История о ком-то другом

Во время очередного перерыва он ловит её за локоть и сквозь толпу тянет к выходу из Четвертой. Стакан в руке Рыжей зажат крепко, но от такого бесцеремонного обращения расплескивает горькое содержимое во все стороны, пока она, не сопротивляясь, следует за Рыжим, то и дело легко перескакивая через кого-то лежащего или раскиданные на полу вещи. Он же, кажется, не видит перед собой ничего и никого и уже пару раз наступил на чьи-то конечности: вопли и ругательства, адресованные ему, растворились в гуле голосов и гремящей музыки. В коридоре он наконец останавливается и отпускает руку Рыжей, которая деликатно не ставит ему в упрек наливающиеся на локте синяки — отметины на память. Она облокачивается на стену и отводит взгляд, потягивая из стакана то, что Шакал, сильно погорячившись, назвал текилой, а на деле напоминающее чистый самогон, слегка разбавленный лимонным соком. На Рыжего, пока тот в нерешительности переминается с ноги на ногу, даже не смотрит, предпочитая не провоцировать конфликта. Зрительный контакт наладить с этими очками возможным не представляется: у него всегда будет преимущество; снять — тоже пока не вариант, не дастся. Слишком уж обиженный и оскорбленный у него до глубины души вид. Вид побитого щенка, которого бросила любимейшая хозяйка, осталось только заскулить для полного сходства. — В чем дело, Рыжий? — Спрашивает наконец, потупившись в свой стакан и помешивая в нем маслянистую жижу изжеванной трубочкой. — Мне казалось, ты понимаешь, что я ухожу…. «…с ним» — слова, которые она не решается озвучить, виснут в воздухе и оказываются практически физически ощутимы ими обоими, в чем Рыжая утверждается, когда он неприязненно ежится и складывает руки на груди. Нельзя сказать, чтобы она не ждала чего-то подобного. Скорее наоборот. Слишком уж предсказуемо ведет себя Рыжий, слишком по-своему, что даже немного подозрительно и странно. Вот уж кто всегда любил действовать наперекор самому себе — так это Смерть. В этом случае более ожидаемым исходом был бы тот, при котором он смотался, не попрощавшись, отмечая в последний раз свою «полную независимость» от неё, как всегда любил делать. Парадокс. Рыжий как-то нетерпеливо молчит и теребит на шее связку куриных костей, сухо постукивающих друг о друга. Стекла очков отражают слабый свет свечей, льющийся из приоткрытых дверей Четвертой; сложно сейчас представить, что эта зеленая заслонка скрывает под собой теплые ангельские глаза её Смерти. Рыжая подавляет в себе внезапно проснувшееся предательское желание подняться на цыпочки (он всегда был выше) и дернуть за дужки. Не дастся. — Ты же не хотела сбежать, не попрощавшись? — Голос Рыжего звучит на удивление уверенно, если учесть его заметно дрожащие руки и алеющую на многократно покусанных тонких губах полоску крови. У него неестественно прямая спина, он не сутулится и смотрит на неё с высоты своих ста семидесяти трех сантиметров сквозь стекла очков. Единственное, что он может сейчас контролировать — голос. Рыжая чувствует себя пойманной на месте преступления, она давится алкоголем и дает Рыжему повод поиграть в старшего брата и отобрать у подвыпившей сестрицы стакан. Но все происходит только потому, что она позволяет ему это делать. Сама. Он все понимает, и в этот момент она даже радуется, что не может видеть его глаз и того, что в них отражается. Он ведь всегда ненавидел это неравенство между ними, непреодолимую пропасть. У Рыжего в голове что-то неясное творится, он сует руки поглубже в карманы, смотрит прямо перед собой, но не видит ничего. Глаза жгут невыплаканные слезы, которые Рыжая не увидит — он не умеет плакать, — он плечом поправляет сползающие на веснушчатый вздернутый нос очки. «Ты же понимаешь, почему я не могу уйти с тобой» — хочется закричать ему. Хочется, чтобы она осознала, как нечестно поступает, оставляя его, решая все за обоих. Но чем громче у него желание заявить об этом, тем проще, он думает, просто промолчать. В дверном проеме мелькает чей-то силуэт, Рыжая вздрагивает — узнала в нём Лорда. Рыжий, впрочем, тоже, и он едва удерживается от едкого, вертящегося на языке вопроса: «да чем же он лучше?»; вот только он и сам прекрасно знает, чем. Да всем. — Ты не вернешься, — это не вопрос, поэтому она молчит, а он с надрывом продолжает. — Ты бросаешь меня. — А ты повторяешься, Смерть. — Со свистящим выдыхаемым через губы воздухом произносит она, спиной отталкиваясь от стены. — Мне жаль. Рыжий инстинктивно отстраняется назад. Скорее по привычке, чем от обиды. Всего два слова, но это конец, точка невозврата, рубеж. Слова сказаны, игра окончена. Не то, чтобы он всерьез думал, что сможет её переубедить, но разочарование все равно волной захлестывает его, льдом обдает разгоряченную душу. Поэтому он даже не противится, когда она встает на цыпочки и, одной рукой крепко вцепившись в рукав его цветастой рубашки, пальцами другой цепляется за дужку очков и тянет вниз. А потом она тонет. Привычным жестом подхватывает Рыжую под локти, не позволяя отстраниться, и какой-то мучительно долгий для неё и отвратительно короткий для него миг они смотрят друг другу в глаза. Она читает в его теплом взгляде тысячи невысказанных слов, которых в равной степени всегда боялась услышать и не дождаться, и молчит. — Знаешь… — неуверенно начинает Рыжий, запинаясь. Этой запинкой она и пользуется, не позволяя ему продолжить. Резко переносит вес на все еще её удерживающие руки, снова встает на цыпочки и легко касается его губ своими. На её — терпкий вкус алкоголя, на его — острый крови. После не отстраняется, заглядывает в глаза и грустным тихим голосом, не оставляющим вопросов и не терпящим пререканий, произносит: — Знаю. Рыжий кивает и закрывает глаза, перед которыми пятнами расплываются яркие цвета, несколько секунд молчит, стараясь запомнить её запах, приятное тепло дыхания в районе шеи и с каждым мгновением предательски тающее ощущение от прикосновения губ. Рыжая все понимает и дает ему время. Они всегда друг друга понимали без слов. Она медленно отстраняется и отпускает его руки, босыми пятками глухо ударяя по полу. Ждет, пока Рыжий откроет глаза, а затем решительно протягивает ему очки, цепким взглядом ежевичных глаз фиксируя в памяти его карие прежде, чем он снова их спрячет под тошнотворно зелеными стеклами. Они прощаются так же молча и быстро, потому что она не хочет долгих проводов и лишней мишуры, а он старательно отворачивается, как будто боится, что может заплакать (оба прекрасно помнят, что плакать он не умеет), от внимания Рыжей это не укрывается. Когда она готовится уже уйти, на её плечо ложится чья-то теплая ладонь. Рыжая быстро дергает головой и встречается взглядом с Лордом. Он одобрительно слегка сжимает пальцы, и тепло улыбается ей, а потом, дождавшись, пока Рыжая, правильно истолковав этот жест, вывернется из-под его руки и скроется во тьме коридора, смотрит на Рыжего. — С ней все будет в порядке, — обещает Лорд. — Я всегда буду рядом. Рыжий нервно кивает, все так же избегая взгляда: — Уж постарайся. Я тебя оттуда достану, если с ней не все будет в порядке. А я могу, ты знаешь. Лорд знает. Они еще несколько секунд молчат, а потом, поджав губы и коротко кивнув на прощание, Лорд ловко разворачивается и, опираясь на костыли, исчезает во тьме вслед за Рыжей. Рыжий провожает их взглядом, а потом резко срывается с места и быстрыми шагами возвращается в галдящую Четвертую. Выпить мешанину Шакала ему сейчас не помешает.