Адвокат дьявола

2 недели спустя Джеймс возвращался с работы, когда я уже спала, и уходил на неё, когда я ещё спала. Мы практически не пересекались, изредка обмениваясь сухим «привет». Я все понимала, для него осознание моей беременности — это новые и непонятные ощущения, и «спугнуть» его своим напором было бы большой ошибкой. Поэтому я просто молчала. Молчала и ждала, когда же он захочет обсудить свалившуюся на его голову новость. Он просыпался каждое утро около пяти и старался как можно тише пробраться на кухню, дабы не разбудить меня. Вот только я уже не спала. Будто по будильнику, глаза сами распахивались за несколько минут до пробуждения Джеймса, словно взывая к нему: «Я не сплю! Давай поговорим». Но все тщетно. Не знаю, ощущал ли он на собственной спине взгляд, который каждое долбанное утро провожал его от кровати до двери. Внутри меня все сильнее разрасталось ощущение, что Барнс возвращается домой, только потому что «так надо», потому что он «обязан». Я старалась отгонять подобные мысли, но они паразитом засели внутри меня, не давая зациклиться на чем-то другом. Именно по этой причине, моё сегодняшнее утро началось с истерики. Я специально проснулась раньше, полная решимости поговорить таки с Джеймсом и расставить все точки над “i”, вот только дома никого не оказалось. Все это было выше моих сил и я просто уткнулась лицом в подушку и прорыдала несколько часов. Беременность, в первую очередь, сказывалась на моем эмоциональном состоянии. Слезы выливались океаном из глаз, стоило мне только открыть рот или подумать о чем-то плохом. Хотя, может все это происходит со мной, потому что я не ощущаю абсолютно никакой поддержки? Джеймса нет рядом, Стив и Сэм стараются лишний раз не попадаться мне на глаза, дабы не раздражать, а мама вообще не в курсе происходящего. На этом список близких мне людей заканчивается. Кстати, о маме. Стоит мне только подумать об этой неугомонной женщине, на лице сразу же появляется улыбка. Я уже на втором месяце, а ей до сих пор ничего не сказала. Не взвесив все «за» и «против», хватаю телефон с прикроватной тумбочки. — Родная, привет! —мама ответила слишком быстро, будто чувствовала, что я позвоню именно в эту секунду. — Привет, мам, —идея уже не кажется такой гениальной. Рассказывать родной матери о беременности по телефону – это вообще нормально? — Как у тебя дела? — На прошлой неделе записалась на курсы флориста, —мама тихонько рассмеялась. — У тебя голос грустный, что-то случилось? — Нет, ма, просто скучаю, —шумно выдохнув, сжимаю руки в кулаки. Ну же, Фибс. — Милая, ты всегда можешь поделиться со мной, ты же знаешь? —готова поспорить, что сейчас она наклонила голову набок и поджала губы. Мама всегда так делала, когда у нас с ней не ладился разговор. — Я позвоню тебе позже, ладно? —в голову лезли нехорошие мысли и предположения, как Мама отреагирует. Поэтому, не сегодня. — Целую. Сбросив вызов, кидаю телефон обратно на тумбочку. Идиотка. Сегодняшний день начался уже не с истерики, а с запланированного визита к врачу. Дикий контроль за собственным организмом, приём витаминов и далее по списку – все это потихоньку сводило меня с ума. Но я терпела, ведь мне было ради кого. Я пришла на приём к доктору Лесвенн, милой сорокалетней женщине, которая всегда приветствовала меня своей теплой улыбкой. В первую нашу встречу она пыталась тонко намекнуть, что беременные женщины часто приходят на первый приём вместе с отцом будущего ребёнка. Получив в ответ злостное «он работает», доктор Лесвенн решила оставить тщетные попытки выяснить, почему я постоянно прихожу одна. Очередной приём ничем не отличался от предыдущих. Я пожаловалась на частую смену настроения, истерики и абсолютное отсутствие желания что-либо делать. Как оказалось, в моем положении это «нормально». Только в данный момент, моя жизнь с этим словом вообще не вязалась. Вернувшись домой около четырёх, я на несколько секунд зависла в коридоре, задержавшись взглядом на мужчине, который раскладывал продукты из пакета в холодильник. Язык так и чесался, чтобы съязвить: «Какими судьбами, мистер Барнс?». Но я сдержалась. Джеймс развернулся и приветственно кивнул. Мне казалось, что я так давно его не видела, так давно не обнимала и не целовала, что хотелось кинуться к нему на шею сию же секунду. Но я сдержалась, снова. — Как приём у врача? —его голос был слегка севшим, а на скуле красовалась свежая ссадина. — Я вроде не говорила тебе о враче, —и в правду, я ни разу не упоминала об этом. Он следит за мной? — Тебе и не нужно было ничего говорить, —Джеймс достал из пакета упаковку макарон, сливки, ветчину и грибы. Кажется, меня сегодня ожидает вкусный ужин. Вот только мысли мои сейчас совсем не о еде. У меня может не быть другого шанса сказать то, что я хотела сказать на протяжении прошедших двух недель. — Джеймс, я хочу с тобой поговорить, —я подошла к кухонному столу и сложила руки на груди. — Мне надоело каждый день просыпаться и засыпать одной. Такое ощущение, что ты специально меня не замечаешь. Джеймс молчал, а я принялась активно жестикулировать. Вена на виске выступила и начала неприятно пульсировать. — Если ты приходишь домой, потому что думаешь, что ты теперь «обязан», —я показала в воздухе скобки и тяжело вздохнула. — Не нужно этого делать. Не нужно делать мне одолжение и возвращаться только для галочки. Я сама не заметила, как мой тон с обычного перешёл на повышенный. — Все сказала? —Джеймс стоял напротив меня в такой же позе: со сложенными на груди руками. — Сядь. Он потянул меня за руку, вынуждая сесть на стул. Я не стала сопротивляться и села, Джеймс опустился на корточки напротив меня и положил руки мне на колени. — Слушай меня очень внимательно, —его глаза завораживали, манили, топили в бездонных синих глубинах. Бессмысленно было бороться с этим взглядом и этими руками на моих коленях. — Прости, что я веду себя, как мудак и постоянно пропадаю. Я отвернулась к окну и вздернула подбородок. Нужно было смотреть на что угодно, только не на его лицо. Джеймс заботливо взял меня за руку, перебирая мои пальцы. — Фибс, я пережил очень много дерьма, ты это знаешь, —он стал говорить тише, отчего голос казался ещё более хриплым, чем изначально. — Если бы кто-нибудь сказал мне, что после всего пережитого и содеянного, девушка, которую я люблю больше всего на свете, будет носить под сердцем ребёнка, моего ребёнка, я бы рассмеялся. Я снова посмотрела на его лицо и сдалась. Как там врач говорила? Эмоциональная нестабильность – это нормально. Раз нормально, значит самое время устроить потоп. — Я должен успеть многое сделать до рождения ребёнка, —в груди так невыносимо печёт, будто там разгорается адовое пламя. — Должен увезти тебя из этой квартиры. Я вымученно провожу ладонью по лицу и, не в силах больше держаться, начинаю смеяться. Такого искреннего смеха я сама от себя не ожидала. Очень многое хочется сказать, но глядя на Джеймса, я осознаю, что никаких слов попросту не хватит. На меня вдруг снизошло осознание: ещё во Флориде, когда я призналась Джеймсу в своих чувствах, тогда он ничего мне не ответил. Сейчас же, помимо признания в в любви, он сказал намного больше и, возможно, даже сам до конца не понял важности своих слов. Я подалась вперёд и уткнулась лбом в лоб Джеймса. В груди так невыносимо печёт, будто внутри разгорается пламя, готовое сжечь все вокруг. — Я так люблю тебя, Джеймс, —я произношу это еле слышно, будто боясь донести это до чужих ушей, хотя здесь никого кроме нас нет. — И я люблю тебя, Фибс, —тёплая ладонь опустилась на мой живот. В этот самый момент я бы поспорила с любым, что знаю, какого это – летать. Месяц спустя Дождь беспощадно заливал холодные улицы Бруклина. Осень полноправно вступила в свои права, вынуждая жителей мегаполиса кутаться в тёплые шарфы. Я сидела на подоконнике, сжимая в руках кружку с горячим чаем. Мне не хватало свежего воздуха, но выходить на улицу одной Джеймс мне запрещал, аргументируя это нежеланием узнать о том, что я грохнулась без сознания посреди улицы. Конечно, сейчас погода не располагала для прогулок даже в сопровождении, поэтому я жадно вдыхала запах мокрого асфальта через приоткрытое окно. Джеймс вернулся домой к обеду, как и обещал. Взглянув на него, я с трудом подавила смешок: мужчину можно было выжимать. — А я предлагала взять зонт, —неуклюже слезаю с подоконника и подхожу к Джеймсу, чтобы оставить поцелуй на мокрой щеке. — И это я прошёл от машины до дома, —он стянул кожаную куртку и балахон. — Собирайся, прокатимся кое-куда. — Ты же знаешь, что я не люблю сюрпризы, —замечаю, что по лицу Джеймса робкой тенью проскальзывает...смущённость? — Этот тебе понравится, —настоящее, искреннее чувство радости промелькнуло в его холодных глазах. У меня сложилось впечатление, что сейчас передо мной стоит не хмурый столетний солдат, а тот самый молодой сержант из сороковых. Потолкавшись в Нью-Йоркских пробках, спустя полчаса мы приехали в район Ист-Виллидж, что в двадцати минутах езды от Бруклина. Мы остановились возле внушительных новостроек-многоэтажек и за пару минут преодолели расстояние до одной из них, с причудливой бело-синей расцветкой. Я упорно не понимала, куда Джеймс меня ведёт. Пока мы поднимались на лифте на двадцать первый этаж, Джеймс молчал, как партизан, игнорируя миллион моих вопросов. На нужном нам этаже оказалось всего две двери: одна с номером «332» и другая с номером «333». Пока я пристально изучала парадную, Джеймс открыл одну из дверей, приглашая меня войти. Переступив порог, в нос ударил резкий запах краски и побелки. В квартире не было коридора, поэтому мы сразу оказались в гостиной с огромными панорамными окнами. Я покрутилась на месте не понимая, куда мы пришли. — Что...что это за место? —гостиная была завалена кучей строительного хлама и коробками с разобранной мебелью. — Я ещё не успел все закончить, —Джеймс задумчиво осмотрелся. — Подойди сюда, пожалуйста. Пригласив меня к большому круглому столу, который я не сразу заметила, Джеймс раскрыл передо мной папку с документами и протянул ручку. — Подпиши, —он указал пальцем на строчку внизу страницы. Быстро пробежав глазами по документу, я вопросительно взглянула на мужчину. — Это же.., —я буравила взглядом несчастную бумажку, намереваясь прожечь в ней дыру. — Документ, подтверждающий, что эта квартира полностью принадлежит тебе. Он произнёс это так тихо и спокойно, будто не сказал ничего необычного. К горлу снова начала подкатывать тошнота, в этот раз от осознания того, что я несколько недель думала, что этому мужчине с океаном вместо глаз плевать на меня, а он, как оказалось, покупал квартиру на мое имя. — Джеймс, ты просто...я не знаю, что сказать, —я всплеснула руками и со всей теплотой и нежностью, на которую вообще была способна, посмотрела на мужчину рядом со мной. — Ты сумасшедший. — Иди сюда, кое-что покажу, —Джеймс подал мне руку, помогая подняться. Мы подошли к панорамному окну и после нехитрых манипуляций с пультом, темно-коричневые жалюзи поехали вверх, открывая потрясающий вид на туманный Гудзон. Я подошла ближе и коснулась ладонью холодного стекла. С высоты двадцать первого этажа, вид открывался потрясающий. Казалось, что я рукой могу дотронуться до грозового облака, нависшего над городом. Джеймс обнял меня сзади, сомкнув руки на моем животе. Ощутив горячее дыхание на своём затылке и прижавшись спиной к крепкой мужской груди, я вдруг осознала, что с этого дня все будет по-другому. Все будет нормально.