Смешинка в кофе

— Ну, знаете, Холмс, это никуда не годится! — доктор Ватсон сердито хлопнул рукописью по столу. — Разве так можно? Единственный подозреваемый, с кем у Макферсона был конфликт, добровольно изображает из себя Нидию при влюблённом Главке! Девушка не скрывает от следствия ни одной подробности своих сердечных тайн! А медузу просто принесло штормом! Где тут интрига, я спрашиваю? Да мой покойный редактор, — биограф великого сыщика украдкой вздохнул, — мне бы за такую халтуру по рукам надавал! — Успокойтесь, друг мой, — Холмс снисходительно улыбнулся. — Вам расправа уж точно не грозит, по крайней мере, пока вы придумываете столь необычные сравнения. Мэрдок — Нидия… м-да! Я же в свою защиту могу лишь сказать, что строго придерживался фактов. Мне и так пришлось утаить от читателя ход моих мыслей ради эффектной развязки. — Любите рассказы писать, любите и законы жанра соблюдать, — всё ещё раздосадованно проворчал доктор. — Зря вы так горячитесь, Ватсон, — покачал головой Холмс. — Ну посудите сами: как, по-вашему, сделать эту историю более интригующей? — Да хотя бы добавить убедительный мотив. Помните, вы упоминали, что у Макферсона был старый и своенравный дядя, который мог лишить его наследства? Если бы речь шла о приличной сумме… — Ватсон! — не выдержал знаменитый детектив, давясь от смеха. — А за самоповтор вам бы по рукам не надавали? К тому же, — прибавил он уже серьёзнее, — единственного человека в преступном мире Англии, который мог бы взяться за столь амбициозную задачу, давно поглотила Гримпенская трясина… *** На камне у берега лежали аккуратно сложенный серый костюм и соломенная шляпа. Рядом со стопкой вещей, вытянув вперёд мощные лапы, пристроилась собака — молодой нечистопородный мастиф, чья брыластая морда ещё не утратила щенячьего задора. Хозяин собаки, стоявший по пояс в воде, обернулся на звук шагов. Солнечные блики скользили по светлым волосам, тронутым платиновой сединой. Как-никак, Джеку Стэплтону в этом году уже минуло пятьдесят три. — Я почему-то был уверен, что мы обязательно пересечёмся, — он помахал рукой, жмурясь от слепящих лучей. — Вода сегодня отличная, присоединяйтесь! — А медузы не боитесь? — усмехнулся Холмс, присев на камень. — Интересный вы человек — сами же её и прихлопнули, а потом провокационные вопросы задаёте, — в тон ему рассмеялся натуралист, откидываясь на спину. — Ну что ж, я к вашим услугам. Айда до мыса? Как раз хватит времени всё обсудить… — Согласен, ваше появление в Фулворте меня насторожило даже без учёта обстоятельств трагедии, — вслух рассуждал детектив, методично разгребая зеленоватую, по-утреннему ласковую воду. — Хотя, если честно, вы сами виноваты с вашей грозной репутацией. — Да сам поражаюсь, как сошлось-то, — откликнулся Стэплтон. — Сердечная недостаточность, дядюшка с наследством, частная школа, плюс ещё экзотическая живность объявилась! Тут и к цыганам не ходи. — В самом деле, затея вполне в вашем духе, хотя и без прежнего блеска, — иронически продолжал Холмс. — Я так и представляю: вы привезли эту тварь в большом баке откуда-нибудь из Коста-Рики, а в нужный день просто вытряхнули в заводь, зная, что Макферсон полезет купаться с утра пораньше и реакция на сильную боль может убить его. Зато случайному пловцу бояться нечего: яд цианеи, конечно, штука весьма неприятная, но для здорового человека не смертельная… — Так что история с каторжником Селденом не повторится, — подхватил Стэплтон. — И деньги вздорного дядюшки уплывут к неучтённому наследнику в Новый Свет. Потому что на руку мисс Беллами я не претендент, вы уж извините. Староват я стал для новых романов. — И всё-таки, — Холмс испытующе прищурил серые глаза, — просто для порядка: вас точно ничего не связывало с Фицроем Макферсоном или хотя бы с Яном Мэрдоком? — Господи помилуй! — Стэплтон брызнул в собеседника водой. — Нельзя же меня притянуть за уши ко всем наследствам Англии! Да и как вы себе представляете — натравить на человека медузу? Это ведь вам не собака, на свист не пойдёт и ботинка не распознает. Увы, мистер Холмс, иногда опасное животное — всего лишь опасное животное… Он первым доплыл до низкого уступа у подножия мыса. Взобрался на камень, нагретый июльским солнцем, подал руку Холмсу и затем, глядя куда-то в сторону горизонта, протянул почти мечтательно: — А я ведь мог назвать её Горгоной…