Маленькая хитрость

Девушка стояла, приклонив одно колено к испещрённому трещинами полу. Её руки с длинными пальцами, на которых ещё не зажили мозоли от долгих тренировок с луком, были сомкнуты в молитвенном жесте у груди. До её острых ушей доносились тихие голоса остальных, которые сливались в одну мелодичную песню. Молитва, словно хрупкая галла, проносилась под высокими сводами храма, между статуями Волка и Матери Всего и останавливалась около молящихся эльфов, внимательно осматривая их своими большими очами. — Уста Митал изрекают премудрость, Эльфийка верила, что когда-нибудь эта галла вырвется за пределы стен, поросших витиеватыми стеблями, и отнесёт все эльфийские просьбы, переживания Той, которой они молятся ото дня в день; Той, в чью честь был возведён этот храм. — и язык Её произносит правду. Верила, даже несмотря на убийство Её богини. Тихо, чтобы никто не услышал и не прервался, девушка вздохнула. Приоткрыла сначала один глаз, а потом, осмелившись, другой. Не поднимая головы, она начала внимательно осматривать своих соседей по молитве. Их лица были полны страдания, они полностью отдали себя словам песни. — О, как ты свята… Как ты безмятежна… Как ты благочестива… Она видела на щеках Мудрых слёзы. Они почти всегда плакали при молитве. Плакали потому, что не могли вернуть Элвенан, скорбели о гибели своей богини. Эльфийка тоже скорбела, её учили этому. Но её голубые глаза всегда оставались сухими.

***

— Знаешь, почему тебя зовут Да’Харел? — спросила однажды одна из Мудрых. Её валласлин уже совсем поблёк, в то время как у молодой девушки темно-зелёные ветви под глазами были яркими; казалось, что они расцвели на её лице совсем недавно. Да’Харел слегка нахмурилась: светлые брови на мгновение дрогнули, на широкой переносице образовалась едва заметная морщинка. Эльфы, с которыми она проходила обучение, часто насмехались над ней из-за имени. Любому эльфу внутри храма рассказывали истории о Маленькой хитрости, которая думала, что сможет обмануть всех. — Из-за птицы, — ответила Да’Харел, смущённо отводя взгляд. — Расскажешь мне эту историю? — в этом вопросе не было просьбы. Эльфийка удобнее устроилась на широких ступенях лестницы, в ожидании. Через огромный, тянущийся во всю стену шрам проникали солнечные лучи, которые отливали зелёным из-за прорастающих на их пути растений. В широкой полосе света плясали маленькие пылинки, безмятежно опускаясь на пол. Да’Харел обняла колени и отвернулась от своей слушательницы. Она не любила говорить. Особенно с Мудрыми. Она считала, что слишком глупа, не просвещена даже для того, чтобы стоять рядом. — В далёкие времена, когда мир только создавался, все звери, имеющие крылья, решили выбрать себе правителя, — тихо начала девушка, — Проще условий было не сыскать: тот, кто выше поднимется в воздух, тот и будет королём. Огромная птица с широкими крыльями взмыла вверх, и все уже знали, что ей не будет равных; никто не захотел с ней соперничать. Остальным лишь оставалось смотреть ей в спину и щуриться от Солнца. Но только эта большая птица собиралась спуститься на землю, как из-под её крыла выпорхнула маленькая птичка, которая все время пряталась в перьях на её груди, и поднялась чуть-чуть выше. Все начали кричать: «Правитель! Правитель!». Но была среди птиц мудрая сова, которая увидела обман и вывела обманщицу на чистую воду. После этого большую птицу заслужено выбрали правителем, а маленькую птичку шутливо назвали Да’Харел. Эльфийка закончила свой тихий рассказ. Образовавшуюся тишину прерывал лишь шелест листьев. — Хорошая история, — сказала Мудрая, одобрительно кивнув. — Я никого не обманывала, — в голосе показалась обида, скрывавшаяся до этого момента в душе девушки, — Почему меня так назвали? — Чтобы ты помнила.

***

— Как ты милосердна… О, Справедливая Митал! Её губы перестали двигаться, когда взгляд скользнул по спине, которая была еле видна ей. Абелас всегда молился впереди, как и положено Мудрым, в то время ученики и рождённые уже после падения Элвенана — сзади. Да’Харел всегда оставалось только быть за его спиной, изучать его латы, в которых она уже узнавала каждую царапинку. Маленькой хитрой птичке никогда не взлететь до высоты полёта ширококрылой птицы. Бледные щеки заалели. Почему она сейчас думает о своём наставнике, а не о Матери Всего? Почему её мысли имели дерзость прервать молитву, которую она должна напевать также, как и остальные, целиком и полностью отдаваясь службе? Что с ней было не так? На мгновенье она опустила голову, крепко жмуря глаза. Она неправильна. Она служит не той богине, однако носит её валласлин и гордится этим. Но отчего сейчас не может вспомнить и слова молитвенной песни? Сделав неглубокий вдох, она распахнула глаза. И осмелилась поднять голову, чтобы вновь увидеть ту тонкую белую косу и выбритые виски, ткань капюшона и стёртый металл доспехов. Сердце, казалось, пропустило удар, а рот безвольно раскрылся от удивления. Взгляд золотых глаз, который она постоянно избегала на тренировках, сейчас был прикован к ней. У Да’Харел сбилось дыханье, глаза начало неприятно жечь. Тело мелко задрожало. Стыд скользкими костлявыми руками, казалось, сжал ей горло. Эльфийка быстро опустила голову, продолжая часто дышать. Милостивая Митал, что же она натворила? Кем она себя выставила?

***

Трава приятно щекотала оголённые ноги, которые в данный момент не скрывали золотые доспехи. Да’Харел пальцами чувствовала каждую травинку, каждую частичку земли, ступая по едва заметном тропике. Солнце ласково гладило своими лучами бледную кожу, будто пытаясь придать ей более тёмный, живой оттенок. Позади оставался храм. Ещё несколько шагов и его стены будет невозможно будет различить среди широких стволов деревьев. Тело все ещё знобило, а ладони непроизвольно сжались в кулаки. Ей казалось, что она нарушила закон, клятву, данную всеми часовыми. В этом тоскливом взгляде, в заалевших щеках, в молчании на молитве — во всех маленьких отступлениях от правил скрывалась одна большая ошибка. Она подошла к одной из полуразрушенных статуй Митал, которая представляла из себя тело женщины с крыльями вместо рук. Её плечи покрывали тонкие лозы, а голова почти полностью поросла мхом. Да’Харел опустилась на колени и прильнула к холодному камню. Она молилась беспорядочно и безумно, не так, как учили. В её словах не было и строки из известных ей песен, посвящённые великой из эванурисов. Эльфийка просила Митал дать ей избавление, сжалиться над её глупым сердцем, что до сих пор гулко и часто билось о грудную клетку. Ногти беспомощно скреблись по твёрдой поверхности, сдирая мох; по щекам текли солёные слезы, оставляя за собой мокрые извилистые дорожки, по которым продолжали свой путь следующие. Хотелось кричать, выть так, как выл Фен’Харел после убийства Митал, но эльфийка плотно сжимала губы. Дален. Маленькое дитя, которое не понимает скорби Мудрых. Ребёнок, служащий храму без понимания зачем. Она любит Митал. Верит в неё. Но почему? Но эта любовь была не настолько сильна, как хотелось бы Да’Харел. Она посмела разделить её, оставила в сердце место, хотя оно должно было целиком пренадлежать Матери Всего. С губ сорвался рваный стон. Эльфийка не заслуживала носить латы Часовых, не заслуживала быть им и с гордостью нести это бремя на своих плечах. Истощённая, девушка встала с колен и тыльной стороной ладони вытерла слезы. Но не в силах сделать и шаг, она рухнула на землю, отчаянно хватаясь за одежду в месте, где должно быть сердце. Да’Харел не могла видеть тень ширококрылой птицы, притаившейся среди деревьев.

***

Да’Харел. Маленькая хитрость. Птичка, которая имела наглость обмануть всех. Эльфийка никогда не понимала смысла своего имени. До того момента, покуда её глаза ошарашенно не распахнулись, когда она увидела приближающуюся армию шемленов. В доспехах, с красными кристаллами, растущими прямо из спины. Сжимая в своих руках лук, она бежала со всеми остальными вперёд, на защиту храма, который стал её домом. Да’Харел не знала ничего другого. И она не позволит каким-то мародёрам осквернить её святилище своими грязными лапами. Она не позволит ему умереть. Красный осколок до белизны в глазах впился ей в плечо, словно какое-то насекомое. Но эльфийка, превозмогая боль, вскидывала лук и оттягивала тетиву. Раз за разом. Пока в её колчане не осталось стрел. Их было слишком много. Больше, чем Часовых, ряды которых редели после каждого столкновения с шемленами. Но приказа отступать не было. И он не нужен был. Часовые будут биться до конца битвы или же собственной жизни. Отбросив в сторону лук, Да’Харел достала из ножен небольшой клинок. Вокруг царил хаос, боль и отчаяние. Шемлены никого не щадили. Её собратья падали, бездыханные, на землю, пронзённые заражёнными клинками. Она слышала хруст костей, свёрнутых шей, бульканье крови из перерезанных горл, последние вздохи умирающих воинов. И слышала шёпот, слова которого она не могла разобрать. Парировав несколько ударов, эльфийка попыталась ловко отскочить в сторону и зайти противнику за спину, но не ожидала, что и соперник окажется проворным. Её тренировали, учили и натаскивали на то, чтобы защищать храм и то, что скрыто за его стенами. И когда сталь пробила её доспех, Да’Харел подумала, справилась ли она с этой задачей? Сделала ли она все возможное, чтобы защитить наследие Митал? Кровь бурным потоком полилась из её рта, но она не в силах была поднять руки, чтобы инстинктивно прикрыть его. Нет. Она не смогла выполнить то, для чего была рождена. Но эльфийка отчего-то спокойно подумала, что выполнила совсем другую цель. Цель, которую ей завещали не Мудрые, а её собственное сердце. Она дала ему время спасти Источник. Она обменяла свою жизнь на несколько драгоценных секунд, которые Абелас потратит с пользой для храма и остальных Часовых. Маленькой птичке нельзя взлететь выше, чем она может. Да’Харел не обмануть смерть.