Пособие для чайников

      Небо над главной площадью покрывал белёсый смог. Дым пропитал каждого в этом мареве, оседал на снег, покрывая серым ковром. Мне было сложно дышать, запах горелой пластмассы и синтетики разъедал лёгкие. Перед моими глазами разыгралась главная сцена: солдаты нещадно истребляли девиантов, гасили десятками под пламенем бомб и жгли, как сено на полях. Зрелище было настолько зверское и беспощадное, что злость прибавила силы быстрее добраться до них. Хотелось собственноручно удушить пару-тройку военных, в особенности Перкинса. Говнистее ублюдка надо было поискать.       Рана чуть выше поясницы болела нещадно, выдавливая слёзы. Я шла, чуть сгорбившись, мелкими пробежками, чтобы хоть как-то ускориться. Вопли и крики не давали остановиться ни на минуту, поэтому от усталости темнело в глазах, а язык настолько присох к нёбу, что не шевелился вообще. Дышала я, естественно, ртом: часто, неглубоко, с трудом.       В общей суматохе меня особо не замечали, даже с таким ярким цветом волос. Я же отчаялась и обозлилась настолько, что потеряла весь страх и начала осторожно протискиваться между машинами в лагерь, где истребляли андроидов. Кто-то мимо пробежал и на скорости толкнул в плечо, припечатал обратно к автомобилю, из-за которого вылезла. Окровавленные ладони оставили жуткие отпечатки на стёклах. Мне отчего-то захотелось нарисовать смайлик на прощание…       Пока я стояла, прилипшая к боковому стеклу, солдаты сместили оставшихся выживших у тёмного мини вэна. Маркус в первых рядах пытался отчаянно закрыть каждого собой, но ситуация была патовая. Он сначала метался по сторонам, потом смиренно опустил голову и встал на месте. Создалась тишина. Над головой гудела вертушка, светя прожектором на маленькую кучку выживших роботов.       Я стояла и выжидала, когда кто-нибудь из них запоёт, лидер поцелует Норт или поднимет руки, но девианты стояли и ждали, когда их перестреляют по одному. Сердце быстро отбивало такт. Стресс и выработка адреналина приближали меня к потере сознания. Если грохнусь здесь, то меня уже не спасут, а похоронят в могиле неизвестного, перемазанную с ног до головы собственной кровью. Наверное, даже отмывать не будут. Дай бог, чтобы и в братскую не уложили.       Я встретилась взглядом с Маркусом. Он увидел меня, стоящей позади одного из солдат в левом углу. Одними губами пыталась подсказать, жестикулировала, что надо петь или хоть что-то сделать, но Ленин корчил хмурые рожи, пока меня не заметили военные. Бойцы синхронно направили на меня автоматы. Вот это я попала…       Вокруг сияли вспышки фотоаппаратов журналистов. При них только идиот будет убивать человека, поэтому я сделала шаг, ступив за кольцо из солдат. Кто-то даже бросил мне пару слов, но я не услышала. Искала глазами заветную фигуру, но Саймона среди них не было. Вместо этого кто-то держал его тело, застыв в той позе, в которой оттаскивают. Горло сдавило спазмом, я судорожно сжала шарф и оттянула, чтобы вздохнуть. Слёзы не сдерживаемым потоком потекли по щекам в немом плаче, обжигая.       Я не успела. Не успела и не смогла спасти его. У меня не было возможности на это, но вина всё равно крепко сжала в тиски. Ноги перестали держать, и дабы не тюкнулась мордой в снег, Маркус поддерживающе положил руки мне на плечи. Я смотрела в его лицо, но не видела. Только безжизненные глаза Саймона и тот мерзкий тириум, который я однажды попробовала и не смогла больше оторваться. — Уходи, пока ещё можно. Они не пощадят никого, — прозвучал голос андроида через слой ваты. — Слышишь? — Они не станут стрелять при журналистах, — голос сел, и приходилось шептать, сквозь слезливые нотки. — Всё хорошо.       Вооружённые мужчины терпеливо наблюдали за нашим диалогом. Кто-то из них отчитался по рации, кратко передав суть этого бессмысленного разговора. — Уходи, — твёрдо повторил Маркус. — Да я уже труп, — горько усмехнулась. — Взгляни, сколько крови…       Снег мирно падал на плечи и голову, снежинки щекотали нос. Холодные прикосновения больше не чувствовались, но сердце почему-то продолжало учащать пульс. Я протянула ему руки, на которых кровь уже свернулась и потемнела — она была противно липкой. — Я думала, что всё будет иначе. Подвела Роберта, мало сделала для вас, оставила Саймона, и все в итоге красиво умрут. Героически так…       Пока говорила, все краски вокруг темнели. Я слабела с каждым словом и постепенно кренилась вперёд. Маркус принял моё тело. Сознание вспышками то затухало, то появлялось. Я уже не видела ничего и особо не соображала. Вокруг сновали люди, кто-то негромко говорил да так медленно, словно в замедленной съемке. Ужасно раздражало. Холодные губы лидера по-отечески прикоснулись к моему лбу. Я почувствовала это слишком слабо, чтобы как-то проникнуться.       А потом всё закончилось. Мне всегда казалось, что нет ничего ужаснее самого процесса смерти, но на самом деле абсолютно начхать: откинулся ты дома, на улице; поел ли перед этим, а попрощался с родными? Ничего, кроме чувства покоя.