Начало всадников

      На следующий день, когда солнце уже опустилось за горизонт, Муртаг, собрав свои вещи, попрощался на холме со своими близкими и ушёл вместе с Нар Гарцвог.       Немногим ранее друзья договорились, что после возвращения полуэльфа Луна и Сапфира полетят в Эллесмеру, ведь перед возвращением к варденам молодые всадники, как и пообещали, вернутся в эльфийскую страну и закончат обучение.       Сейчас же ночная вестница находилась со своей сестрой в лесу, пока голубая дракона охотилась вместе с Торном и Шадоу. Девушка пыталась связаться с ночным светилом и получить хотя бы маленькую капельку энергии.       Но что-то мешало. Какой-то барьер, не дававший установить связь со спутником Земли, держал аликорна на расстоянии. — Не вышло, — спокойно, но с нотками недовольства в голосе сказала девушка. — Немного странно, что у тебя не выходит, ведь… — …ведь я пробыла тысячу лет на луне, и связь у меня должна быть сильнее, чем у кого-либо, — перебила старшую сестру младшая. — Не забывай, Найтмер, возможно, черпает свою магию от неё и не подпускает меня.       Солнечная принцесса немного нахмурилась, отойдя от дерева, о которое она опиралась пару минут назад, и сказала: — Может, поговорим?       Луну передёрнуло, будто от разряда тока. Подняв взгляд, она холодно взглянула на сестру. Так вестница ночи смотрела на неё только из-за одной темы, которую сейчас Тия и хотела поднять. — Зачем? — спросила всадница. — Затем, что мы всё время пытаемся отложить этот разговор, — ответила Селестия.       И это так — два года принцессы Эквестрии старались избегать этой темы, осмысленно, неосмысленно — это не важно, но обе пытались. — Всё равно не понимаю зачем, — ответила на эти слова аликорн. — Повторюсь: затем, что мы всё время пытаемся отложить этот разговор. — И? — Луна, — со вздохом произнесла вестница дня. Подойдя к оборотню, Тия присела рядом. — После заключения прошло два года. Да, я знаю, что бывают такие вещи, которые трудно пережить, а рассказать о них — ещё труднее. Но я хочу знать, что с тобой там происходило. — А что ты хочешь узнать? — невозмутимо спросила напарница Сапфиры. — Тия, я бы рассказала тебе, но что мне рассказывать? Я тысячу лет спала. Стала частью ночного светила и спала. Всё. Больше ничего не происходило.       А Селестии после этих слов стало как-то не по себе. Ведь из-за её глупости пострадала её младшая сестра. Проспала тысячу лет. Возможно, если бы Селестия не была эгоисткой, не заботилась о своих проблемах, то этой битвы с Найтмер Мун не было бы. Даже Алагейзия не пострадала бы от рук Гальбаторикса, он был бы мёртв, орден всадников жив, а Луна, Сапфира, Муртаг, Торн, Киллиан и Шадоу, возможно, сейчас обучались бы у профессионалов, а не у эльфов. Бром не потерял бы свою дракону, и даже, возможно, сама Тия стала бы всадницей.       Увидев виноватые щенячьи глаза напротив, вестница ночи поняла, что вот так не надо было говорить. Возможно, она это всё потихоньку забывала, но Селестия никак не забудет, из-за чего пострадала Эквестрия, как и заточение на тысячу лет. Но что бы там ни было, горький привкус навсегда останется. — Я не обвиняю тебя, — нежно сказала девушка, положив руку на белоснежное крыло и проводя ею вниз. — Но горькое послевкусие всё равно останется у всех. Может, продолжим? — для большей убедительности она улыбнулась.       Императрица дня улыбнулась краешками губ. Встав, она отошла от сестры, кивнув в знак согласия.

***

      Они бежали весь день, ночь и следующий день, останавливаясь только чтобы попить и облегчиться. Лишь в конце второго дня Нар Гарцвог попросил привал.       Муртагу первому не хотелось говорить об остановке, хотя он был так же голоден и изнурён, как и кулл. Но, как сказал Торн, чем он быстрее дойдёт до гномов, чем быстрее решит проблему с ними, тем скорее они вновь встретятся.       Договорившись с ургалом, всадник стал разводить костёр, пока военный лидер своего племени отправился добывать им еду.       Поборов усталость, Губитель Шейдов кое-как собрал хворост и продолжил ворчать на Насуаду. Встав на колени, сын проклятого развёл-таки костёр и довольно уселся рядом, наслаждаясь отдыхом.       Нар Гарцвог вернулся через час с огромной тушкой лани.       Всадник красного дракона встал, чувствуя, словно его суставы окаменели, и споткнулся о кулла. — Ты намерен приготовить её на вертеле? Или ургалы едят сырое мясо?       Лидер племени повернул голову и пристально посмотрел через завиток своего левого рога на сына проклятого. Глубоко посаженный жёлтый глаз светился каким-то загадочным чувством. — Мы не животные, Губитель Шейдов. — Я не говорил этого, просто оборотни, например, могут есть мясо сырым.       С ворчанием ургал возвратился к своей работе. — Приготовление на вертеле займёт слишком много времени, — заметил парень. — Я думал о тушеном мясе, и мы можем пожарить то, что останется, на камнях. — Но у нас нет горшка для тушения.       Потянувшись вниз, Гарцвог потёр правой рукой о землю, очищая её, затем вытащил квадрат свернутой ткани из мешочка на своем поясе и бросил его парню.       Всадник попытался поймать брошенное, но так устал, что упустил, и предмет ударился о землю. Он был похож на крайне большой кусок пергамента. Когда полуэльф поднял его, квадрат раскрылся, и стало видно, что у него была форма сумки где-то в полтора фута шириной и три глубиной.       Край был укреплён толстой полоской кожи, на которую были нашиты металлические кольца. Он перевернул сосуд, поражённый его мягкостью и тем фактом, что предмет не имел никаких швов. — Что это? — спросил Муртаг. — Желудок пещерного медведя, которого я убил в год, когда у меня появились рога. Повесь его на сруб или положи в яму, затем наполни водой и кинь горячие камни в него. Камни нагреют воду, и тушеное мясо будет приятным на вкус. — Разве камни не прожгут желудок? — Они не смогут. Крепкий.       Парень оставил ургала готовить мясо, а сам пошёл к костру подготовить желудок и камни. Наполнив тот водой и оставив штук десять камней размером с мелкое яблоко для нагрева, всадник создал из дерева и магии щипцы.       Во время обучения у Оромиса всадники занимались медитацией, следя за живыми существами в лесу. Луна и Киллиан имели свои хищные инстинкты, но у сына проклятого их не было, и, в отличие ребят, он понял на себе, почему эльфы не едят мясо.       Но, конечно же, когда твой магический спутник — хищник, а друзья — оборотни, долго не продержишься на одной траве. Такими темпами Муртаг смог опять питаться мясом, но это было нежелательно, ведь вкус его для всадника красного дракона до сих пор мерзок.       Когда камни стали вишнёво-красного цвета, полуэльф извлёк их из огня и опустил в сосуд. Поверхность воды взрывалась паром, когда очередной камень касался её.       Оставив всё остальное ургалу, парень присел около дерева, смотря, как кулл кидает мясо в желудок медведя, сыпет его солью и кладёт несколько трав для вкуса.       Пока пища готовилась, Муртаг и Гарцвог вырезали себе ложки и тарелки из пня.       Ждать пришлось долго, поэтому всадник и кулл, так долго вдыхая аромат готовящегося мяса, поели намного раньше, чем следовало бы.       Позже парень откинулся назад, на свой походный плащ, чувствуя, как мышцы всего тела ныли от боли.       Уставившись на звёзды, всадник понял, что с лёгкостью может утверждать — это работа его подруги. Где-то заухала сова, а потом пискнула мышь.       Вновь присев, Муртаг заговорил: — Нар Гарцвог, расскажи мне, пожалуйста, историю, которую любит твоя раса.       Кулл задумался на минуту, после чего начал рассказ: — Давным-давно жила молодая Ургралгра, и её имя было Магхара. У неё были рога, которые сияли, как отполированный камень, волосы, спускавшиеся ниже её талии, и смех, который мог очаровать птиц. Но она не была миловидной. Она была уродливой. Тогда в её деревне также жил баран, который был очень силен. Он убил четырёх баранов в соревнованиях по борьбе и победил ещё двадцать три кроме этого. И хотя его подвиги принесли славу, он должен был выбрать себе самку-напарницу. Магхара хотела быть ею, но тот не посмотрел бы на неё из-за уродства, он не видел ни рогов, ни длинных волос и не слышал её смех. Боль в сердце от того, что баран не посмотрел бы на неё, заставила Магхару подняться на самую высокую гору в вечнозелёном лесу и воззвать к Рахне в мольбе о помощи. Рахна — мать всех нас, и именно она придумала плетение и сельское хозяйство. Рахна, Женщина с позолоченными рогами, ответила Ургралгре и спросила, почему та вызвала её. «Сделай меня прелестной, о, Уважаемая Мать, так я смогу привлечь барана, которого хочу», — сказала несчастная. И Мать ответила: «Тебе не нужно быть симпатичной, Магхара. У тебя есть яркие рога, длинные волосы и приятный смех. С этим ты можешь завлечь барана, который не так глуп, чтобы смотреть только на лицо женщины». И Магхара кинулась на землю и сказала: «Я не буду счастлива, если у меня не будет этого барана, о, Уважаемая Мать. Пожалуйста, сделай меня прелестной». Рахна улыбнулась и сказала: «Если я сделаю это, дитя, как ты отплатишь мне за покровительство?». И девушка сказала: «Я отдам тебе всё, что, что ты захочешь». Женщина была удовлетворена таким предложением и поэтому сделала Магхару миловидной, и девушка вернулась в свою деревню, а все удивлялись её красоте. С новым лицом Магхара стала самкой барана, которого хотела, и у них было много детей, и жили они в счастье семь лет. Затем Рахна пришла к Ургралгре и сказала: «Ты провела семь лет с бараном, которого хотела. Ты наслаждалась ими?». И Магхара произнесла: «О да». И Мать ответила: «Тогда я пришла за своей платой». И она осмотрела их каменный дом, схватила самого старшего сына Магхары и произнесла: «Я возьму его». Девушка просила Женщину с позолоченными рогами не забирать её старшего сына, но та не смягчилась. Наконец, Магхара взяла булаву своего самца и напала на Рахну, но орудие разрушилось в её руках. В наказание Мать лишила Магхару данной красоты, затем забрала её сына для своего зала, где находятся концы земли, и назвала мальчика Хеграз, и воспитала его одним из самых могущественных воинов, который когда-либо ходил по этой земле. Таким образом, нужно учиться у Магхары никогда не прокладывать судьбу силой, иначе ты потеряешь то, чем дорожишь больше всего. — Поучительная история. Можешь рассказать мне что-нибудь о ваших деревнях? — Есть много того, что я могу рассказать тебе. Мы берём поленья и вырезаем из них образы горных животных, их вкапываем в землю вертикально у наших зданий. Таким образом, они отпугнут духов дикой местности. Иногда столбы кажутся почти живыми. Когда ты идёшь по одной из наших деревень, то можешь чувствовать взгляд всех вырезанных животных, наблюдающих за тобой… Над дверным проемом каждой хижины мы вешаем намну. Это полоска ткани, такая же широкая, как моя протянутая рука. Намна ярко окрашена, и образы на ней изображают историю семьи, которая живёт в той хижине. Только старейшим и самым искусным ткачам разрешают добавлять к намне или повторно ткать её, если она повреждается… В течение зимних месяцев те, у кого есть пара, работают над своим каминным ковриком. Требуется по крайней мере пять лет, чтобы закончить такой коврик, таким образом, к тому времени, когда он будет закончен, ты будешь знать, сделал ли ты хороший выбор партнера. — Как ты выучил этот язык, Гарцвог? Был человек, который жил среди вас? Вы держали кого-то из нас как рабов?       Ургал вернул пристальный взгляд всадника без ответной реакции. — У нас нет никаких рабов. Я вырывал знания из умов людей, с которыми сражался, и делился ими с остальной частью моего племени.       Немного помолчав, он спросил: — А как ты получил свой шрам, Губитель Шейдов?       Всадник Торна поднял глаза на кулла. Да, Муртаг знал, что многим интересен шрам, о котором знают все в империи, но чтобы вот так вот спросить… Никто ещё не спрашивал. Даже ребята.       Подобрав слова, парень заговорил: — Мне было всего три года, когда я заполучил это «украшение». Морзан, напившись до умопомрачения, швырнул в меня свой Заррок, когда я просто пробегал мимо, и меч рассек мне спину…       Ни один из них не говорил больше той ночью. Гарцвог свернулся на своей стороне костра и спал, лёжа на земле, в то время как Муртаг завернулся в свой плащ и сидел напротив пня, пристально вглядываясь на медленно вращающиеся звезды, уплывающие, будто из его снов, наяву.       К концу следующего дня они увидели Беорские горы. Сначала те были лишь призрачными очертаниями на горизонте, искажёнными гранями белого и фиолетового. Но, поскольку время близилось к ночи, далёкая цепь постепенно приобретала чёткость, и сын проклятого смог разобрать тёмную группу деревьев вдоль основания, а выше них ещё более широкую группу мерцающего снега и льда. Самые высокие пики скал казались мёртвым серым камнем, так как были настолько высоки, что никакие растения не росли на них, никакой снег не падал на их вершины. Как тогда, когда он в первый раз увидел их, истинный размер Беорских гор. Каждый его инстинкт утверждал, что ничего такого большого не могло существовать, и всё же он знал, что глаза не обманывали его. Гряда составляла в среднем десять миль высотой, а многие вершины были ещё выше.        В этот раз они не останавливались ночью, а продолжили бежать в часы темноты и в течение следующего дня. Когда настало утро, небо стало ярким, но из-за Беорских гор до самого полудня солнце могло не прорываться между двумя пиками. Стоило светилу подойти к зениту, как лучи света, такие же широкие, как сами горы, заструилось по земле, которая была всё ещё скована холодными неясными тенями. Всадник остановился на берегу ручья и рассматривал это зрелище в немом удивлении в течение нескольких минут.       Долгие дни и более длинные ночи проносились и с мучительной медлительностью, и с удивительной скоростью, поскольку каждый час был похож на последний. Это вызывало внутри чувство, словно испытание никогда не закончится.       Когда Муртаг и Гарцвог достигли входа в большое ущелье, которое раскалывало цепь гор на много лиг с севера на юг, они повернули направо и пошли между холодными и одинокими пиками. Достигнув реки Беартуф, которая вытекала из узкой долины, что вела к Фартхен Дуру, спутники перешли вброд холодные воды и двинулись на юг. Той ночью, прежде чем решится идти на восток в подходящие горы, они расположились лагерем у маленького водоема и дали отдохнуть своим ногам.       Гарцвог убил оленя из своей пращи, на сей раз самца, и они оба наелись.       Утолив голод, Муртаг, сгорбившись, латая дыру в боку своего ботинка, когда услышал знакомое завывание волка.       На его радость, парень знал, что делать с такими незваными гостями.       Он осмотрел темнеющий пейзаж и увидел силуэт огромного волка, бегущего скачками вблизи с выровненным галькой берегом водоема. — Гарцвог, — сказал полуэльф тихим голосом, дотянулся до своей сумки и вытащил меч.       Подняв ближайший камень размером с кулак, кулл положил его в кожаный карман своей пращи, а затем, поднимаясь в полный рост, открыл пасть и проревел в ночь, пока земля не зазвонила эхом его дерзкого вызова.       Волк остановился, а затем продолжил идти гораздо медленнее, нюхая землю и воздух тут и там. Когда он вошёл в круг света от костра, Муртаг немного оцепенел. Стоящий перед ними волк с серой спиной был таким же большим, как лошадь, с клыками- саблями и горящими жёлтыми глазами, которые следили за каждым их движением. Лапы зверя были размером с небольшой щит. «Ничего себе, — подумал всадник. — Ростом с Киллиана и Луну.»       Пока гигантский волк кружил около их лагеря, двигаясь почти неслышно, несмотря на свой большой вес, Муртаг вспомнил, что ему говорил всадник Шадоу: если на волка первым не напасть, то он не нападёт.       На древнем языке он сказал: — /Брат Волк, мы не причиним тебе никакого вреда. Сегодня вечером наша стая отдыхает и не охотится. Пожалуйста, раздели нашу пищу и теплоту нашего логова до утра./ — Зверь остановился, и его уши повернулись вперед, пока всадник Торна произносил слова древнего наречия. — Губитель Шейдов, что ты делаешь? — прорычал Гарцвог. — Не нападай, если он не нападёт.       Животное медленно вошло в их лагерь, кончик его влажного носа всё время подёргивался. Волк сунул свою косматую голову к огню, интересуясь извивающимся пламенем, затем передвинулся к кусочкам мяса и внутренним органам, разбросанным по земле, где Гарцвог разделывал оленя. Присев, зверь накинулся на куски сырого мяса, съедая их. Доев, он поднялся и, не оглядываясь, ушёл прочь в глубины ночи.       Муртаг расслабился и вложил меч в ножны. Гарцвог, однако, остался стоять, его губы оттянулись в рычании, он смотрел и прислушивался к чему-то необычному в окружающей темноте.       С первыми лучей рассвета сын проклятого и кулл ушли из лагеря и, побежав в восточном направлении, вскоре вошли в долину, которая привела их к горе Тхардур.