Панические атаки

А началось все, знаете, довольно буднично, я пил чай с бергамотом, занимался... чем-то. Качался на шатающемся стуле, глазами следил за секундной стрелкой, думал: «Надо бы лекарство принять. Как бы чего не вышло». Поздновато, наверное. И вдруг я почувствовал, как часы бьют двенадцать, хотя времени было едва полвосьмого, и ход времени гулким звоном отозвался в голове, перебивая участившийся ритм сердца. Я не знаю, что произошло, но вдруг стало холодно, и я поймал себя сам на том, что ногами нервно отбиваю чечетку и дышу через раз, вдруг подавившись воздухом. Я попытался оглянуться, и мне стало страшно: стены вдруг стали чужими, серая полутьма ощетинилась когтями и клыкастыми пастями, монолит потолка посыпался вниз, мне на голову. От попытки успокоиться стало хуже, я вскочил, побежал из комнаты в комнату — может, где-то не так страшно, может? Но зеркала шипели и пытались затянуть внутрь, шкафы грохотали дверцами, окна манили, щелкали челюстями и визжали: «Прыгай!» Я не хотел, о боже, почему это не прекратится?! И так страшно мне стало, что я бросился бежать, накинув что попало, перепутав ботинки, не глядя, зигзагами, лишь бы оторваться от преследования монстров моего же сознания. С лестницы — кубарем, из подъезда — как ошалелый, вскочить на мотоцикл и мчаться в пустоту быстрее ракеты, пока глохнешь от свиста в ушах. Сгореть в атмосфере метеором. Мне не стоило водить в таком состоянии, о нет, не стоило, я путаю педали, не вижу дороги, руки дрожат — предатели, но я не хочу, не хочу умирать. Вдруг почувствовал себя, как экипаж Союза 11, как космонавт Челленджера за минуту до взрыва, и в голове визгом заходилась сирена, красные огни и никакого спасения. Я сжал тормоз до хруста в костях. Запетлял по дороге. Плохо. Детали загремели панически — к таким перегрузкам жизнь их не готовила. Я затормозил. Остановился. Вышел на край дороги. О боже, что я наделал, боже. Сколько раз я чуть не умер? Хотя нет, лучше не считать — мне и так страшно, я все еще не могу дышать. Нужно уходить отсюда, но ноги не держат, дрожат, но и сидеть я не могу — мир трещит по швам и вертится с чудовищной скоростью. Где я вообще? Отдаленно знакомое место, сосны, дорога, желтые фонари и звездное небо. Черт, далековато от дома. Я просто сажусь на край дороги, встаю, сажусь опять, ложусь и упираю растерянный взгляд в космос. Все чувства захлестывают с головой, заглушают любые мысли, как безумный, беспорядочный оркестр; я чувствую все, от запаха асфальта, пыли и хвои до прикосновений ткани к коже, текстуры собственных волос на лице и неуловимого вращения земли. Я попытался дышать, очень сильно. Закрыл глаза, от усталости, правда, больше. Силился представить другое место, чтобы сбежать в него от проблем, что я сам и вызвал. Это не помогло особо. Я открыл глаза, и на меня с оранжевым фонарным светом обрушилась реальность, только выжидавшая нужный момент. Ну конечно, конечно — я согласился сам с собой, поднял мотоцикл, осмотрелся по сторонам. До города так не дойти, да и топлива не хватит наверное. Что за глупости я вытворял, идиот. Но сожалеть поздно, надо возвращаться — наверное все же пешком, со старым другом, повисшим на плече, немного, почти что мертвым. В голове все еще туман и осколки, и бросает из жара снова в холод, и плакать немного хочется — ладно, лучше так, чем на трезвую голову с этим мучаться. Очнулся я понемногу только тогда, когда вдруг услышал, как зацветают ели, и в воздухе повеяло землей, неизведанностью и летом. Я вжимаю в плечи голову, пока взгляд мой стыдливо скачет между землей и затухающим небом. И почему-то ночной лес кажется не таким страшным, как знакомые бетонные стены, словно в мире что-то щелкнуло, и я вдруг стал диким зверем, из берлоги глядящим на странные звезды человеческих поселений. Я очутился вдруг в неизведанном, в другом мире, на другой планете — поэтому и дышать так сложно, и шаги легче обычного. Вокруг — девственные кущи, путь мне освещают флюоресцентные грибы, втрое меня больше, а отблеск заката из розового, фиолетового, алого переходит в аквамарин, и над головой у меня сияет Магелланово Облако, на фоне которого луна — несчастная спичка, пузатая лампочка против прожектора. И смольно-черный лес кипит жизнью, маленькой и неизвестной, у которой миллионы глаз, шесть, девять, восемнадцать лап, и прозрачные, словно стеклянные рожки. И я иду по памяти в пустоту, смутно лишь предполагая, что скрывают огни, шагая в скафандре по каменным тропам — следам лавы, что струилась когда-то с горы. Но теперь камень разрушен, он порос желтовато-оранжевой травой и распался на кристаллы кварца — они теперь трещат у меня под подошвой, блестящие, холодные искры. Время идет как-то странно, а на часы я и не смотрю — вместо них у меня есть звезды, их много в ярком, всегда карнавальном небе, цвета лазури, вечной мерзлоты и свободы. Где-то там, выше, над моей головой рождается космос, и я, наверное, ему немного завидую, и восхищаюсь — много. К поселениям я вышел естествоиспытателем, конкистадором в джунгли амазонки, или лучше — марсоходом Curiosity к просторам красной планеты, холодным взглядом окинув паттерн огней и линий, что заполонил и перегрузил мой мозг. Энигма, шифр, послание потомкам — с каждым шагом вперед звуков, чувств, движений становилось больше и больше, пока я не решил сдаться, отпустить здравый смысл и не понимать ничего больше. Кожу щекотал птичий клекот, а может это автомобили, или провода проникают мне глубоко в сердце, и потому ток зудит по венам, заводя сердце, как старый мотор. Вокруг, кажется, кладбище космических кораблей, белые корпуса, покореженные радиацией и ветрами, носами смотрят в небо, куда уже не могут стремиться — один ли я из них? Из иллюминаторов мягко светят огни — неправда, неправда, я в этом мире один. Люди — видения моих фантазий, призраки покинутых космодромов, не так ли? «Интересно, наверное, остаться одним во вселенной», — говорю сам себе, толкая стальную входную дверь. Скидываю один ботинок, падаю на кровать, на сухую глотаю таблетки, прежде чем провалиться в сон. «А теперь спи. Тебе еще жить завтра.» Каждый раз не верится.