Взгляни на меня

      Хоуп никогда не сомневалась в Шэе. Она с самой их первой встречи поняла, что он — талантливый парень и его ждёт великое будущее. Его стремления понять Кредо, стать частью Братства, жажда справедливости и желание защищать невинных. Она увидела всё это в самом начале. Шэй должен был стать великим. Хоуп не ошиблась. Вот только великим он стал не среди ассасинов. Ослеплённый злостью, подгоняемый собственными мыслями и чувствами, он предал Братство. Он предал Хоуп. Перешёл к тамплиерам и начал мстить. Теперь он предатель, изгнанник, а ведь Кормак ей всегда нравился.       Она ждёт эту ночь. Сегодня ей суждено повторить эксперимент, а, значит, Шэй окажется рядом. Охотник не упустит возможности разрушить планы ассасинов. Он умён, хитёр, вот только Хоуп в разы хитрее. Жестокий план, она должна отвлечь Шэя любыми уловками, должна дать Лайму время уйти, чтобы завершить дело. И, может, ей суждено сегодня умереть. Но от чего же на душе так невыносимо тяжело?       Большой и просторный кабинет сейчас кажется самой маленькой камерой для заключённых. Хоуп душно, хочется распахнуть все окна и впустить хоть немного свежего воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью, но окна открыты, а духота так и не уходит. Тревожные мысли одолевают её, заставляя бесцельно ходить по кабинету из одного угла в другой. Шкатулка лежит на столе. Столько времени было потрачено на её поиски, на поиски манускрипта, на подготовку к эксперименту, вот только сейчас, когда она здесь, когда она во власти Хоуп, девушке нисколько не легче. Лишь кажется, что право защищать драгоценный артефакт лежит мёртвым грузом на её далеко не хрупких плечах.       Дженсен не смотрит на шкатулку. Ей противно видеть её, противно осознавать, что эта проклятая вещь заставляет её возвращаться всё время мыслями к Кормаку, постоянно заставляет думать о нём, разжигая внутри давно похороненные чувства. Он предал Братство. Он предал всех тех, кто верил и доверял ему. Он предал её, разрушил все планы. Ради чего? Чего он добился всем этим? Стал тамплиером и начал творить различные зверства, стал чудовищем? Почему он был так слеп и никогда не замечал, что она относится к нему не так, как ко всем остальным? Игнорировал, язвил, насмехался и был абсолютно слеп. Почему он не смог себя сдержать хотя бы ради неё? Он же не стремился истинно прочувствовать всё то, что чувствует она.       Хоуп бросает взгляд на стену, на тот единственный кусочек стены, не заставленный стеллажами с различными книгами. Там висит его портрет, занавешенный плотной чёрной тканью, не видевший свет уже долгое время. Надо было давно его снять и отправить на костёр, вместе со всеми воспоминаниями и чувствами, но она всё никак не решалась это сделать. Единственным выходом стало занавесить его тряпкой и забыть. Забыть обо всём, отдаться полностью своей работе и всё меньше и меньше смотреть на стены. Но сейчас она не может сдержаться.       Несколько шагов до стены, и вот Хоуп уже стоит у того самого места. Её тонкие белые пальцы касаются ткани. Чёрный бархат, словно покрытие для портрета давно умершего человека, на который никто так и не решается взглянуть. Но Шэй и умер, давно умер для неё, как тот самый молодой ученик, для которого она была шансом. Шансом на спасение, возможностью задержаться и стать своим среди ассасинов. Траурный чёрный — цвет скорби и забвения. И лучше бы Кормак действительно погиб тогда, унёс с собой на дно манускрипт и покоился бы там внизу, чем сейчас мстил и отбирал жизни когда-то близких людей. Пальцы сжимают край, Дженсен тянет на себя. В воздух поднимается облако пыли, а тяжёлый бархат падает на пол.       Теперь они стоят лицом к лицу и молча взирают друг на друга. Его взгляд холоден, хотя на самом деле он никогда не был таким, даже смешно, что художник изобразил его так. Портрет писался со слов тех, кто видел Шэя после его мнимой смерти и с дополнениями от старой работы, от которой Ахиллес потребовал избавиться. «Чтобы ни одного упоминания о предателе не было в моём доме». Но Хоуп нужен был портрет Шэя. Нужно было видеть лицо предателя, к которому она должна была питать ненависть и которому она должна была желать смерти. Вот только Джесен так и не смогла искренне возненавидеть Кормака за его мерзкий поступок. В её душе так и не нашлось места для желания убить его, а вот портрет на стене так и остался.       — Солнце моё, взгляни на меня… — слова сами срываются с губ Хоуп. Будто Кормак с портрета действительно её услышит, будто он перестанет заглядывать своим пронзительным взглядом ей в душу, а посмотрит на её лицо, узнает ту самую Хоуп и, наконец, поймёт, что она всё ещё любит его, хоть и губит чувства внутри себя, — Моя ладонь превратилась в кулак.       Девушка хочет выложить всё, что накопилось в её душе за этот долгий срок. Так много всего она пережила, ей приходилось раз за разом вырывать страницы из своей жизни, на которых хоть как-то оставил свой след Шэй, чтобы не попытаться связаться с ним, попытаться вернуть его в Братство. С каждым разом она всё сильнее травила в себе любые намёки на чувства к предателю. Она меняла себя внутри, но эти изменения давались ей слишком тяжело.       Братство. Кредо. Так ли прав Ахиллес, как говорит? Прочь сомнения, прочь все мысли из своей головы. Шэй просто пытался посеять раздор в Братстве. Возможно, он с самого начала был связан с тамплиерами. Ахиллес прав. Хоуп столько раз убеждалась, что тамплиеры — самые настоящие чудовища. Так почему же семена сомнения взошли в душе? Почему же так хочется, чтобы Ахиллес оказался неправ, и можно было бы уйти за Кормаком? Нет, Дженсен никогда не уйдёт, не оставит ассасинов и никогда никого не предаст. Ей близки идеалы Братства, она верна Кредо. Она видела многое в этой жизни. И пусть любовь выжигает в ней дыру, но она никогда не пойдёт за Шэем. Ей хочется, но поступить она так не может.       — Шэй, почему ты заставляешь меня поступать так? Почему ты просто не мог понять то, что понимаю я? Вернулся, украл манускрипт. Предал всех, разочаровал Лайма и разбил мне сердце. Почему ты так поступил? Неужели мне действительно нужно пойти против тебя? Я уже подняла оружие. Мой клинок наготове. Я смогу тебя убить, но я не хочу это делать, Шэй. Ведь знаешь, я же… Я никогда не желала тебе зла. Ты должен был стать лучшим среди нас, в тебе действительно был талант. Он и сейчас есть, вот только ты направил его абсолютно не в то русло. Мне очень жаль, Шэй. Никто никогда не хотел объявлять тебе войну, никто, а уж особенно я, — Хоуп слишком долго молчала, чтобы сейчас просто так остановиться и не распинаться перед портретом этого проклятого человека. Нужно рассказать всё, что так тяготит. Девушка это понимает, она не молчит.       — Кто пойдёт по следу одинокому? Сильные, да смелые головы сложили в поле в бою. И ты погиб с ними, стал самой первой жертвой тамплиерской пропаганды. Мало кто остался в светлой памяти и с твёрдой рукой в строю. Всё из-за тебя, Шэй. Ты отбираешь чужие жизни, коллекционируешь их, как трофеи. Гордишься ли ты тем, что отобрал у кого-то право дышать? Я бы хотела услышать ответ, хотела бы знать, о чём ты на самом деле думаешь, Кормак. Но мы по разные стороны в этой бесконечной войне. И кто, если не я, Шэй? Кто, если не я, прекратит эту череду бесполезных кровопролитий? Солнце моё, позволь мне остановить всё это, — Дженсен прикладывает ладонь к картине. Нет никакого тепла, нет мерного дыхания, нет страстных речей. Это не живой человек, это лишь слой масла на холсте. Но ведь Хоуп так важно сейчас прикоснуться к нему, пусть и такому пустому, ненастоящему. Взглянуть бы сейчас на него, спустя столько времени и понять, каким же человеком он стал, а не судить исключительно по его жестоким и зверским поступкам.       Хоуп обводит пальцем по контору лица, по волосам, собранным в хвост. Она касается тамплиерского креста на его груди. Если Дьявол есть, то это явно его метка. Никто другой просто не смог бы создать подобный Орден, подчиняющий себе умы людей, порабощающий их волю и заставляющий нести ужас в массы. Девушка готова вонзить свой скрытый клинок в этот крест, но Кормака подобным от него не избавишь. Если бы так просто было срезать все эти шнурки и ремешки, если бы так просто было отречься ему от клятвы верности, которую он наверняка принёс своему Великому Магистру Тамплиеров.       Хэйтем Кенуэй — тот самый Магистр. Приютил Кормака под своим крылом, сделал своим цепным псом и теперь заставляет бросаться на неугодных. Можно повесить вину на него, можно приписать ему все грехи, но вот только это не остановит смерти, не остановит Шэя и его неутолимую жажду мести. Хэйтем Кенуэй — бостонская чума, Шэй Кормак — нью-йоркская отрава. Дурное влияние, чёртовы идеалы тамплиеров. Хоуп ненавидит их всех. Она ненавидит Кенуэя за то, что он забрал у неё Шэя.       По щекам начинают течь слёзы, Хоуп спешно отирает их тыльной стороной ладони. Не время рыдать и жалеть о несбывшемся. Ничего уже невозможно изменить. Каждый из них выбрал свой путь, каждый знал и осознавал, какая ответственность ложиться на них. И если Шэй не выдержал, то Хоуп пока не готова сдаться и сломаться под тяжестью знаний.       — Мисс Дженсен, к вам прибыли, — стук в дверь и голос вырывают девушку из пучины отчаяния и невыносимой тоски, в которой она уже начала так стремительно тонуть, захлёбываясь воспоминаниями. Надо занавесить портрет и спуститься вниз. Лайам не поймёт её, если увидит, что она вся заплаканная стоит у портрета их бывшего союзника, а ныне главного врага. Дженсен поднимает ткань с пола и расправляет её. Возможно, ей больше никогда не суждено будет вернуться в этот кабинет. Лучше надеяться на лучшее, но она сама учила Кормака убивать, а, значит, шансов остаться живой у неё значительно меньше.       — Я люблю тебя, Шэй. Прости меня, — Хоуп набрасывает ткань на картину.

***

      Дженсен срывается с места. Ей нужно уйти от преследования, нужно скрыться, но при этом переключить всё внимания Шэя на себя, чтобы он не заметил, как корабль Лайама спешно покидает гавань Нью-Йорка. Нужно дать время всем ассасинам, любой ценой. Глупо было рассчитывать исключительно на действие яда. Шэй не так прост. Он изменился, приобрёл новые навыки. И просто так теперь от него не избавиться.       Она взбирается по стене на крышу дома. Не нужно оглядываться, не нужно терять время. Просто надо бежать вперёд. Хоуп слышит шаги за своей спиной, она слышит, как тяжело дышит Шэй. Его сердце должно биться с каждым разом всё меньше. Каждый удар может стать последним. Но он следует за ней попятам. Он не отстаёт. Она не оборачивается, бросает бомбу с ядовитым газом, чтобы хоть немного его остановить. Счётчик времени неумолимо накручивает секунды, которые превращаются в минуты, но в это же время он неумолимо ведёт отсчёт до конца девушки.       Каждый преодолённый ярд становится новой победой для Шэя, становится новой осечкой в плане Хоуп. Она бежит вперёд. Расстояние между ними сокращается. Он сзади, он за её спиной. Его неровное, сбившееся дыхание, его хрипы. Дженсен слышит всё это. Она чувствует, как он дышит ей в затылок. Не оборачиваться, не смотреть в лицо смерти, продвигаться вперед любой ценой. Каждый шаг может оказаться спасительным.       Прыжок вниз с крыши дома и вперёд по узким улицам Нью-Йорка, петляя среди множества людей, беспомощных в этой ситуации. Тёмные закоулки могут стать спасением, пристанищем и укрытием, вот только нет возможности остановиться и спрятаться там. Он близко. Он следует за ней. Кровь стучит в висках, по венам и артериям разливается адреналин, но силы уже на исходе. Крепкие руки грубо хватают её. Слышен щелчок спускового механизма. Скрытый клинок вонзается в живот. «Вот и всё, вот и конец» — именно это проносится в мыслях Хоуп. Сегодня она проиграла свою жизнь.       Дженсен валится на колени, хватается рукой за живот, стараясь зажать рану, но продолжает ползти вперёд. Это всё по инерции, она уже не сможет никуда уйти, не сможет скрыться от Кормака, оставив его умирать от яда в теле. Война для Хоуп окончена навсегда. Она сделала всё, что только могла сделать для дела ассасинов. Она повторила эксперимент, нашла нужные координаты, дала время для отступления Лайама. Вот только цена за это слишком высока.       Шэй срывает склянку с противоядием и залпом осушает её. Он спасся, а вот ей уже не спастись. Кровавое пятно расползается по одежде, кровь струится по руке Хоуп. Она всего лишь новый трофей в копилку Кормака, его жертва на пути продвижения среди всех этих мерзких представителей их поганого Ордена. Девушка валится на спину, Шэй падает на колени рядом. Их лица так близки друг другу. Теперь она может взглянуть на него настоящего, посмотреть в его глаза и запомнить навсегда, как он выглядит после стольких лет разлуки. Последняя их встреча перед вечным забытьем.       — Ты опоздал… Как всегда, Шэй… — Хоуп произносит это с насмешкой, превозмогая боль и стараясь не шевелиться, чтобы оттянуть момент своей смерти.       — Хоуп. Я же не хотел этого… — его рука в перчатке касается её щеки, он склоняется ниже, словно они и не враги вовсе, а просто некогда расставшиеся любовники.       — Я УЧИЛА тебя этому. И меньшего не ожидала, — Хоуп гордится им, ведь всё же он усвоил всё то, чему она его когда-то учила. Не подвёл, не опозорился в её же глазах. И пусть она сейчас истекает кровью. Некогда она сама даровала ему умение пользоваться скрытым клинком и в собственной близящейся смерти винить некого.       — Но зачем…       — Дать Лайаму время уйти… Скоро шевалье отправится к святыне Предтеч.       — Я остановлю его.       — Он будет ждать тебя, — Дженсен собирает последние силы, касается лица Шэя, заставляя его взглянуть на себя. Ей нужно заглянуть в его глаза и понять, чувствует ли он сейчас что-то. Ей необходимо сказать хоть часть того, что было сегодня рассказано ему портрету. Вот он. Сейчас рядом, перед ней. Живой, почти невредимый. Это всё ещё тот Шэй, который стремится пойти наперекор судьбе, который сам создаёт свою удачу, — Жаль… Ты был так талантлив…       Огонёк жизни гаснет в её прекрасных глазах. Эти последние минуты её жизни стали самыми счастливыми. Хоуп остаётся на его руках. На руках своего убийцы и самого дорого человека во всей её полной разочарований и ужасов жизни. Она замолкает навсегда, так и не сказав те заветные слова, повисшие навсегда в воздухе в кабинете перед его портретом.       Шэй опускает голову. Он не желал её смерти. Пусть кто-нибудь другой убил бы её, пусть она умерла бы от старости, но Кормак не желал стать тем самым, кто прольёт её кровь. Она следовала ложным идеалам, верила Кредо и не могла достигнуть Понимания. Она была для него врагом. Рабская преданность Ахиллесу, вера в его исключительную правоту. А внутри всё сжимается, чьи-то когти прорвали броню и впились в незащищённую душу. Надо было поговорить, надо было воззвать к её совести, надо было сделать хоть что-то, чтобы спасти её.       Её тело лежит возле него. Ещё тёплая, но уже не дышит. И почему всё это случилось именно с ним? Почему именно он должен был сделать это? Тамплиер хочет взвыть от отчаяния, которое раздирает его изнутри. Эта борьба зашла слишком далеко. Она заставила его убивать невинных, она заставила его разрушать себя. Шэй не смотрит на Хоуп, он не смотрит в её глаза, в которых больше никогда не вспыхнут яркие искорки. Её здесь больше нет. Своими собственными руками Кормак убил свою единственную любовь, всадил в своё же сердце нож. Его путь обагрен кровью. Отныне и впредь он всегда одинок.       — Солнце моё, взгляни на меня. Моя ладонь превратилась в кулак… — шепчет Шэй. Он снимает с шеи покойницы повязку с камнем. Пусть хоть что-то её навсегда останется с ним.