Мелочи

Дитфрид видит монстра, спокойно стоящего посреди суетливой толпы морского порта. Яркое солнце скользит по её платиновым волосам, по броши у горла, сияющей рассеянным изумрудным светом. Соленый бриз колышет подол прекрасно сшитого платья, а её лазурные глаза устремлены куда-то далеко: она смотрит на пару чаек в небе. Его от этого воротит. Она поворачивается, и он отрывистыми шагами приближается к ней с едва сдерживаемой яростью. «Как ты смеешь?» — спрашивает он, чувствуя, как злость огнем разливается по горлу, вязнет на языке. Ненависть хороша. Благодаря ненависти он может справиться. Ненависть помогает ему стоять прямо, бросая вызов существу, которое пугало его, которое любил его брат. «Капитан Дитфрид, » — говорит она, на лице отражается слабый проблеск удивления. «Прошу прощения, я не поняла Ваш вопрос.» «Ты убила так много людей, так много разрушила, » — увидев чемодан, который она держит, он вскипает от гнева. «Что ты здесь делаешь?» «Я автозапоминающая кукла…» Резкий иронический, холодный смех. Он знает, что его охранники смотрят, но они остерегаются его. «Теперь пишем письма?» — издевается он. «Руками, что оборвали столько жизней? О, извини, не теми самыми руками, но в конце концов они будут такими же. Отвратительно.» На секунду она запинается. «Майор Гилберт…» «Гилберт мертв», — выпаливает он, и теперь его руки трясутся. «Как ты смеешь его вспоминать? Ты убила его.» Он не хочет видеть, как она вздрогнула, не хочет видеть, как отшатнулась, будто в неё вонзили нож. Он разворачивается на пятках и резко направляется к своей повозке, за его спиной, притихнув, идут охранники. Если позади него она, всхлипывая от рыданий, произнесет имя его брата, если закричит так, будто весь мир рухнул, он не услышит. От отчаяния его злость оцепенела. От горя его уши больше не слышат.