Под пеплом опять прорастают цветы

      Солнечные лучи неспешно преломлялись, складывались в гармошку и, соскальзывая с голубой ткани занавесок, играясь, рассеивались по лицу Роя Мустанга. Он повернул голову в сторону окна и подставил небритые щеки теплу. Кончиками пальцев коснулся кожи век, будто силился вытащить, выжечь, искоренить поселившуюся в некогда зрячих глазах болезнь. Нет, для Мустанга это была не просто болезнь. Это был его приговор.       Он скинул ноги на пол и уперся ладонями в жесткую ткань простыни. «И где они берут такие?» — мелькнуло в голове.       — Рой, послушай меня внимательно, — доктор Нокс сел на стул с отбитой спинкой у кровати Мустанга, — поскольку свойства философского камня изучены далеко не до конца… да и я сомневаюсь, что эксперименты с ним в мирное время сыщут популярность в том государстве, которое ты хочешь видеть…       — Если увижу, — поправил его Мустанг.       — Увидишь. Твои амбиции слишком велики. Им попросту не хватит места в стенах этой больничной палаты, а второй конец света в виде твоего нереализованного потенциала нам бы увидеть не хотелось.       Рой молча разминал затекшие ноги, растирал похудевшие, скрытые бесформенной ситцевой тканью больничных штанов болотного цвета икры.       — Я не тот, кто должен говорить тебе о постельном режиме, потому что соблюдать ты его вряд ли будешь, — Нокс снял с носа очки и стал крутить дужку в пальцах.       — Полковник будет его соблюдать, — Хоукай озвучила это как факт. Давно свершившийся и неоспоримый. Спорить с ней Мустанг не хотел и не любил. Правда и сидеть в четырех стенах он не собирался. Слишком уж застоявшимся казалось ему время, слившееся теперь с пространством в бездонную обволакивающую темноту. Координация сбилась, и само понятие расстояния утратило для него какую-либо объяснимость. То, что было доселе близким, стало далеким всполохом молнии на грозовом небе. А предметы далекие, наоборот, сбивали, лезли в руки, ноги, корпус тела, будто решив посмеяться над его жалкими потугами пробить себе дорогу вперед.       — Знаешь, иногда я завидую тому, что такого неисправимого кобеля и бездельника сопровождает эта женщина. Ты этого не заслужил.       — Не заслужил, — согласился Мустанг. Лиза же это никак не прокомментировала, только ее усталый вздох долетел до ушей полковника.        — Так. Ладно, — Нокс водрузил очки на их привычное место, — у Хавока только спустя несколько дней появилась чувствительность в ногах. Сперва только в пальцах, затем уже в щиколотках и так далее. Сейчас он уже бахвалится перед сестричками тем, как умело сгибает коленные суставы и борется с атрофией мышц.       — Значит, все, что мне нужно, так это подождать пару дней. И зрение вернется.       — Я поражаюсь тому, как ты добрался до своего чина с такой дырявой башкой, Мустанг. Зрение не вернется к тебе в один миг. Видишь ли, у вас с Хавоком несколько разные ситуации. Все, что тебе действительно необходимо, так это отдых. Тебе нужен сон, полковник. Здоровый сон, хорошая еда, отсутствие стресса и желательно никакого алкоголя.       Лейтенант, сидившая на соседней кровати, согласно кивнула, пообещав за этим проследить.       — Последнее ты явно списал с какого-то журнала для домохозяек, — теперь уже настала очередь Нокса вздыхать, — в любом случае, долго мне находиться здесь? Я хочу, чтобы ты принесла мою форму, лейтенант.       — Отказываюсь, полковник. Ваше кресло сейчас не пустует, а никакую работу Вы выполнять все равно не в состоянии. Вы… недееспособны в данный момент, сэр.       — Ты хотела сказать «бесполезны», да?       — Именно так.       «Она даже не задумалась!» — Мустанг скорчил мину. «Бесполезный» — любимое прилагательное Лизы Хоукай по отношению к нему. Любимое и поистине беспощадное.       Дверь вклинилась в диалог прерывистым скрипом, и о пол ударились тяжелые армейские ботинки. Рой напрягся и медленно повернулся в сторону входа в палату. Он привык чувствовать лейтенанта Хоукай рядом с собой и определять ее малейшее телодвижение каким-то внутренним, необъяснимым механизмом. Шестое чувство, не иначе. Женщина двинулась на кровати, и Рой встал.       — Кто пришел? — спросил он.       — Ваше пре…       — Тише-тише, дети мои.       — Фюрер.       Этот не по-старчески бодрый голосок он уж точно ни с чьим не спутает. Мустанг отдал честь, правда, немного в другую сторону от фигуры Груммана.       — Вы не при исполнении, мой мальчик, — Рой почувствовал, как теплая рука со всей сердечностью похлопала его по плечу, — расслабьтесь. Я здесь, чтобы навестить внучку и ее упрямого начальника.       — Я благодарен тому, что Вы пришли.       — Разве же я мог не прийти? — рука исчезла. — Как твоя рана, Лиза?       Стоило фюреру задать этот вопрос, как сердце Мустанга заныло чувствами древними, как шар земной, — виной и болью. Пригласив эту женщину служить под своим началом, он так и не смог смириться с мыслью о том, сколько страданий и беспокойства он может ей еще принести. Сколько шрамов оставит на ее коже и душе. Из-за своей слабости и, как она совершенно справедливо говорит, бесполезности.       — Раны лейтенанта — полностью моя вина. Мне…       — Полковник, Ваша вина состоит в том, что Вы не смогли уберечь себя. А я не смогла сделать этого для Вас.       — Ладно-ладно, — Грумман примирительно развел руки в стороны, — не будем спорить. У каждого своя истина на этот счет, я прав?       Полковник лишь нахмурился и опустился на разворошенную недавним сном кровать. Кому-кому, а ему говорить об истине не хотелось и вовсе, поскольку та была его больным и самым очевидным слабым местом. Истина стояла слева от его койки, а ее ноги были обуты в мягкие войлочные тапочки.       — По правде сказать, я здесь по еще одному делу, — послышался хруст бумаги, и Рой понял, что Грумман вынул какой-то документ из-за пазухи, — это тебе, — его ожидания оправдались, когда он почувствовал в руках плотный конверт, скрепленный тяжелой штабной печатью.       — Очень смешно, — руки обреченно сжали конверт, точно их хозяин надеялся кончиками пальцев прочесть содержимое, — лейтенант.       Лиза Хоукай молча взяла конверт, послышался звук отрываемой печати и мягкого скольжения листов.       — Приказ о предоставлении… зачеркнуто. О предоставлении насильственного отпуска полковнику армии Аместриса и старшему лейтенанту Лизе Хоукай сроком на две недели по причине восстановления здоровья. Начиная с…       — При всем уважении, но я не могу взять отпуск сейчас, когда работы с каждым днем все больше, — категорично закачал головой Мустанг, — да и не помню, было ли вообще такое, что мне приходилось брать отпуск. Разве что только после Ишвара.       — После Ишвара прошло немало времени, мальчик мой. Касательно работы… то тут ты, безусловно, прав. Я отлично понимаю твое рвение и желание, но и ты меня пойми. У человека, который так стремится унаследовать мои погоны, должно быть отменное здоровье. Так что, — он забрал письмо из рук Лизы, — отправляйся-ка ты на пару недель в Западный округ. Подыши воздухом, расслабься, выспись.       — Вы говорите прямо как Нокс, — полковник сцепил пальцы в замок и спрятал в них лицо. Идея фюрера и доктора, явно сговорившихся и решивших сбагрить его подальше от накатившихся проблем центра, казалась ему крайне обременяющей. Несвоевременной для него самого. Естественно, похвастаться страстной тягой к работе (просиживанию штанов в штабе и корпению над ворохом потасканных жизнью бумаг) он никогда не мог, однако сейчас, когда на него давило внутреннее, внушенное им же самим бессилие, он вожделел взяться за любое дело, пусть даже пользы от него в нынешнем состоянии — кот наплакал. Вот его команда посмеется; чтобы возжелать на славу потрудиться на своем рабочем месте, полковнику Мустангу жизненно необходимо было ослепнуть и превратиться в мешающий всеобщему полету балласт.       — В центре полно упрямцев, Рой, но ты всегда особо отличался этим качеством.       — Чрезмерно, я бы сказал, — Нокс поднялся на ноги, поклонился Фюреру, — так как больше мне сказать нечего, — он окинул взглядом Хоукай и Мустанга, — то я, пожалуй, пойду проведаю Хавока. Не брыкайся копытами, полковник. Лучше как следует отдохни. И не вздумай даже брать с собой документацию и грузить ею лейтенанта. Не забывай о ее ранениях.       — На этот счет можешь не беспокоиться. Я помню каждую рану, нанесенную ей, — все посмотрели на него с плохо скрываемым сочувствием. Хорошо, что Мустанг не мог этого видеть. Лизе же показалось, что и секунды не пройдет, как в посеревших глазах ее начальства вспыхнет не так давно позабытый черный огонь. Однако этого не произошло; ресницы опустились, а пустота в глазах приобрела какую-то обреченную, мучительную серость.       — К сожалению, — Грумман решил избавить всех от тягостного молчания после ухода Нокса, — домик Лизы сейчас мало пригоден для жилья. Будучи там не так давно, могу лишь сказать, что развалившееся крыльцо и протекающая крыша — сущая малость.       — Не думаю, что лейтенант захотела бы ехать в тот дом… Так ведь?       — Вы правы, полковник. С некоторыми воспоминаниями лучше проститься, нежели ворошить спустя столько лет.       — Было весьма предсказуемо услышать это от Лизы, поэтому я купил вам билеты до маленького городка неподалеку от Ризенбурга, так что при наличии желания вы могли бы навестить Рокбеллов и побродить по заросшим пастбищам.       — Но Ваше…       — Билеты куплены. Вы же не хотите, чтобы деньги старика ушли на ветер, так? — «старик» накрутил на палец жидкий ус и улыбнулся, как последний проказник из мальчишечьей своры, — Лиза, хоть раз я услышу от тебя ласковое «дедушка»?       — Дедушка… это очень щедрый подарок с Вашей стороны, только следовало прежде дать полковнику возможность подумать.       — Рой, как я погляжу, уже принял свою участь, не так ли?       — Вы говорите так, будто я могу ослушаться приказа главнокомандующего.       — Зная тебя и твою твердолобость, мой друг, я вполне могу такое предположить. И Лиза, отдых после серьезного ранения — не то, над чем ему стоит раздумывать, — фюрер встал и сделал несколько мощных шагов к окну, — и тебе, и полковнику без всяких раздумий нужно прийти в себя. Всем, по совести говоря, это необходимо. Но вам — в первую очередь!       Он снова запустил руку за пазуху и достал оттуда еще один, но в этот раз более пузатый и увесистый конверт.       — Твои премиальные, Рой. И билеты на поезд. Он отправляется в эту пятницу, так что уже завтра можете собирать вещи. Я вчера попросил сержанта Фьюри помочь тебе с багажом, мой мальчик, — в последний раз дернул свой ус Грумман, а лейтенанту показалось, что тот, того и гляди, отвалится.       — Могу ли я взять с собой Хаяте? — смирившаяся, по всей видимости, Лиза в легкой тревоге сложила руки на груди. Квартира Роя Мустанга всегда напоминала необжитую берлогу, где из-за количества мусора вошедший рисковал не выбраться обратно на улицу, так что волноваться о том, кто же присмотрит за его домом, определенно не стоило. Но она — другое дело. У нее хотя бы собака есть.       — Хаяте?       — Моя собака, сэ… дедушка.       — Ах, вот оно как. Берите, конечно. Дом большой! Для собаки место всяко найдется.       — Лейтенант, ты осознаешь, что помимо слепого меня, тебе придется нянчиться с собакой?       — В отличие от Вас, сэр, Хаяте отлично дисциплинирован и в состоянии позаботиться о себе.       — Замечательно. Просто отлично, — нет, ну даже какая-то собака выигрывала у него по всем параметрам.       — Я тоже так считаю, сэр.       — Лейтенант, у тебя есть хотя бы толика такта?! — взвыл Мустанг, зарывшись пальцами в волосы.       — Имеется. А вот Вы не страдаете от подобного недуга.       Рой, который в своем нынешнем состоянии по иерархии находился чуть ниже Хаяте и чуть выше лежака последнего, массировал виски, свыкаясь с неизбежным. Ему не хотелось расставаться с кучей библиотечных книг, обещавших пойти на пользу как его будущему, так и будущему страны. И пускай он занимался самообманом, поскольку в идее заговорщиков было куда больше плюсов, чем минусов, ему все же претила мысль уезжать далеко от центра.       — Ладно, — сдался Мустанг. Женщины, воистину, — кровожадные создания. — Сэр, дом, о котором Вы говорите, какой он? Кому принадлежит?       — Это дом моего старого знакомого, решившего перебраться на юг. Тот не захотел его продавать, потому что ему слишком дорога эта земля и воспоминания, связанные с ней, и он решил сдавать его в аренду. Я гостил у него пару раз и был в совершеннейшем восторге от того, какая там растет клубника. Пусть мне сбреют мои усы, но такой сочной клубники я нигде не пробовал! — он с тоской причмокнул губами, и полковнику на секунду почудилось, как у него во рту стало сладко от вышеупомянутой ягоды. — В доме два этажа. Окна выходят на улочку и большой огород. Уж не знаю, в каком он может пребывать запустении…       — Телефон в том доме есть? — что ему действительно нужно было знать, так это есть ли связь, которой он может воспользоваться в случае необходимости. Интуиция, однако, ненавязчиво шептала ему, что таковой, как бы он в тайне ни желал, не возникнет; и никто не заберет его из этого заключения под прикрытием пораньше. Это же две недели! Что он будет делать две недели в глуши?! И пусть сопровождение было более чем приятным… Мустанг не мог понять, почему его заставляла нервничать перспектива совместного проживания с Хоукай. За многие годы он привык находиться от нее чуть ли не в двух шагах и ни от какого дискомфорта или, упаси боже, стеснения не страдал. Даже не помнил было ли подобное вообще. Так чего же сейчас он испытывает смятение?       — Да… насколько я помню.       — А аренда?..       — Вычел из твоей следующей зарплаты.       Рот Мустанга приоткрылся, но, по всей видимости, мысль, зародившаяся в голове, не дала языку вырваться на волю. Ему было до чешущихся пяток интересно, на что же он будет жить, когда выйдет на работу.       — Не испускайте дух, полковник, я возмещу Вам половину стоимости аренды.       — Тебе не стоит переживать. Я — мужчина, поэтому в состоянии заплатить за это, — сказал он, в уме продолжив подсчитывать остатки припасенных им денег на черный день. Хотя на счету в банке у него что-то да лежало… Оставалось надеяться, что не пыль и паутина. Как же неблагоразумно было спускать столько денег на тот цветочный фургон. Ведь даже лейтенанту не понадобились его цветы!       — Раз Вы мужчина, значит, за билеты тоже платите Вы?       А вот это был удар ниже пояса. Ну, нельзя же так, Элизабет.       — Билеты — личный подарок от меня, не беспокойтесь на этот счет, — старик взглянул на блестящие часы на запястье. — Что ж, прошло уже прилично времени, да и я, честно говоря, подзадержался. Скорейшего вам выздоровления и выхода на службу во всеоружии.       — Спасибо, — Лиза встала, чтобы проводить его до выхода из больницы, но Грумман отмахнулся.       — Лучше приляг, ты вон какая бледная. Рой, почему не следишь за моей внучкой?       — При всем желании, сэр…       — Шучу-шучу. Но как прозреешь, чтобы глаз не спускал.       — Слушаюсь.       — В конверте адрес и ключи от дома. Рассчитываю на твое благоразумие, Лиза.       — Не подведу Вас.       Попрощавшись с фюрером и выразив ему благодарность, Мустанг уселся на кровать поудобней и, уже окончательно свыкнувшись с осознанием своего положения, стал обдумывать, что ему следует взять из книг.       — Полковник, — зашуршали мягкие тапочки, и мужчина плечом ощутил местонахождение своей подчиненной.       — Да?       — Я пойду позвоню Ребекке, а также попрошу узнать погоду в том регионе. Предлагаю подумать над тем, какие вещи могут Вам понадобиться во время двухнедельного пребывания в сельской местности. И помните: не брать никаких документов.       — Это приказ, лейтенант?       — Да.       Мустанг улыбнулся самыми уголками губ и подумал о том, что щетина давно отросла и теперь неприятно чесалась.       — Значит, не буду.       — Хорошо, — Хоукай вышла, и до него долетел слабый порыв воздуха от закрывшейся двери.       Свой последний отпуск несколько лет назад, после ишварской зачистки, он провел практически в беспамятстве. Ему даже не хотелось думать о том, где был бы он сейчас, если бы Хьюз не врезал ему тогда, не остановил от прыжка в бесконечность. Эти пару недель будут совершенно другими, он это хорошо понимал. Лиза не даст ему вернуться к тому, от чего он так отчаянно пытался сбежать. Все же лишь одни женщины умеют отогнать подобные ранящие мысли. А лейтенант Хоукай не просто женщина. Единственными глазами, в которых он не хотел выглядеть столь жалким и беспомощным, были ее глаза. Единственными глазами, которым он позволял себя таким лицезреть, были, как бы он не хотел это признавать, именно ее глаза. Глубокие и чистые. Открывшие ему бесконечную радость, жертвенную преданность и нерушимое обещание. Он не мог представить себе, что бы делал, если бы потерял ее в тот день, истекающую кровью на холодном полу. Жаль, потеря зрения не обернулась для него потерей воображения и способностью видеть сны. В своих самых темных кошмарах он видел обессиленное тело Хоукай на круге преобразования, по белым бороздкам мела которого тянулись нити кровавых дорог.       «Мне было приказано не умирать, » — отпечаталось в карих глазах.       — Полковник?       Мустанг приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не вздрогнуть, когда ее лучистый и живой голос разрушил замки смерти, выстроенные щедростью его памяти.       — Какое у тебя сейчас выражение лица?       Вопрос, как и ожидалось, поставил ее в тупик.       — Полагаю… предвкушающее, — в конце фразы она сделала коротенький выдох носом. Рой знал, что, когда она так делала, ее глаза были полуприкрыты веками, а нижняя губа слегка напряжена. Она была расстроена, а это значит, что мысли выдали его. Всего на секунду, но исказили лицо мрачными воспоминаниями.       — Так не терпится провести столь продолжительный срок в компании обаятельного и интеллигентного меня?       — Нет, но перспектива провести две недели на свежем воздухе кажется мне достаточно неплохой. Тем более мое руководство не располагает такими щедротами.       — Так ты никогда не просилась в отпуск! — он был обескуражен и ошеломлен. Нет, можно было, конечно, догадаться, что и у лейтенанта бывали дела не связанные с работой… Но какие? Отдохнуть под морским бризом? Навестить бабушку в деревне? Ну, во-первых, у лейтенанта Хоукай бабушки не было. Да и не из тех она людей, которые будут праздно дремать на пляже под тенью зонтика. По крайней мере, он так думал и был четко уверен в правильности своих мыслей.       — Конечно, сэр. Ведь Вы бы забросили бумажную работу и сидели бы в баре не только в выходной день, но и в будние.       — Да… Думаю, это было бы не так плохо. Напомни мне почаще отправлять тебя в отпуск, когда я стану фюрером.       — Если это случится, то Аместрис станет государством пьянства и разврата.       Лицо Роя Мустанга в тот момент явно не отражало и мизерной доли интеллекта, поэтому позолоченный корешок одной из многочисленных, лежащих стопками в палате книг (на этот раз про аграрные обряды Ишвара) с глухим звуком опустился ему на затылок.       — Лейтенант!       — Простите, сэр, я всего-навсего убила глупую толстую муху.       — Но у нас же сетки на окнах!       Его несчастный возглас остался без ответа. Вместо этого ему в руки опустился лист бумаги и, как он понял, ручка.       — Меня сегодня выписывают, поэтому я уйду после обеда и начну собирать вещи. Пожалуйста, продумайте, что Вам необходимо в этой поездке и напишите. Позже мы с сержантом заберем Вас и отправимся за Вашими вещами. Я возьму ключ от Вашей квартиры.       — Убедиться, что среди куч мусора нет разлагающихся тел?       — Именно. И мы не можем взять все эти книги. Ограничитесь, пожалуйста, тремя. Они достаточно тяжелые, а мы отправимся без сопровождения и налегке.       — Ты сомневаешься в том, что я не унесу наши вещи? — черная бровь приподнялась в напускном удивлении.       — Вы незрячи, сэр. На вокзале я попрошу носильщика помочь с багажом. Я буду вести Вас.       — Я и сам могу себя вести. Лучше конвоируй Хаяте.       Лиза улыбнулась и накинула на плечи вязаную кофту.       — Я же говорила, что Хаяте самостоятельный и умный пес.       — А я значит, нет?!       — Нет, полковник. По моему мнению, сейчас Вы близки к щенячьей стадии. Когда они только ползают с зажмуренными глазами и тыкаются носами в живот матери.       — Ты умеешь приободрить и не задеть мою мужскую гордость.       — За столько лет совместной работы должный опыт по поддержанию Вашего морального духа у меня уже имеется.       Рою стало казаться, что он не выйдет победителем из этой словесной перепалки, поэтому откинулся на подушку и повернул голову в сторону кровати лейтенанта.       — Слушай…       — Слушаю.       — А если я щенок, то ты моя мама?       Увесистый том с историей Аместриса проскакал по его ребрам, как палец по клавишам. Он открыл рот, но ничего не сказал. А потом рассмеялся, да так громко, что из-за соседней стены послышался грохот и мощные удары кулаком. Рой еще долго не мог успокоиться, но больше всего его радовала мысль о том, что лейтенант, сидевшая рядом с ним, наверняка сейчас улыбалась. Нет, он на все сто процентов был уверен в том, что как раз от ее улыбки пелена в его глазах стала немного светлей.