложись спать вовремя.       Мальчик кивает, послушно улыбаясь в ответ, и мать уходит. Щёлкает трижды замок, стук каблуков вскоре стихает, а Изая ещё несколько минут стоит в прихожей, обняв себя руками. В опустевшей квартире, кажется, ещё холодней.       Изая не уверен, когда именно это началось, но в последнее время он постоянно мёрзнет. Температуры нет – проверял. Он вспоминает, что, чтобы согреться, нужна физическая нагрузка, и начинает прыгать на месте, потом бегает, приседает, кувыркается. Минут через двадцать устаёт, но не согревается. Недолго лежит, отстранённо глядя в потолок, потом идёт на кухню и заваривает горячий чай. Заматывается в плед и в самой маленькой комнате, свернувшись на диване с обжигающей чашкой в руках, включает телевизор.       Персонажи мультиков ведут себя одинаково неестественно, а герои сериалов – ещё и глупо, поэтому вскоре он, сдавшись, останавливается на новостном канале и пересматривает по кругу одну и ту же программу – видимо, со вчерашнего дня в мире ничего нового не произошло. Не страшно, через часик уже пора обедать, а там будет новый выпуск.       Изая думает о том, что однажды пойдёт в школу – поскорее бы. Там наверняка будет интереснее. И теплее. В школе же много людей.

***

      В роддоме тесно и пусто: отца уже впустили в палату, его – нет. Изая прячет руки в карманы, потом под мышки. Очки сползают с переносицы, но вынимать пальцы из тёплого места не хочется, и он не обращает внимания. А с линзами, наверное, удобнее, – приходит в голову. Хотя мама пробовала, и ей не понравилось. Надо будет спросить.       Где-то хлопает окно, и на короткое время в коридоре появляется сквозняк. Изая ёжится и встаёт с металлической лавки.       Наконец, открывается дверь, и из-за неё выглядывает лицо отца.       – Можешь зайти, – почему-то шёпотом говорит он. И, чуть нахмурившись, уже строже добавляет: – Куртку только сними.       Изая повинуется. В палате, как ни странно, просторней, зато и шумнее. Мама тепло улыбается сыну, и он подходит ближе, разглядывая два свёртка у неё в руках. В свёртках копошатся и хнычут красные сморщенные комочки плоти.       – Это твои сестрички, Изая.       Изая не знает, что сказать. Он прячет озябшие ладони глубже в рукава водолазки и спрашивает:       – Как их зовут?       – Мы с папой ещё не решили, – признаётся мать. – Мне нравятся имена Курури и Курами, а ему – Ичиру и Маиру. Ну, а ты что скажешь?       Изая дёргает плечом.       – Не называйте похоже, – просит он. – Это же скучно.       Мать тихо смеётся:       – Наверное, ты прав, – и протягивает свёртки им с отцом. – Возьми, не бойся. Это старшая.       Изая принимает сестру из рук матери, копируя движения отца, аккуратно подкладывает ладонь ей под голову. Девочка дёргает перед его носом выпутавшейся из пелёнок ручкой. Она кажется неимоверно хрупкой и тёплой.

***

      По пути домой Шинра непрерывно болтает, и Изая слегка раздражается, потому что болтовня его по большей части – малоосмысленное восхваление любимой, о которой Орихара слышал уже запредельно много хорошего, но ничего конкретного. Похоже, эта загадочная возлюбленная живёт с ним вместе и даже уже работает. Видимо, потому Шинра так и воодушевился, да и Изае помимо воли передалось его волнение. В конце концов, ему интересно, что за женщина могла проникнуть так глубоко в сердце того, кто вообще не интересуется людьми.       Впрочем, Орихара, у которого уже начинала болеть голова, не слишком расстроился бы и дальше оставаться в неведении, но ему нужна тетрадь по биологии, потому что он пропустил пару дней в школе, а Шинра, конечно, забыл взять её с собой, а может, и вовсе не читал СМС-ку с просьбой.       Или не взял специально, чтобы показать даму сердца другу и существование друга – даме сердце, но Изае уже лень об этом думать.       – Пекло-то какое, – смилостивившись, меняет тему Кишитани. Он ещё в школе снял гакуран, и теперь расстёгивает верхние пуговицы рубашки. – Тако-о-ое солнце в конце октября! А на тебя смотреть жарко, Орихара-кун! Ты не хочешь хотя бы расстегнуться?       Изая пожимает плечами под плотной чёрной тканью.       – Мне и так нормально.       Шинра, видимо, решив, что отдал долг вежливости, возвращается к прежней теме разговора. Вернее, монолога.       К крайнему разочарованию обоих, таинственной красавицы дома не оказывается: появилась срочная работа. Пока Шинра ищет тетрадь, в прихожую выглядывает только высокий человек в белом халате и противогазе. Изая прикусывает щёку изнутри, чтобы сохранить серьёзное выражение лица. Надо было догадаться, что кто-то вроде Шинры в нормальной семье вырасти не может. Орихара мельком думает, насколько это относится к нему самому.       Когда Кишитани-младший возвращается, победно размахивая всё-таки найденной тетрадью, Изая коротко благодарит, прощается и задерживается перед дверью на мгновенье дольше нужного, пытаясь сохранить в памяти витающее по квартире смутное ощущение тепла.

***

      Уже вечером заметно холодает, а ставшее вдруг ниже небо затягивает серым пушистым одеялом, поэтому Изая с чистой совестью надевает куртку и советует сёстрам сделать то же. Вообще-то, они вполне могут погулять и без его присмотра: во дворе-то заблудиться сложно, и ключи им уже можно доверить – Изая точно знает, сам ведь их воспитывал. Но мама не верит, и отец рассердится, если отпустить одних, а ссориться с ними совсем ни к чему, поэтому он бредёт по лестнице вслед за убежавшими вперёд девочками и садится на скамейку в самом углу площадки, откуда хорошо видно весь двор. Дети ведут себя почти одинаково, и он уделяет больше внимания взрослым, выгуливающим своих отпрысков. Экзаменует себя: пробует предугадать, что и кому они скажут, с какой интонацией, в каких выражениях. Изая всех их уже неплохо изучил и запомнил, хотя почти ни с кем сам не говорил. И всё равно порой ошибается, потому что у этого деда-слесаря из соседнего дома болит с утра спина, и он зол на весь мир, а вон той молодой учительнице из первого подъезда подняли зарплату, и теперь она, счастливая, купив сыну пакетик леденцов, отправляет его угостить всех детей на площадке. К Изае мальчишка тоже подходит, видимо, потому, что часто болтается с Маиру и Курури и запомнил их брата.       Орихара растирает плечи ладонями, пытаясь хоть немного согреться на пронизывающем ветру. Он не любит сладкое, но берёт две конфетки, чтобы откупиться от сестёр, если пристанут, и прячет в карман.       Они и правда подбегают через несколько минут, садятся рядом, дёргают за рукава. Маиру – он и сам не уверен почему, но знает, что это именно Маиру – жалуется на какого-то задиру, который дёргает их за косички.       – Ну, так отомстите ему, – советует Изая.       – Это же некрасиво, – неуверенно возражает она.       – И что? Отомсти красиво.       – И у него нет косичек, – с сомнением добавляет Курури.       Изая фыркает:       – Проявите фантазию! Я, что ли, за вас придумывать должен? – Он отыскивает глазами обидчика в толпе детей и пытается припомнить, что за ним замечал. – Это не он, кстати, лягушек боится?       Сёстры растерянно переглядываются, а затем, просияв, убегают. Они всё делают совершенно синхронно, не отставая друг от друга ни на полмгновения, и Изая думает, что это даже скучно. Впрочем, наблюдая, как незадачливый драчун в слезах бежит к матери, он чувствует некоторое удовлетворение собственными педагогическими способностями. Интересно, где они нашли лягушку в центре города вдали от реки?       Толстая тётка, утешив сына, яростно взирает на него.       – Что-нибудь не так? – вежливо интересуется Изая и, получив в ответ полную праведного гнева тираду о неправильном воспитании всяких маленьких вредных девочек, разводит руками: – А что они сделали плохого? Нашли зверушку и поделились радостью с другом? – некоторое время с удовлетворением наблюдает, как тётка раздувается и краснеет, и припечатывает: – В воспитании мальчиков вы явно разбираетесь хуже, да?       Он ещё некоторое время с искренним интересом выслушивает прочувственные речи мамаши, время от времени отстреливаясь короткими фразами. Наконец, тётка отстаёт, отчасти урезоненная другими родителями, которым надоел шум, отчасти устав сама. Изая провожает её взглядом и щурится через линзы на красноватый свет солнца, пробившегося через дырку в так и не разразившихся дождём тучах.       Он думает о том, что у родителей появилась перспектива через пару лет работать за границей. Это прибыльно и, наверное, очень интересно. Изая хочет поехать с ними. Он хорошо знает английский и немножко русский, так что, может быть, они возьмут детей с собой. А может, возьмут только сестрёнок. А скорей всего, не возьмут никого, потому что он перейдёт в старшую школу, и можно будет с чистой совестью оставить девочек на него уже окончательно. Хотя, вряд ли это будет сильно отличаться от их нынешней жизни, потому что родители и так появляются дома только по ночам и воскресеньям, и то не всегда.       Снова подбегают сёстры и виснут на рукавах. Интересно, у них тоже через несколько лет начнёт падать зрение? Это, видимо, наследственное, а глаза у близняшек такие же, как у них с матерью, ярко-карие, отливающие порой красным. Хотя Изая не уверен, что близорукость наследуется вместе с цветом глаз. В конце концов, он мог и сам испортить себе зрение искусственным светом экранов и ночным чтением.       – Иза-нии, Иза-нии, ты совсем замёрз!       И правда, он и сам не заметил, что сидит съёжившись, вжав голову в плечи и обхватив себя руками.       – Побегай с нами, – предлагает Курури и тянет за левую руку, Маиру тут же повисает на правой. – Сразу согреешься!       Бегать Изая не хочет, всё равно не поможет. И он устал. И ему ещё переписывать биологию.       Сёстры не настаивают. Перестают дёргать и берут его окоченевшие ладони в свои, тёплые. И тянут теперь уже домой.

***

      Изая не ошибается, и после его выпуска из средней школы они остаются в доме втроём. Сначала созваниваются с родителями ежедневно, потом всё реже, ограничиваясь немногословными СМС-ками, и к церемонии начала учебного года связываются только по самым важным вопросам.       В младшей школе церемония начинается в полдень, а в старшей как раз к этому времени заканчивается, поэтому Изая утром оставляет сестёр в ближайшем парке и идёт в Райджин. Форма там необязательная, и он продолжает ходить в своём тёплом чёрном гакуране поверх красного свитера. Всё равно он растёт медленно и, наверное, так и останется невысоким и худощавым. Ну и пусть. Шинра, вон, ещё ниже.       Тот тоже пошёл в Райджин, хотя и оказался в параллельном классе, и, когда Орихара сразу после окончания церемонии быстрым шагом идёт к лестнице, окликает и догоняет его. Изая, уже на пролёт ниже, оглядывается.       – Рад тебя видеть живым, Орихара-кун, всё мёрзнешь? Хотя, вижу, ты уже научился расстёгивать пуговицы! – поздравляет он, как обычно, непрерывным потоком слов и, не дожидаясь, пока Изая сформулирует достаточно остроумный ответ, продолжает: – Не подождёшь немного? Мы только-только закончили, и я хочу тебя познакомить со своим хорошим другом из младшей школы…       – Тот самый Шизу-чан, о котором ходит столько слухов? – отзывается Изая. У Шинры не так много друзей, чтобы можно было не угадать. – Прости, в другой раз: надо идти.       – Только не называй его так, – кричит Кишитани ему вслед, свесившись через периллы. – Его зовут Шизуо, и он немного вспыльчивый…       Изая не отвечает, хотя краем уха фиксирует предупреждение, и думает, что вспыльчивый – это весело и что определённо назовёт его именно Шизу-чаном. Среди его одноклассников старых знакомых не оказалось и кого-то интересного на первый взгляд – тоже, разве что один парень с проницательным взглядом, кажется, Кадота… Он вспоминает о Накуре-куне – тот пошёл в другую старшую школу, но Изая по-прежнему держит его за горло, потому что Накура трус. О Кине-сане, которого в последний месяц не видно и не слышно, – просто не нуждается в его услугах или попал под раздачу в той истории три недели назад, когда якудза столкнулись с полицией? Будет жаль потерять связь с Авакусу-кай, с ними, конечно, опасно, но невероятно увлекательно. И доходно – деньги, которые присылают мать с отцом, расходуются только на девочек.       Интересно, что скажут родители, если узнают, что их сын работает на якудза? Правильный ответ: они никогда не узнают, хотя бы потому что не спросят.       Улица встречает Изаю горячим солнцем и холодным ветром в глаза, и он всё-таки застёгивает пуговицы. Он бы и летом ходил в куртке, но это будет выглядеть странно. Хотя, наверное, рано или поздно Орихара забьёт на взгляды окружающих, потому что он знает, в конце концов, что действительно странный. Вон, всё тот же Шинра тоже ненормальный – и доволен этим.       Хотя, по сравнению с Кишитани, Изая считает себя очень даже нормальным.       Девочки выбегают ему навстречу ещё на входе в парк – боятся опоздать, хотя брат вроде как рассчитал время. Они и не опаздывают, приходят как раз за десять минут до начала. Изая даже предпочёл бы попозже: стоять единственным подростком в толпе взрослых ему не нравится. Даже ни за кем не понаблюдаешь, потому что все вокруг высокие, и на уровне его глаз в основном спины – к младшеклашкам приходят и отцы. Остаётся только слушать. И церемония неинтересная, хотя Изая от скуки пытается по манере речи определить, что за человек директор, – может, потом получится подтвердить свои догадки по рассказам сестёр.       Он честно выстаивает церемонию, как назло, проводимую снаружи, на ветру, и выслушивает классного руководителя. Мельком отмечает на себе любопытно-сочувственные взгляды: Орихары действительно единственные, у кого пришёл не родитель, а ведь он ещё и в форме средней школы. И невольно хочется уйти поскорее.       Девочки не возражают, и они уходят первыми, сразу же после собрания. Изая помимо воли сжимает горячие ладошки в замёрзших пальцах и сам на себя за это злится. Этак не он их, а они его за ручку водить станут!       – Иза-нии, ты же будешь нас приводить и забирать? – слышит он вопрос Курури и категорично отвечает:       – Нет, конечно.       – Ну-у-у…       – Не маленькие, сами дойдёте, – отрубает брат, резко разжимает руки и прячет в карманы. – Тем более, тут недалеко. Недельку повожу, а дальше – сами.       – А вот Танаку-куна родители привозят, хотя он даже ближе живёт, – надувает она губки. И когда только успели узнать, вроде же даже не говорили ни с кем. Видимо, глупый мальчишка сам озвучил, представляясь.       – Но я же не виноват, что у вас нет родителей… – он собирается продолжить фразу, но неожиданно для самого себя замолкает. Потом добавляет, скрывая собственную неловкость: – Значит, вы будете взрослее, чем Танака-кун. И сильнее, раз он триста метров пешком пройти не может.       Это их устраивает, и на несколько минут девочки замолкают. Потом переглядываются, и Маиру осторожно спрашивает:       – Что не так, Иза-нии? Ты расстроен…       Изае совсем не хочется изливать душу или жаловаться им, поэтому он отвечает полуправдой:       – Скучно.       – С нами скучно? – по-своему понимают девочки и хором тянут: – Почему-у-у?       Изая невольно усмехается. Он, наверное, ответил бы, как любой нормальный старший брат, что просто они маленькие и глупые, или вовсе не ответил бы, но промелькнувшая вдруг в голове идея ложится на язык жестокой, искажённой логикой:       – Вот именно поэтому, – он опускает голову, щурясь, заглядывая в округлившиеся глаза. – Вы же совсем одинаковые. Одинаково одеваетесь, одинаково двигаетесь и говорите, одинаково реагируете на всё. Это же просто бессмысленно, быть абсолютными клонами друг друга, не думаете?       Глядя на их потрясённые лица, Изая понимает, что это всё-таки было слишком, но идти на попятную поздно, да и он в любом случае не стал бы. В конце концов, они же совсем мелкие. Через час уже забудут.       Сёстры переглядываются и молчат. Они знают, конечно, много раз слышали, что братик любит наблюдать за разными людьми, но озвученная только что мысль им в головы никак не могла прийти.       Остаток пути до дома и весь вечер они молчат. И не берутся за руки.

***

      На второй учебный день Шинра всё-таки знакомит Изаю со своим другом из младшей школы. Орихара сначала приходит в восторг, потом, неожиданно для самого себя, – в бешенство. Такое существо просто не может называться человеком. Он чудовище, в буквальном смысле – к такому выводу приходит Изая, и от этого даже как-то легче.       Мысль о том, что руки у Шизуо, наверное, всё-таки по-человечески тёплые, он мгновенно прогоняет, и та больше не возвращается.       Тем более, постоянный озноб перестаёт его донимать. Не исчезает, нет, но уходит на задворки сознания и ощущения, словно войдя в привычку, оставив почти инстинктивное нежелание одеваться легко. Почему только сейчас, спустя десяток лет, – загадка, но Изае и не хочется об этом думать. И так проблем хватает.       Помимо того, что попытки подставить Шизуо (к чести последнего, успешные только в 75% случаев) и удрать от него (успешные чуть меньше) прочно входят в жизнь как естественный элемент распорядка дня, сёстры, несколько суток почти не говорившие с ним, на четвёртый день после церемонии предстают пред его очи с заявлением, что Курури хочет коротко подстричь волосы. Причём объявляет об этом Маиру, неестественно громким голосом, уперев руки в боки и высоко задрав нос. Старшая же, напротив, сутулится, сцепляет руки перед собой, смотрит в пол и молчит.       – Только Курури? – переспрашивает слегка сбитый с толку брат. – Почему бы и нет, конечно, но можно узнать, с чего такие перемены?       Из последовавших сбивчивых, но энергичных объяснений Маиру с редкими вкраплениями односложных комментариев Курури Изая понимает главным образом то, что тотально недооценил своих сестёр. Он не удерживает смеха, но соглашается посильно помочь с реализацией сумасшедшей идеи. Ему интересно, как долго они продержатся.       Изая мысленно даёт сёстрам неделю, но они снова и снова превосходят его ожидания. Наверное, он должен был быть готов к чему-то подобному, в конце концов, он же их брат, он сам их воспитывал, да и разве у него могла быть нормальная семья?       Прорастающее раз за разом чувство вины Изая каждую ночь рубит на корню.

***

      Ещё одной заботой становятся снова вышедшие на связь Авакусу-кай. Непроницаемый голос по телефону представляется как Шики – это немного успокаивает Изаю, знающего имя Шики Харуи от кое-кого из «общительных знакомых», как он именует свои источники, стесняясь слишком громкого для старшеклассника и слишком грубого для Орихары Изаи слова. Шики-сан сдержанно сообщает, что Кине с ним больше работать не будет (у Изаи пока хватает осторожности не спрашивать почему, хотя он догадывается), и вскоре юный информатор лично знакомится с одним из опаснейших людей крупнейшей группировки якудза в Икебукуро.       Работать с Авакусу-кай теперь стало немного сложнее, но и плюсики раздулись, подкормленные его смелостью.       У сестёр занятия кончаются раньше, но они каждый раз упрямо дожидаются его в школе. Изая, верный своему слову, не заходит за ними, но, поскольку младшая школа находится между Райджин и домом, девочки догоняют его, когда он проходит мимо. Брат пару раз ради эксперимента меняет маршрут, обходя школу то с другой стороны, то вообще вне зоны видимости, но Маиру и Курури всё равно встречают его. Изая не спрашивает, зачем и как, но и не гоняет. Хотят – пусть.       Один раз это его спасает, когда Шизу-чан, вроде бы отставший, вдруг появляется за его спиной. Расслабившийся Изая даже не сразу замечает это, отвлёкшись на болтовню Маиру, и оборачивается только на полный ярости оклик. Начать удирать прямо сейчас будет совсем неудобно, и он решается сделать ставку на человеческую составляющую этого чудовища.       – Кто это, Иза-нии? Он так грозно кричи-и-ит!       – …Страх?..       Изая кладёт руки на плечи девочек, затаив дыхание, со спокойной маской смотрит в глаза своему врагу. Тот резко тормозит, недоверчиво бормоча: «Сестры?» На лице – растерянность. Не побежит, заключает Изая, окончательно успокаиваясь.       – Прости, Шизу-чан, я сегодня занят. В другой раз поиграем, – чеканит он и отворачивается. Отвечает сёстрам: – Потом расскажу.       Шизуо действительно не пытается его догнать в этот день. Он, в отличие от самого Изаи, замечает, что, когда Курури и Маиру, удаляясь, взяли брата за руки, тот непроизвольно сжал их пальцы в ответ.

***

      Время в старшей школе летит быстро, незаметно. Драки со вспыльчивым Шизу-чаном, споры с честным Дотачином, залечивание ссадин у Шинры, подозрения кое-кого из учителей, работа на Авакусу-кай и всё более нестабильные отношения в семье – всё закручивается водоворотом, накрывает с головой, сдавливая дыхание. Орихара доволен своей жизнью, он сам пожелал её такой сделать, так что жаловаться – грех. Хотя не то чтобы он хотя бы веровал.       На втором году Изае приходит в голову мысль, что столь тесное взаимодействие с подпольными организациями может поставить под удар не только его самого. Он, поразмыслив, подкидывает эту идею Маиру, одновременно обратившись за подсказкой к одной профессионально драчливой знакомой, и младшая из близняшек теперь опробует каждый вновь выученный приём на старшем брате. Изая смотрит на эту ситуацию позитивно: теперь он тоже разбирается в боевых искусствах. А то Микаге-чан, как ни грозилась, всё-таки ни разу не попыталась его избить.       У обеих сестёр всё-таки портится зрение, и младшая надевает очки, а старшая, по примеру брата, – линзы. Они верны своим образам, и это вызывает у него определённое уважение. Потом Курури, ненадолго углубившись в химию, находит средство самозащиты без его подсказки, и Изая чувствует облегчение: по крайней мере, тем, кто попытается шантажировать его через семью, придётся попотеть.       Окончив школу, Изая идёт в университет. Не то чтобы ему было нужно высшее образование для такого образа жизни, но смысл в этом есть. Во-первых, чтобы крепче взяться за Накуру, который, кажется, почти решил, что буря миновала, а во-вторых, для родителей, изредка вспоминающих, что у них есть дети, за которыми бы неплохо иногда присматривать или хотя бы что-нибудь с них требовать. Те даже не спрашивают о факультете. Деньги на девочек, впрочем, посылают стабильно.       Сёстрам Изая объявляет, что живёт с ними до окончания младшей школы, а вот со средней – давайте-ка сами. Конечно, он будет им немного помогать, но вы же взрослые, самостоятельные, взаимодополняющие – справитесь. И они справляются, хотя тоже ставят условия, мешают работать, и все трое учатся идти на компромисс.       Он всё-таки начинает носить куртку круглый год. Куртка на самом деле тоже не греет, но хотя бы создаёт иллюзию тепла. И Изая к ней привык. И к холоду тоже привык, так что перестал замечать. И так и не спросит себя, что же всё-таки его греет.