Закат

      Сегодня от приёма таблеток Дазай решил отказаться. Уже давно ясно, что это — чёртова подделка, которая никогда даже не начинала действовать. Достоевский наверняка пришёл к такому же выводу…       Юноша выходит из аэропорта и садится в машину. В другой стране, зная японский, английский и пару дежурных фраз на русском — государственный язык этой страны, — возникают проблемы и недопонимание с местными с первых минут прибывания, но до нужного места Дазай добраться сможет.       Этот вечер особо не отличался от миллионов других для большинства людей, но именно сегодня два великих разума встретятся, чтобы — нет, не перегрызть друг другу глотки в последней битве, — поговорить, как старые друзья.       Но они совсем не друзья. Когда-то были ими, но не потом и не теперь, когда у двоих сформировались настолько похожие взгляды на жизнь и на людей. Границу между ними ставили только подход и отношение ко всему. Но этого было достаточно: один в другом не видел поддержки.       С мелочи и началась битва, желающая лишь одного победителя. Немало жертв пало в бою, о котором не дано было узнать простому человеку: в ней участвовали сильнейшие эсперы, были впутаны крупнейшие организации из-под крыльев правительства и преступного мира.       И если Достоевский истинно боролся за свои принципы и за свой идеальный мир, то Дазай понятия не имел о том, чего хочет в этой битве. Он не ставил определённых целей в своей жизни: в ней все равно нет никакого смысла — даже великие поступки этого не исправят. Но рядом с ним стояли действительно хорошие люди, которые не желали терять то, что у них есть. Они искренне хотели жить и быть счастливыми, а Дазай компенсировал все свои недостатки и иногда находил для себя причины дышать в оказании им помощи по борьбе с Достоевским. (Потому что на каждого демона положен свой.)       Возможно, оба они боялись мысли о поражении, поэтому однажды начали употреблять таблетки. Таблетки, которые якобы активируют деятельность человеческого мозга на весь возможный максимум и даже больше. Юноши и без того невероятно умны и проворны, а с таблетками… которые особо ничего не давали, они остались на тех же позициях.       И у Дазая, и у Достоевского были свои поставщики, которые как появлялись из ниоткуда, так и исчезали в никуда. Употребляя, они неистово верили в их силу, хоть и сомневались порой. Полностью поставить под сомнение эффективность чудо-таблеток не позволило одно: те очень быстро начинали вызывать зависимость, а спустя сутки после их принятия создается впечатление, что голова совсем не работает и решить даже самую простую задачу — невозможно.       Дазай не сомневается в том, что просто кто-то третий решил вмешаться в игру и избавиться от двух демонов. Ну и ладно: Достоевский не получит идеальный мир, а сам он умрёт наконец.       Правда смерть от истощения наркотиками не являлась мечтой детектива, потому сегодня он прилетел на родину Достоевского.       Машина резко остановилась, и Дазай, выйдя из нее, направился вглубь леса. Там среди горячих лучей закатного солнца на одной из могучих сосен держится домик.       Домик на дереве среди леса — прекрасная картина. Именно здесь они познакомились, именно здесь они встречались и смеялись, пока в определённый момент что-то между ними не случилось: именно здесь Дазай не принял идеалов Достоевского, и они разошлись. Спустя только четыре года, когда Дазаю исполнилось девятнадцать, их холодные глаза встретились вновь. Специально ли Достоевский решил посетить Японию? Наверняка — да. В тот же год война была объявлена официально. — Рад тому, что скоро умрёшь? — с хитрым прищуром окликает Достоевский, выходя из тени дерева. — Безумно рад, — на губах Дазая застывает лукавая улыбка. — Ты ведь все понял? — Очень давно, на самом деле. Просто ждал подходящего момента. Достоевский улыбается. — Что ж, раз уж за столько лет этот домик не развалился, поднимемся наверх? — Пожалуй. Если, конечно, не провалимся, встав на первую же доску… Но все мне кажется, что вы, Достоевский, частенько сюда наведывались. — Хм, и то верно, — уже поднимаясь по прогнившим ступеням, подтвердил он. — А я когда-то давно просил звать меня по имени. Еще тогда, когда были детьми. — Увы, с этим никак. Знаете ведь, что у нас это не принято. Даже к друзьям по фамилии часто обращаются. А вас я тогда просил не звать меня по имени… Хотя, — он последовал за Достоевским, — кое-где такое отношение мне льстило и являлось приятным. Вас никто не понимал и единственного равного себе вы считали только меня. — И спустя десяток лет мало что изменилось, Осаму Дазай. — Как приятно об этом не только догадываться, но и слышать подтверждение… Ах! Эти глупые таблетки убили во мне лжеца и язык развязали. — Это не они стали причиной.       Они зашли в небольшую комнату с низким потолком. В помещении было почти пусто. Посередине стояли лишь два стула и стол. Удивительно, что все здесь до сих пор не разрушено. Домик стоял здесь еще до того, как Достоевский и Дазай познакомились. Особо не церемонясь, они сели за стол. — Забавно вышло, — продолжил Дазай, смахнув рукавом пальто пыль с поверхности стола, — нас обманули какие-то сошки, подсунув наркотики. — Я узнал, кем они являются. Несколько моих человек уже разбираются с ними. Естественно, за нашими недоброжелателями стоит больше людей, но уже через неделю эта организация уничтожит саму себя. — Аха-хах, знал, что со всем сами разберётесь, поэтому не стал ничего делать. — Аха-хах, знал, что ты в любом случае ничего не станешь делать, — передразнил Достоевский. — От твоей гордости ничего не осталось, а честолюбия отродясь не было. — А у вас это все имеется, но в итоге вы все равно здесь… Такое себе завершение истории… И все же я даже не сомневался в том, что мы сегодня встретимся. — Я в этом тоже не сомневался. Еще не сомневался в том, что в кармане пальто у тебя будет старенький кольт. Дазай в очередной раз ухмыльнулся. — Вы всегда были слабы физически, а наркотики и вовсе вас высушили. Дорогу в Японию вы бы точно не выдержали. А если и встретиться двум врагам, то только в том месте, где они ими стали. Место, о котором никто не знает. Надеюсь, о нас потом позаботятся. — Безусловно.       Достоевский окинул взглядом помещение. Кто бы мог подумать, что два ребенка здесь смогут найти общий язык на корявом английском.       Как Дазай оказался в России, Достоевский никогда не спрашивал; зато в его голове покоилось несколько теорий на этот счет. — Осаму, как ты все-таки оказался здесь тогда, когда мы первый раз встретились? — Что?! — встрепенувшись, Дазай чуть не подскочил с места. — А… Это все мать… Но я не знаю, где она теперь, и вообще почти ничего не помню из тех времен, — он задумчиво потёр подбородок. — Я так и знал…       Становилось все темней. Яркие жёлтые лучи тускнели и давали свободу красноватому туману, да и тот уже скоро станет синим. Совсем немного осталось…       Вообще Дазай знает, что может вылечиться. А есть ли смысл? Он не упускал лишней возможности залезть в петлю, чтобы получить билет на тот свет. Его часто спасали, а он, хоть и ворчал, был не особо-то и против, питаясь заботой хороших людей. Но право на смерть во время войны пришлось зарезервировать. Сейчас, когда у Достоевского нет шанса выздороветь, смысла вести игру дальше также нет. — Осаму, ты хорошо осознаешь, что люди, которые нас обманули, пусть и поплатятся, умирать будут, зная, что победили нас? — Я это хорошо понимаю. Но что мне предлагаете?! Найти себе новых врагов? А кто будет донимать вас, господин Демон, когда окажетесь в Аду? Мне нет до этого никакого дела. Мне не хватит на это ни гордости, ни желания. Сами ведь всегда говорите так. Мне-то все равно, а вот вам тяжелей смириться. На пару минут повисло молчание, которое позже решил прервать Дазай: — Знаете, иногда я думаю о том, как бы сложилось, если бы я принял ваши идеи. — Да по всем твоим движениям и словам видно, что ты не борец, у тебя бы все равно не вышло идти рядом со мной. Но где-то в мечтах я никогда не терял надежды найти в тебе те же благородные качества, что и в себе. —  То есть, я не из тех, кто будет сопротивляться потоку, чтобы устроить себе хорошую жизнь? — Чего и требовалось ожидать от человека, который не видит смысла в жизни и чувствует себя забитым в угол, жалким и одиноким. А способность-то как назвал?! Просто крик о помощи от клоуна. Каждое слово Достоевского било по вискам Дазая, потому что это была правда. — Я понимаю… Но! Если допустить такую вероятность, то как бы быстро мир оказался под нашими ногами? — Было бы интересно посмотреть за чьей-нибудь борьбой против нас двоих. Ничего бы особо не изменилось. Только другой мир был бы построен…       На пару тонов стало еще темней, и юноши почувствовали, как внутри начало что-то покалывать или даже выкручивать. Видимо, начинаются лёгкие ломки. — Господин Достоевский, мне кажется, уже пора. — Возможно. Наступающая синева сумерек портит атмосферу. — Солидарен. Лучше покончить со всем до того, как последние закатные лучи скроются за лесом. — и снова на лице Дазая ухмылка, — Как жаль, что нет времени еще поболтать.       Они подняли глаза. Раздались тихие щелчки в карманах пальто. Оба выставили правую руку друг на друга, зажимая в ладонях свое оружие. Доля секунды, и в одно время раздались два выстрела. Тела упали. Последний закатный луч исчез.