Хрустальные башмачки для злой мачехи

      – Приходил Рафаэл, – сообщает мне Иван, когда я просыпаюсь. Первое, что я замечаю, – он полностью одет, а сквозь зашторенные окна пробиваются тоненькие лучики солнца.       – Я долго спала… – произношу я без вопросительной интонации в голосе; мне не нужны часы, чтобы убедиться в том, что уже далеко за полдень.       – Приходил сеньор Рафаэл, – повторяет Иван. Он продолжает стоять у окна, всем своим видом демонстрируя невозмутимость и безразличие; а его глаза жадно скользят по моей обнаженной груди. Я не изображаю смущение и не поправляю сползшую простыню.       – Так непривычно просыпаться совсем без одежды. Даже в детстве мне запрещали ложиться в постель, не надев рубашки… – я ловлю себя на мысли, что мне нравится дразнить его. – Ты не нашел моей ночной рубашки, Иван? Или… ты решил, что ее и не стóит искать?       – К тебе приходил твой муж, Кристина, – голос Ивана по-прежнему ровный, а тон уважительный и нейтральный, и я невольно вспоминаю, что бóльшую часть своей жизни этот гордый и своевольный юноша вынужден был работать шофером, год за годом осваивая нелегкую науку – скрывать свои чувства, прятать и обламывать амбиции. Быть незаметным и оказываться рядом в нужную минуту – главное и единственное, что господа требуют от прислуги. Ну, и конечно, держать язык за зубами, дабы за порогом дома никто и никогда не узнал о секретах и порой вовсе даже не маленьких хозяйских слабостях…       Я решаю больше не мучить мальчика и выскальзываю из постели, пытаясь размять одеревеневшие после долгого сна мышцы.       – У тебя плохая память, Иван? – спрашиваю я, приближаясь к нему; провожу пальцами по лацкану его отутюженного пиджака, и шофер исчезает из комнаты, будто его тут никогда и не было. Руки Ивана властно и требовательно обхватывают меня за талию и чуть пониже нее, и он прижимает меня к себе, так крепко, что у нас обоих перехватывает дыхание. Я покоряюсь – с готовностью и наслаждением, смехом встречая появление мужчины, который вчера ночью любил меня прямо посреди гостиной. Своего мужчину… Тем не менее, я пытаюсь продолжить диалог, с удивлением отмечая, как буднично и спокойно звучит мой голос, несмотря на бушующее внутри меня пламя. – Разве еще вчера мы не выяснили, что у меня нет мужа?       – По закону он будет оставаться твоим мужем, Кристина, пока ты не поставишь свою подпись на документе. В присутствии свидетелей и адвокатов. Да еще и с разрешения судьи!       Я слушаю Ивана, но скольжение шершавой ткани его костюма по моей обнаженной коже превращают произнесенные им фразы в бессмысленный набор слов.       – Я подпишу все бумажки, как только мне их дадут, – сглотнув, выдавливаю я из себя, и собственный голос слышится мне словно издалека… Его губы лишь усугубляют ситуацию, слегка касаясь основания моей шеи, и начинают медленно продвигаться выше, прокладывая дорожку из нежных, невесомых, сводящих с ума поцелуев… Я вспоминаю о необходимости дышать, только когда Иван на мгновение отстраняется от меня, чтобы заглянуть в мое лицо.       – Я заставлю тебя подписать эти бумаги, даже если мне придется силой вложить ручку в твои пальцы и самому водить твоей рукой над бумагой, – растягивая гласные, произносит Иван, медленно, но уверено; и его слова сладостной тяжестью оседают внизу моего живота. Госпожа и слуга поменялись местами. Но, не смотря на слабость в ногах и отсутствие в голове хотя бы одной связной мысли, я сознаю единственную актуальную для меня сейчас истину – четко и ясно, принимая ее без тени сомнения и возражений, – все богатства мира я отдала бы за возможность быть рабыней этого мужчины. Я не хочу быть хозяйкой, да и Иван больше не мой шофер…       – Для тебя это так важно, Иван? – Я не могу не задать этот вопрос. Мой голос звучит глухо, и я из последних сил пытаюсь собрать в кулак последние оставшиеся в голове мысли. – Ты сомневаешься во мне? Ты – мой единственный мужчина, другого нет и не будет…       Его возможный ответ пугает меня, но… не сильно. Я, человек, не доверявший в своей жизни никому, даже самой себе, верю этому мужчине, верю безоговорочно; и мое доверие непоколебимо, оправдано и безгранично.       – Для меня важно другое, – отвечает Иван, в паузах между словами лаская губами мочку моего уха. Эти медленные поцелуи – словно пытка, они сводят меня с ума, я больше не могу ждать, но Иван крепко держит меня, и я не могу даже пошевелиться… Мое желание настолько сильно, что я не в состоянии думать о чем-то еще, и смысл произнесенной им следующей фразы не сразу доходит до моего затуманенного сознания.       – Кристина, твоя свобода важна для меня потому, что я собираюсь жениться на тебе, как только твой развод будет оформлен, – говорит Иван и, не дождавшись понимания в моих глазах, смеется, прижимая меня к себе – осторожно и нежно, словно хрустальный сосуд, способный разбиться от одного неверного движения. – Я никогда не думал, что сделаю предложение в такой ситуации. По меньшей мере, я рассчитывал на то, что моя избранница будет одета в свое самое нарядное платье… знаешь, чтобы отдать дань торжественности момента… Ну или хотя бы, что она вообще будет одета.       – Предложение? – выдыхаю я, и сказать, что я шокирована его словами, значит, не сказать ничего! Мое состояние ближе всего к трансу; я не знаю, что думать, и я полностью лишаюсь дара речи. Выйти замуж?! За Ивана…       Если бы еще вчера он сделал мне предложение, я расхохоталась бы ему в лицо. И ни на секунду не сомневалась бы в своем ответе. «Нет, я никогда не стану женой нищего шофера!» – таким и только таким мог быть мой ответ… вчера.       Я впервые задумываюсь, на какие деньги, поженившись или не поженившись, мы будем жить. И поражаюсь, что мысль о деньгах пришла в мою голову только сейчас. А Иван словно подслушивает мои мысли:       – Я найду работу! На первое время у меня есть кое-какие сбережения, кроме того, родители оставили нам с Зулмирой небольшой домик, он стóит немного, но, если сестра согласится его продать…       Я слушаю его и понимаю, что мне нет никакого дела, где и на что мы будем жить. Главное – это быть вместе, а деньги… деньги всегда найдутся. В конце концов, кое-какое наследство досталось и мне. Эта квартира, например… весьма и весьма дорогая квартира…       На моих губах расцветает улыбка, но Иван неверно трактует ее смысл.       – Нет, Кристина! Ты ничего не возьмешь у своего мужа! Скорее я пойду на улицу грабить прохожих, чем позволю тебе взять у этого ублюдка…       – Иван… – Я аккуратно высвобождаю свою руку и прикладываю пальцы к его губам, призывая к молчанию. Нехотя, но Иван подчиняется. Все еще улыбаясь, я спокойно встречаю его злой взгляд; но злость направлена не на меня, и я ни секунды в этом не сомневаюсь. – От «этого ублюдка» мне ничего не нужно. Я не хочу его денег. Они достались бы мне слишком дорогой ценой…       Мне не нужно заканчивать фразу, Иван понимает меня без слов.       – Шшш… – Он бережно прижимает к себе мою голову, и мои слезы лишают его открахмаленную рубашку девственной белизны. – Дона Дебора сама сделала свой выбор…       Я изо всех сил трясу головой, чтобы он замолчал. Я не готова к этому разговору. Знаю, что отложить его не удастся, что уже сегодня мне придется лицом к лицу столкнуться с неизбежным… но не сейчас! И я пытаюсь максимально отсрочить свое горе, что получается, но не до конца, потому что на периферии сознания я постоянно думаю и не могу прекратить думать о матери. Моя потеря слишком велика. Я потеряла мать, подругу, соратницу, единственного близкого мне человека, и если бы не Иван, сейчас я стояла бы на пороге тотального одиночества. Потому что кроме него и матери у меня никого не было и нет.       – Кристина, – тихо зовет меня Иван и легонько дует мне в волосы, словно отгоняя от меня горькие мысли. – У меня небольшая проблема. Я сделал предложение самой красивой обнаженной девушке на свете, а она, по всей видимости, не находит слов, чтобы послать меня ко всем чертям.       – Похоже на то, что у твоей обнаженной девушки ограниченный словарный запас… может быть, она просто блондинка? – неуклюже пытаюсь отшутиться я, и мои слова звучат глухо, потому что я по-прежнему прячу лицо на его груди. Я старше Ивана, но сейчас, в его руках, я чувствую себя девочкой, маленькой и избалованной любовью; эти ощущения новы для меня: ни в детстве, ни став взрослой, я никогда не испытывала ничего похожего; и я прижимаюсь к нему, одурманенная его близостью и незнакомым мне чувством защищенности, а он убаюкивает меня в своих объятиях.       – Ты выйдешь за меня замуж, Кристина? – шепчет он мне в волосы, и мое сердце замирает, чтобы через мгновение забиться с утроенной силой.       – Только не становись на колени, а то я и так чувствую себя дурой, – произношу я, не испытывая и тени смущения или неловкости. Мне настолько комфортно рядом с Иваном, что у меня не возникает потребности скрывать или украшать себя тканью.       – Да, – говорю я ему. – Я выйду за тебя замуж, Иван.       Я говорю, а перед моими глазами стоит воспоминание-образ – коробочка, переданная мне в руки, дорогое кольцо, которое мужчина, сидящий напротив меня, – самый дорогой для меня мужчина, как я наивно полагаю, основываясь на своем не соответствующем возрасту жизненном опыте, – не собирается надевать мне на палец. Безразличный взгляд мужчины, и мои попытки обмануть себя и его – так мастерски сыграть детский восторг, чтобы, прежде всего, самой поверить, что кольцо, которое я сама вынуждена надеть на свой палец, – это счастье. Счастье, а не оскорбление.       С точки зрения соблюдения правил хорошего тона, предложение, сделанное мне Рафаэлом, было обставлено безупречно. Было выбрано красивое место, мы подобающе оделись, кольцо, купленное им, соответствовало моменту и нашему социальному статусу, хрусталь сверкал, открахмаленные скатерти благоухали чистотой и тоже были безупречны. Как и шампанское, что мы пили, и как розы, что украшали наш стол… А вот с точки зрения влюбленной и любимой женщины, предложение Ивана, которое скорее было похоже на шутку, чем на серьезно взвешенный и обдуманный шаг, – не просто казалось идеальным предложением руки сердца, оно им и было.       Предложение Ивана – лучшее, что случилось со мной в этой жизни. Застигнув меня врасплох, Иван снова преподал мне очень ценный урок, доказав, что антураж и самые красивые ритуалы, придуманные людьми, ничто, если в сердце нет главного – любви.       И прежде чем губы Ивана завладели моими, лишив меня возможности сказать три слова, которые я хотела, но так и не смогла произнести вчера вечером, я поднимаю лицо вверх и встречаюсь взглядом с его горящими, абсолютно счастливыми глазами.       – Я люблю тебя, – говорю я и отдаюсь во власть самого сладкого поцелуя в своей жизни. И мне кажется, что он длится вечность, наш бесконечно сладкий поцелуй…