Одиночество на двоих

      У Джеймса Кука условно досрочное за хорошее поведение, абсолютное безразличие к жизни и разбитое сердце. И даже то, что несколько месяцев назад он убил того ублюдка, который лишил его лучшего друга, ничего не меняет.       Он не видел Эффи почти год. Он даже не знает, жива ли она ещё, учитывая её состояние.       Но, выйдя из тюрьмы, он в первую очередь идёт к её дому.       За дверью, открывшейся после звонка, стоит девушка, и назвать её Эффи Стонем у Кука не получается. Он бледна, как смерть, взгляд у неё пустой, бесцветный, вещи мешком висят на её худом теле. Когда Эф подняла на него взгляд, кажется, на секунду в нём что-то мелькнуло, но прежний, такой привычный огонёк вновь сменился опустошением.       — Кук, — без тени какой-либо эмоции констатирует девушка.       — Эф, — вторит он ей.       Они молчат.       — Хреново выглядишь, — говорит Джеймс, пряча эмоции за привычной ранее ухмылкой, которую теперь так трудно воспроизвести.       — Ты не лучше, — безразлично пожимает плечами она. — Опять сбежал?       — Если б сбежал, не стоял бы сейчас у тебя на пороге посреди бела дня, — буркнул он. — Впустишь или как?       Элизабет молча отступила, пропуская его внутрь. Кук прошёл на кухню, нагло залезая в холодильник, по старой привычке. Холодильник был непривычно пуст.       — У тебя тут мышь повесилась, ты в курсе? — громогласно обратился к ней он, пока Эффи закрывала входную дверь. — Эф?       Её молчание напрягало. Почти бесило. Словно ничто не могло потревожить её покоя, словно он ничего не значил, был пустым местом.       Прямо как говорил тот ублюдок.       — Ты хочешь, чтобы я её похоронила? — на мгновение в её голосе скользнули нотки иронии.       — Эф…       Он не успевает ничего сказать, встречаясь с её взглядом. Встревоженным. Напуганным. Впервые за всё время их разговора выражающим хоть какую-то эмоцию.       Потому что она поняла, про что он хотел говорить. Про кого.       — Кук, пожалуйста, — её голос чуть дрожал, — не надо. Я не могу.       Он молчал какое-то время, а затем, кивнув, ответил:       — Я тоже.

***

      Джеймс узнал, что мама Эффи уехала в Ирландию к каким-то родственникам пять месяцев назад. Она исправно писала дочери письма, в которых умоляла приехать к ней, покинуть это проклятое, по её словам, место, но Элизабет не поддавалась уговорам.       Она не могла покинуть дом, в котором они были вместе с Фредди.       Его имя отдавалось болью в сердце каждый раз, сколько бы времени ни проходило. Эта боль не уходила, не угасала, не забывалась, никогда, ни единой секунды её жизни. Она узнала о его смерти от друзей — Кука тогда уже снова поймали и арестовали, правда, каким-то чудом ему удалось избежать обвинений в убийстве. Первая неделя была адом. Она помнила всё, каждый миг последних двух лет, с самого момента их первой встречи. Каждую ссору, каждое повышение голоса, каждый его уход, каждое возвращение, каждый поцелуй, каждую совместную ночь. Эффи прокручивала в своей голове всё это, снова и снова, пытаясь заглушить голоса, которые кричали ей о том, что она должна сделать, о том, что нужно покончить со всем, раз и навсегда.       Но Фредди уже не было рядом. И она заново училась скрываться от них, затыкать, убегать, так, как делала это каждый день своей жизни со встречи с ним. Собственные демоны не могли сделать ей больнее, чем сделала жизнь.       Кук остался. Молча, не спрашивая разрешения, так, будто это был его дом. Эффи понимала, что ему больше не к кому идти. Кук понимал, что он не может снова оставить её одну.       За все семь месяцев и двадцать пять дней, в которых Фредди не было больше в мире, она не проронила ни слезинки. Новость огорошила её и опустошила, не осталось никаких эмоций, только беспросветная чёрная дыра в её груди, засасывающая в себя всё и всех.       Друзья либо разъехались, либо почти перестали с ней общаться, и ей, в общем-то, было плевать. Мать исправно посылала ей деньги, но Эффи даже устроилась на работу в местный магазин недалеко от дома и вскоре начала сама содержать себя. У неё не было целей, она не хотела учиться, как все её сверстники, единственной важной задачей на каждый день было дожить до следующего дня, и так раз за разом.       Когда Кук остался, в первую ночь, Эффи спустилась вниз, чтобы попить воды, и нашла Кука, курящим за столом, и таким же бесцветным, как у неё, взглядом сверлящим одну точку. Она взяла у него сигарету и вдохнула, и его лицо было так близко, что они оба машинально потянулись друг к другу, и почему-то это не было чем-то неправильным. По её щекам текли слёзы, в лёгких почти не осталось воздуха, и она рыдала у него на плече всю оставшуюся ночь.

***

      Кук никогда в жизни ни о ком по-настоящему не заботился. В детстве у него была собака, но после того, как та сбежала, он решил, что ему никто не нужен, и твёрдо придерживался этого правила все годы своей жизни. До тех пор, пока не встретил Эффи.       Что-то в ней было. Не просто короткое платье, чёртов список и дерзкая усмешка на розовых губах, нет, было что-то ещё, глубокое, тёмное, манящее — Кук сразу заметил это в ней. И испугался. Испугался, что ему есть дело до кого-то, кроме себя, что ему хочется принести весь мир к её ногам, что он действительно, блядь, волнуется за неё. Да, был ещё Фредди, всегда был Фредди, сколько Кук себя помнил, но то было другое. Кук всегда считал, что Фред может сам за себя постоять, что его не нужно защищать. И потому, встретив Эффи, он сделал всё, что мог, чтобы не стать рабом собственных чувств. Даже если это значило стать самым дерьмовым человеком во всём мире.       Не получилось. И он ошибся, горько ошибся, думая, что о Фредди можно было не волноваться. Потому Кук не собирался повторять эту ошибку.       Он носил домой продукты и заставлял Эффи есть, чтобы она не морила себя голодом. Он обнимал её по ночам, когда её мучили кошмары и она просыпалась, вскрикивая, пугая даже его. Он подал за неё документы в местный университет и поставил перед фактом, что она туда пойдёт, а сам стал подрабатывать, где мог, чтобы ей не приходилось работать.       Джеймс отчаянно пытался загладить свою вину перед другом, которого не смог уберечь, спасая из бездны ту, кого он любил больше всего на свете.       Иногда они целовались — больше от скуки и от тоски по нежности, чем от каких-то намёков на любовь. Кук всё ещё любил её, хотя Эффи и ничего к нему не чувствовала, любил так, как никогда никогда прежде не любил, не веря самому себе в том, что вообще кого-то можно так любить. Если бы она сказала ему уйти, он бы покинул её в тот же миг, но она молчала, и это молчание он воспринял как согласие, разрешение. Иногда спали вместе, хотя Джеймсу и было невыносимо от мысли, что она, наверное, представляет на его месте Фредди.       Это всё было абсолютно невыносимо, и Кук к этому привык.

***

      Когда Эффи закончила университет, они расписались, сами не зная, зачем. Словно хотели привязать себя друг к другу ещё больше, словно каждый боялся, что в один день другой его покинет, уйдёт из его жизни навсегда, хотя они никогда об этом не говорили. Кук боялся, что Эффи устанет и выгонит его, Эффи боялась, что Куку это всё надоест и он уйдёт от неё.       На их импровизированную свадьбу приехала её мама и посмотрела на молодожёнов долгим, печальным взглядом, словно без слов поняла всё. Она лишь попробовала намекнуть Элизабет о том, что не прочь когда-нибудь увидеть внуков, на что дочь смерила её таким взглядом, будто мать только что нанесла ей непоправимую обиду. После этого миссис Стонем больше ни о чём не спрашивала и уехала так же быстро, как приехала.       Им было по двадцать три, и они оба совершенно не понимали, что делать с этой жизнью.       Они узнали о том, что в колледже, в котором они учились, проводится встреча выпускников, и решили сходить. Они пришли, держась за руки, не потому, что были влюблены, а лишь потому, что кроме них самих в мире у них никого больше не было, и они держались друг за друга. Старые друзья скептичным взглядом смерили их и кольца на их руках, но ничего не сказали.       Видеть их было непривычно, и это отзывалось глухой болью внутри. Наоми и Эмили тоже поженились, едва появилась возможность, и теперь смотрели друг на друга влюблёнными глазами. Пандора и Томас всё так же беспрестанно ругались, и никто не понимал, почему, но все видели несерьёзность из ссоры. Кэти нашла-таки себе принца на белом коне и вместе с ним удочерила ребёнка из приюта, девочку, поразительно похожую на Эмили. Джей-Джей пришёл вместе с выросшим Альбертом, потому что его мама была на работе и посидеть с мальчиком было некому.       Все они смотрели на Эффи и Кука так, словно они сделали что-то очень неправильное, почти незаконное. Они оба читали это осуждение в их глазах — конечно, все помнили их троицу, все помнили срывы Эффи, то, как с ней носился Фредди, словно сумасшедший, безбашенное поведение Кука. Они помнили всё, и не понимали их.       Эффи лишь утыкалась носом Куку в плечо, чтобы никого не видеть.       Они не понимали. Для них Фредди был лишь кем-то знакомым, кем-то, с кем можно было затусить, переспать, напиться. Даже Джей-Джей, когда-то бывший Куку близким другом, теперь смотрел на него непонимающе. Они все, все до единого пережили это и двинулись дальше, оставив Эффи и Кука позади, тонуть в совместном горе.       И лишь когда они ушли, Эффи остановилась у их старого колледжа, на том самом месте, где раньше продавали мороженое, и шепнула ему на ухо, что любит его. Впервые за все годы.       И Кук понял, что эти слова значили совсем не то, что принято в них вкладывать.