Бывшее настоящее

Драббл, Адиль/Алла

      Как и обещал Адиль, ребята провели весь день наедине друг с другом, разговаривая на самые разные темы. И обоим было легко, даже никакой неловкости, которой могла бояться Алла. Ей перестало казаться, что его отношение к ней может как-то измениться, что она может перестать быть для него ценной. Но когда взгляд Адиля касался ее, все это уходило на второй план. Для него, казалось, никто не имел такого значения, как Алла. И ей это льстило, и немножко пугало. Пугало от того, что она не знала, насколько далеко это может зайти, и даже если она уверена в серьезности его намерений, она все равно боялась до конца раскрыться.       Мужские руки едва скользнули под легкий шелковый халат, но Алла быстро прерывает его ласки, глядя на выражение лица Адиля. Брюнет немного напрягается, одаривает недовольным взглядом, что быстро вызывает ее улыбку. За окном уже смеркается, но торопиться некуда, поэтому внеплановые размолвки его не пугают. Резко притягивает девушку к себе одной рукой, из-за чего невольно приоткрывается вид на привлекательное нижнее белье.       В свете сумеречного неба и неяркого уличного освещения лицо Аллы приобретает не естественный оттенок, но это только вызывает еще большее желание в нем. Понемногу она пытается юркнуть на кухню за стаканом воды, но казах крепче сжимает тонкую талию в своих умелых руках. — Никуда ты от меня не денешься, — смеется он, пытаясь поцеловать нежную кожу на плече. — Я пить хочу, пусти. Надо еще проветрить комнату, все кругом пахнет тобой! — быстро поднимается, пытаясь больше так не попасться. — Не пора ли сменить одеколон? — Можешь не притворяться, тебе же нравится.       Его громкий смех ударяется об стены и эхом разносится среди полупустой квартиры. Алла наливает стакан холодной бодрящей воды, добавляет лимонную дольку. Она на ходу пытается подобрать слова для разговора с ним, пока подкарауливавший ее за стеной парень не прерывает ее раздумья. Адиль ловко поднимает девушку на руки, затыкая ее рот влажным поцелуем, задирает халат так нагло и бессовестно, но ей это даже нравится. — Стой, подожди, я же принесла попить. — Алла губами касается холодного стекла, тяжело дышит и при этом продолжает заманивать карим взглядом. — Даже удав не ужалит, когда человек пьет. — А я хуже удава, куда хуже… — Опять смеется, забавляясь над выражением лица своей девушки. — Хочу, чтобы ты станцевала… — Танец? Ты серьезно?       На что в ответ она получает лишь краткий кивок головы и довольную улыбку. Парень горячим дыханием опаляет шею что-то неразборчиво продолжая шептать, пока его руки все также заняты блужданием по покрывшейся мурашками коже под халатиком. — А вдруг тебе не понравится? Я далеко не профи в этом, можно сказать, слишком далека от подобного. — Ты больше боишься, что мне не понравиться или что ты оплошаешь? — Пятьдесят на пятьдесят, чтобы тебе понравилось, я должна быть голой. — Неправда, так даже интереснее, пускай я все уже видел… — опять эта до безобразия наглая ухмылка, — и не раз.       Дыхание перехватывает, после его слов. Алла пытается не подавать вида, чтобы лишний раз не дать повода для усмешек и пошлых шуточек, которые изредка он мог сказать. Она тянется за поцелуем, освобождаясь от его хватки, но тот быстрее положенного уворачивается хотя и сам не прочь ощутить тепло ее губ на своих. — Сначала танец, — спокойно проговаривает, выдыхая в рот. Эта его быстрая смена настроения путает еще больше, поэтому девушка покорно принимает правила бессмысленной игры.       Адиль усаживается на постель, принимает полу лежачее положение, локтями упираясь в матрац. Его это полностью устраивает, он только и рад наблюдать за плавными движениями ее бёдер, рад видеть легкий румянец на щеках девушки. Она смущается, но медленно приближаясь, все больше приобретает некую уверенность в собственных движениях. И пусть она продолжает опускать свой взгляд в пол, практически не смотрит на него, он все равно ощущает всю ее привлекательность и сексуальность.       Легкая ткань халатика также медленно скользит по плечам, сначала с правого, а затем и со второго, позволяя наблюдать кружевной бюстгальтер темно-бордового цвета. Пояс все также покоится на ее талии, соблазнительно прикрывает длинные ноги, пока ее пальцы также медленно не развязывают узел, казалось, точно такой же узел завязался и у нее в животе, но она все продолжает свой незатейливый танец.       Волосы Аллы стали совсем черными в темноте комнаты, лишь изредка на них попадал свет из окна, шторы которого они так и не закрыли. Ее танец начинал кружить голову, поэтому руки так и просятся дотронуться, но тут она решила его обломать. Подмигивает ему, слегка отталкивает опять на кровать, чтобы не мешал. Ее это даже увлекло, поэтому она продолжает пританцовывать ритму в своей голове, проигрывает «Цепи», словно на повторе. Соблазняет, дразнит, когда пояс, наконец, спадает и он может увидеть остальное, что заставляет его еще больше напрячься. Он чуть ли не рычит, когда Алла опять обрывает его попытки затащить себя на кровать.       Она видит, как он злится и бесится, что не может получить свое. Видит, как он хочет обладать ей, и ему совсем не нравится не получать того, что он желает.       Девушка прикрывает глаза рукой, расправляет растрепавшиеся пряди волос, искоса наблюдает за мужчиной, но тот резко поднимается, чтобы рывком забрать ее, потому что все внутри пылает, и даже Алла уже почувствовала весь его жар и желание.       Она лишь смеется, потому что обыграла, он не удержался. Правила его же игры пошли ей только на руку, ведь это не она сейчас буквально сгорает от нетерпения насладиться с головы. Щедро. Его затуманенный взгляд касается ее губ, пытаясь сконцентрироваться, но уже что-то животное поглотило его целиком, срывается. — Кажется, кто-то из нас поторопился и переоценил себя, — глухо шепчет на ухо, раздражая не меньше. — И недооценил тебя, — заканчивает за нее фразу Адиль, снимая с себя спортивные брюки. Он больше так не позволит с собой играть, если только раз. Но сейчас явно она показала ему, насколько сильное влияние имеет над ним, и дело не заканчивается только желанием обладать. Она занимала все его мысли, не только в последнее время, но и на протяжении своих отношений с Кириллом. И тогда он пытался себя одёргивать, и не позволял себе полностью раствориться в этой давно зародившейся в нем симпатии к девушки.       Он всегда был уверен в себе и своей привлекательности, которая безотказно действовала на каждую девушку, что он успевал встречать, но этот карий взгляд и теплая улыбка, будто приросли к нему. Каждый раз именно мысли о ней заставляли его выходит из очередного запоя, в которых он частенько пребывал. Она заставляла его, словно с головой окунаться в ледяную прорубь, когда только заговаривала с ним. И ему льстила эта дружба с ней, льстило, что он всегда умел ее понимать, в то же самое время, когда она об этом даже не подозревала.       Пускай потребовалось слишком много времени, чтобы до конца понять это. Пришлось растрачиваться на сучек, которых он менял быстро, как перчатки. И пришлось так долго быть без нее, а без нее он быть не любил. Не умел, и не собирался начинать.       Наверно, это произошло бы рано или поздно, она бы все равно была его. Как, собственно, и произошло, неизбежно. Время многое отнимает, забирает уже навсегда, затем именуя все произошедшее прошлым, бывшим… Тем, что уже когда-то произошло, и если бы все было бы иначе, никогда не, стало бы тем, чем стало сейчас. Время дает нам настоящее, что и называется жизнью. Здесь и сейчас, есть только это. И если есть такая возможность разобраться в себе, подумать о своем прошлом, надо выбирать настоящее, ведь бывшее по определению не станет настоящим, оно уже когда-то было. Было и прошло… — Не могу ни о чем другом нормально думать, кроме тебя. — Отдышавшись, шепчет подруге, когда та уже посапывает на его груди. Она уже засыпает, немного щурясь в дремоте, от его слов. — Ты говоришь, как в кино… — глухо отвечает Алла, прислушиваясь к его голосу. Ей нравится ощущать его горячее дыхание на макушке головы, она слегка улыбается. — В кино не так говорят. Если бы это было кино, то я наверно сказал бы, что хочу тебя, — смеётся брюнет, запускает пальцы в свои жесткие волосы. Так опять захотелось закурить, но он не хочет, чтобы девушка лишний раз дышала табачным дымом. — Зато, правда. — Думаешь, я просто хочу тебя? — его слегка злит, что она может так думать. Алла не решается что-то ответить, молча рисует узоры на его руке, переплетает между собой их пальцы. — Нет, не просто… — спустя мучительных для него несколько минут, отвечает девушка. — Ты значишь для меня гораздо больше. Больше, чем думаешь. — Нотки обиды прозвучали в его голосе, обиды на самого себя. Он знал, каким жестким может быть, но хотел, чтобы Алла видела в нем все хорошее, если там еще что-то такое есть. — Ты делаешь меня лучше, чем я есть на самом деле, ты мое слабое место. И если ты этого не понимаешь, то выходит, не знаешь меня настолько хорошо, как я думал. — Адиль… я знаю, что значу для тебя… — Тогда почему так говоришь? — искренне удивляется. Он заставляет ее немного подняться, и повернуться лицом. Алла с минуту молча разглядывает его лицо, задерживает свой взгляд на четко очерченных губах, вспоминая их тепло и вкус, чем продолжает вызывать некое волнение. Ее молчание становится пыткой. — Потому что мне страшно. — Не спеша, делает глубокий вдох. — Будто хожу по парапету, боюсь сорваться вниз, в пропасть, где кромешная темнота и нет тебя. Я тебе полностью доверяю и всегда доверяла, но мне страшно, что ты каждый раз значишь для меня все больше, и мне будет тяжело тебя терять. Страшно полностью раствориться в тебе и опять остаться с болью наедине. — Тебе не придется меня терять, — принимает попытки переубедить, но уже не злясь. Ловит ее взгляд, который не хочется упустить. — Я буду рядом, Алл. Наверно, я не первый, кто так говорит, но… — Это уже неважно сейчас, просто… — Если ты неуверенно себя чувствуешь рядом со мной, то это только моя вина. — Не соглашусь, все это мои тараканы, а ты самый лучший, — улыбается, наивно отгоняя от себя тревожные мысли. — Я уже это говорила?       Он рывком поднимается с постели, забирая с собой нагретое телами одеяло, оставляет ее обнаженной. Алла неловко прикрывает свою наготу простыней, тоже злиться на него. Хорошо же просто лежали, уже собирались спать…       Девушка молча двигается следом, ничего даже не предъявляет, ей быстро передается его настроение.       Наблюдает за тем, как он все-таки поджигает сигарету последней спичкой, лежащей в картонном коробке. Адиль выдыхает густые клубки дыма в окно, стараясь не дымить в помещение, но проворный сигаретный запах все же заполняет собой и без того спёртый воздух.       Алла все так же молча подходит к нему сзади, крепко обнимая, как делала это раньше. Она закрывает глаза, шепчет самой себе, даже не особо понимает, что конкретно произносит. Пальцев ее ног уже касается осенний ветерок, разгуливающий по кухне, что заставляет ее слегка вздрогнуть. — Это любовь.