Это (не) одиночество...

      — Лишь одиночество учит нас любить.       Она всегда так думала, поэтому всегда была одна, она любила быть одна, ведь… когда к кому-то привяжешься, всегда есть риск, что потом будешь обязательно плакать. Она всегда так думала. Быть может, боялась разочароваться в этом мире? Нет, не в мире, скорее в себе. И никто ей не скажет, что это неправильно, ведь настоящее одиночество — это состояние, о котором некому рассказать. Она просто живёт — живёт своей тихой жизнью, живёт так, как может, как привыкла с рождения. Постоянно ждёт чего-то, грезит, что время придёт, а время только уходит. Вот вся её докучная жизнь…       Вот пушистая снежинка коснулась её носа, заставляя немного поморщиться. Да, в это время на улицах по-зимнему холодно, но её это никогда не останавливало. Она брала свой холст и со всех ног бежала в городской парк, рисовала то, что видела. Каждым движением кисти она создавала свой мир, но на холсте получались лишь чёрные линии, ведущие куда-то в небытие. Так было всегда и могло бы быть, если бы не…       — Смотрю уныние преследует тебя по пятам.       Она подняла глаза и увидела того, о ком надо было поскорее забыть, но она не смогла. Его угольные волосы, чуть развевавшиеся на ветру. Его алые глаза, которые вселяют некий страх, белоснежная кожа и нелепые солнцезащитные очки… и вовек такое не забудешь.       — Я не приглашала вас… — немного сердито сказала она, скорее для того, чтобы её быстрее оставили в покое, но незнакомец явно не собирался этого делать, он только рассмеялся. Обычно так смеётся тот, кто нашёл себе развлечение по душе, очередную игру, в которую интересно играть только ему одному.

Тогда она ещё не поняла этого.

      — А ты забавная, скажи мне своё имя, вот я Цубаки, — протягивая ей свою тонкую руку, он заглянул ей прямо в глаза.       — Это неважно, и я вам совсем не доверяю, — произнеся это, словно фарфоровая кукла, она всё-таки взяла его руку…

* * *

Слушай, я всё время ждала… Я мечтала, что наступит тот день…

      И этот день настал — она в него влюбилась, и это было необычайно странно, ведь она никогда никого не любила, да и само это чувство ей было совсем не доступно. Раньше никогда… но для неё теперь всё изменилось. Эти ненужные чувства вторглись в её мир, и она уже не хотела быть одна… совсем не хотела.       «Мне кажется, что я тебя люблю» — думала она, смотря на небеса и улыбаясь.

День, когда укутанная Теплом твоих рук, Я расскажу тебе О своих настоящих чувствах.

      Если у тебя есть тот, кому можно рассказать о снах, ты не имеешь права считать себя одиноким…       Она больше не одна…       — Знаешь, вчера мне приснился странный сон: я была одна, а кругом — темнота. Находилась в какой-то мрачной, незнакомой мне ранее, комнате. Там ничего не было: ни единого лучика солнца, ни единого звука мерцания старой лампы. Там не было даже дверей, мне не куда было пойти. Я стояла во мраке и мысленно считала до ста, ведь я очень боялась больше никогда не вернуться. В общем, это было пространство непроглядного мрака, почему-то похожего на ложь и предательство. И знаешь, что? — она перевела взгляд на рядом сидящего Цубаки, а тот лишь хитро улыбнулся, — Ещё там был ты, и ты… спас меня, наверное, — на этой фразе она немного покраснела.       — Прямо как сейчас, да? — он наклонился к ней, сначала поцеловал ее волосы, потом медленно повернул к себе ее лицо и поцеловал в раскрытые покорные губы.

Словно лунный свет, освещающий сердце Мягче, чем солнце, Всё было так скромно и нежно, Это было похоже на любовь. Я всё время смотрела Только на тебя. Ты — молодой месяц, Что однажды был разрушен, Чтобы насытить твоё сердце.

      — Цуба-кун, а ты и вправду вампир? Что-то не очень мне в это верится, — с горящими глазами, вот уже как час, она расспрашивала его о вампирах и обо всём, что с ним связано. Любопытство — вещь серьёзная, пока не узнаешь, вот точно не успокоишься.       — Да, да, да, и ещё раз да, я вампир уныния, точнее… Неприглашённый, в сотый раз тебе повто…       — Тогда что ты умеешь? Можешь людей гипнотизировать? Или летать умеешь? Так ты ещё и бессмертный? Тогда… сделай и меня вампиром, — в этот момент она снова стала серьёзной, быть может, испугалась своих же слов. Цубаки посмотрел на неё с неким удивлением, а потом холодно ответил: — Нет, никогда.       Она заметно помрачнела, но сердиться не стала, ведь уже знала ответ заранее, да и вечная жизнь уж точно не для такой как она, только не для той, кто так отчаянно пытался умереть ещё неделю назад.       Но, каково же было её удивление, когда она посмотрела на вампира и вместо привычного Цубаки увидела двухвостое животное.       — Вах, так ты ещё и кошкой ставиться можешь! — в ту же секунду она, наверное, уже и забыла обо всём, что случилось минуту назад. Конечно, как же можно не погладить такого милого «котика»?       — Я Лис! Дурочка! — обиженно сказал Цубаки.

Я хочу нескончаемо Слушать твою историю Пусть даже я знаю, Что время всё меняет, Я хочу верить Во что-то, что не исчезнет.

      «Почему ты так часто оставляешь меня одну? Вечно уходишь, уходишь… а потом, возвращаясь ко мне, ты совсем меня не находишь… а время идёт всё, моё сердце теряется, нет… всё же, ты просто не ищешь меня. Я тебе не нужна уже, и я это знаю… но и одинокой я больше быть не хочу. Поэтому верю, что всё еще может наладится, но вот разум твердит: не верь ты ему!»

Если существует свет, освещающий путь странника, Блуждающего во тьме, То это, должно быть, свет чьих-то глаз, Смотрящих прямо вперёд. Для меня именно ты Дал тот свет. Я — убывающая луна, В которой ты обнаружил Робкое одиночество.

      — Ты ведь никогда не любил меня, да! Но почему ты всегда был рядом? Для тебя это была лишь игра, в которой я была лишь пешкой? Теперь ты доволен? Я ненавижу тебя…       — Может, сначала… нет, прости, Цукиёми…       Теперь он исчез навсегда, оставив её в полном одиночестве. Опять она одна. В её любимом одиночестве. Теперь её никто не побеспокоит и никто не сможет найти, она будет вечно одна, ведь это решила её нелёгкая судьба, но в сердце ведь ещё живёт сомнение, что это всё, лишь полное забвение…

Внезапно из моих глаз Потекли слёзы, От чего лунный свет стал размытым.