silent sadness

У Снейпа есть всего две фотографии Лили. Их общий снимок на фоне хогвартского озера и греющегося на солнце гигантского кальмара. И обрывок уже повзрослевшей смеющейся Лили и заключение письма с ее подписью и ее любовью, которые он нашел в доме Блэка после того, как члены ордена покинули штаб. Снейп пересматривает их в редкие моменты сентиментальности, когда выпьет лишнего, как сейчас, сидя в своем доме в Паучьем Тупике в очередное очень холодное Рождество. Смотря на фото детей, где Лили радостно смеется, а Северус недовольно кривится (хотя в его глазах маячит улыбка) можно перенестись в прошлое, как с помощью Омута Памяти, туда, где счастливая девочка в новенькой мантии стоит теплым сентябрьским днем у озера рядом с болезненного вида мальчиком, тоже счастливым. Туда, где они оба юны. И живы. Туда, где Лили была истинной гриффиндоркой с кучей друзей, а Северус — изгоем в Слизерине, но когда поначалу они все равно любили поводить время вместе, потому что Лили еще не разочаровалась в друге, а он не разочаровался в жизни. Лили делилась с ним неудачами на уроках полетов на метле и тем, какой смешной у них преподаватель Зельеварения. Что он вечно трескает сладости и рассказывает о своих бывших талантливых учениках. А Северус делился историями о волшебстве в Средневековье, прочитанными в Истории Магии. Сквозь толщу воспоминаний слышится его собственный угрюмый голос. — … если бы ты родись в Средневековье, за твои глаза тебя сожгли бы на костре. — Я бы не сгорела. Я бы умела замораживать огонь, — улыбалась Лили — Думаешь, я не читала Историю Магии? У Лили были темно-зеленые глаза, удивительно рыжие волосы и бледная кожа. Она обладала всеми признаками стандартной ведьмы, и Северус часто неловко шутил на эту тему. Но он никогда бы не поверил, что такие добрые красивые глаза могут принадлежать злому человеку, заслуживающему сожжения на костре. К тому моменту, когда Лили превратилась в девушку с обрывка фотографии, которая у него хранилась, отношение к ней Снейпа не изменилось. Его чувства всегда были чисты и невинны. (И болезненны). В его голове никогда не возникало грязных мыслей, ни в подростковом возрасте, ни после, когда Волдеморт после его просьб пощадить Лили цинично сказал, что он может забавляться с любой женщиной, чья кровь будет почище, чем у этой шавки Поттера (Она — Лили Эванс). Конечно же, он понимал, что имел в виду Темный Лорд, но он никогда не стал бы «забавляться» с ней. И вместе с тем он всегда знал, что это никогда не приведет к чему-то хорошему. Потому что, хоть он прекрасно умел обращаться с ценными хрупкими предметами, обладая способностью с идеальной точностью взвешивать ингредиенты для зелья и изобретать самые зловещие заклинания, требующие четких движений палочкой, Лили Эванс (никогда не Поттер) в любом случае была слишком хрупкой и ценной. Даже для него. И он это признавал. И он пронес мучительную привязанность через жизнь, посвятив остатки судьбы искуплению, сохранению жизни отпрыска ненавистного Поттера, но любимой женщины, и игре в двойного агента. Он сам убедил себя в том, что заслуживает этого. В конце концов, его любовь убила ее. И навсегда разбила его сердце. У него были две фотографии длиной в треть его жизни и почти во всю ее жизнь — от юной волшебницы, которая только-только открывала свои способности до прекрасной талантливой девушки, преданной жены и любящей матери (настолько любящей, что единственным воплощением ее теперь являются зеленые глаза Гарри Поттера). С такой живой улыбкой, что глядя на нее сложно думать о том, что ее улыбки не существует, ее тела не существует, ее кости превратились в прах в могиле в проклятой Годриковой Впадине. Воспоминания в его руках, и он забывает, что он уже постарел и помрачнел. Северус не видит, но морщинки на его лице под тусклым светом лампы выделяются еще четче, от чего он кажется еще старше, а его скорбь заметна еще сильнее. Но ему необходимо отложить сантименты и печаль. Потому что впереди его ждут мальчик со шрамом на лбу, серебряная лань, загадочные приказы мертвого директора и укусы невероятно смертоносных змей темных лордов.