***
Резкий звонок отвлек Борю от уроков, он с радостью бросил недочитанный параграф в учебнике и помчался к телефону в коридор. Снял трубку и, еще не поднесся ее к уху, услышал с кухни мамин голос: «Кто там, Борь?» Они вдвоем ждали вестей от папы, который задерживался на неопределенное время из очередной командировки. — Алло! — Боря? — пискнула телефонная трубка девчачьим голоском. — Это Оля Вихрова. — Боря прикрыл трубку рукой и крикнул маме, что это к нему. — Боря, у нас срочный сбор совета отряда! Прямо сейчас! Я уже звонила Мише, и он сказал всех собрать! — А что случилось? — спросил Боря, нахмурившись. Сегодня у него занятие в кружке, а он и так еще не закончил с уроками! Сосредоточиться на них было сложно — руководитель кружка, дядя Федя, обещал сегодня принести законченную модель одного старшего воспитанника, которую тот недавно доделал. Боре очень хотелось увидеть ее — это очень редкая модель линкора «Советский союз», в масштабе один к ста сорока четырем! Почти двухметровая махина с башнями главной артиллерийской установки, противоминной артиллерией и зенитками дальнего действия! Мыслями Боря был уже в кружке, а приходилось сидеть над скучнейшей ботаникой! А теперь еще и срочный сбор… — Потом узнаешь! — нетерпеливо ответила Оля, почему-то очень возбужденная. — Приходи через двадцать минут к школе! К сожалению, совет отряда важнее кружка. Боря вздохнул и пообещал, что придет. Конечно, дядя Федя его поймет, даже если он опоздает и объяснит свое отсутствие, но все равно неудобно… На улице шел дождь, Боря оказался к этому не готов, поэтому пришлось бежать, чтобы не промокнуть сильнее. У школы, ютясь под козырьком крыльца, уже стояли Миша, Оля и Юрка. Боря и Саша с противоположной стороны подбежали почти одновременно. — Привет! Что за срочность такая? — недовольно бросил Саша, отряхивая непокрытую голову. Боря уже проделал то же самое. — Одеться даже некогда было! — Давай, Оля, тебе слово, — разрешил Миша. — Мальчики, я придумала! — всплеснула она руками. — Честное слово, придумала! Это так здорово! — Что ты придумала? — недовольно спросил Юрка, кутаясь в накинутую куртку. — Подарок Леониду Степановичу! — воскликнула, счастливо улыбаясь, Оля. — Мама сейчас пришла с работы и рассказала, как к ним пришла женщина, ветеран труда, которая раньше работала на их предприятии, еще давно-давно, сразу после войны! Она ходила, и ей все рассказывали, показывали, как все изменилось, а она рассказывала, как было раньше! Многие мамины коллеги начинали работать вместе с ней, она многим помогала, была этим… как это… — Наставником, — подсказал Миша. — Да! — кивнула Оля, взмахнув руками. — Многие ее помнят, и все очень радовались! — И что? — фыркнул Саша. — Причем тут наш Леонид Степанович? — А притом, что представьте, как ему было бы приятно встретиться с теми, кого он раньше учил! — воскликнула, торжествуя, Оля. — Навряд ли многие смогут приехать, у всех дела, работа, но мы можем хотя бы написать бывшим ученикам Леонида Степановича! Рассказать, что у него юбилей, что мы его нынешние ученики и хотим сделать ему такой сюрприз! Пусть они напишут, поздравят его, а мы потом в стенгазете отрывки из их писем поместим! Оля замолчала и наступила тишина, только дождь барабанил по листу железа над их головами. — Идея действительно стоящая, — глянул на притихших парней Миша. — Мне понравилась. — Мне тоже нравится, — согласился Боря. Ему тут же вспомнились отрывки услышанных разговоров отца и дяди Коли, его друга. После праздничного обеда, когда дядя Коля приходил в гости, они оставались за столом посидеть вдвоем. Мама уводила Борю на кухню, помогать с посудой, но он понимал, что она так дает отцу возможность поговорить спокойно о своем, военном. Боря, мучимый любопытством и принимавшийся ходить мимо то в туалет, то еще по какому-то срочному делу, не раз слышал с каким теплом отец упоминал то одного, то другого из своих подопечных. — Леониду Степановичу наверняка будет приятно! — Да-а-а, — почесал мокрый затылок Саша. — Ну ты даешь, Олька! Молодец! Оля с победным видом «а вы слушать не хотели!» глянула на них по очереди. — Надо только придумать, где список учеников найти… — задумчиво проговорил Юра. — Я знаю, где, — сказал вдруг Миша. — Сначала у Кости спросим, если он не сможет выяснить, спросим напрямую у директора. — Жа-а-алко рассказывать… — протянул Юрка. — Жалко у пчелки! — по привычке поправила его Оля, она всегда всех поправляла. — И ничего не жаль, директор же не побежит Леониду Степановичу все рассказывать! Сюрприз все равно получится! А Косте так и так надо рассказать, он же спросит, что у нас с подарком. Воспоминания про отца и его бойцов Борю не оставляли, и он вдруг ухватил неясную мысль, все мелькавшую в голове: — А пусть ученики не только поздравят, но и расскажут о себе кратко и фотокарточки свои пришлют. Леониду Степановичу наверняка интересно, как они теперь живут и кем стали. — Точно! — воскликнули ребята. — Значит так, — подвел итог Миша. — Узнаем список, возьмем класса два наверно. Распределим между всеми, пусть каждый возьмет на себя по два человека. Постараемся выяснить адреса, и тогда все спишутся с учениками. Долго это, но время еще есть, успеем!***
— Прекра-а-асное дале-е-еко, не будь ко мне жесто-о-око, не будь ко мне жесто-о-око, жесто-о-око не бу-у-удь! От чистого исто-о-ока в прекрасное дале-е-еко, в прекрасное дале-е-еко я начинаю путь! — доносилось из приоткрытой двери, и Боря, поморщившись, обхватил голову и закрыл уши ладонями. Просить Надю перестать петь — дело заведомо гиблое, она в ответ наговорит столько, и про то, что имеет на это право, и про «не нравится, так найди себе другое место!», и «всем нравится, как я пою!», что… пусть уж лучше поет. — …Слышу голос и спешу на зов скоре-е-е… по дороге, на которой нет следа-а-а… Прекрасное дале-е-еко, не будь ко мне жесто-о-око… Боря вздохнул и поплотнее прижал ладони. Не то чтобы ему и правда не нравилось, но сейчас Надя очень мешала сосредоточиться. Получалось у нее действительно неплохо, хотя, конечно, до Алисы ей далеко. Их класс еще весной посходил с ума после фильма «Гостья из будущего». Его показывали на каникулах, и в первые дни учебы после них все только и говорили про чудесную девочку Алису, беднягу Колю Герасимова и прибор миелофон, умеющий читать мысли. Девчонки восхищались Алисой, мечтали о такой же прическе и таком же красном платье, даже хотели научиться так же прыгать и выучить восемь языков. А мальчишки обсуждали фантастические возможности будущего — флаеры, флипы, бластеры и телепортацию. Борю фантастика особо не впечатляла, все эти космолеты и лазерные лучи не представляли для него большого интереса, но сама Алиса своим каким-то будто неземным обликом покорила. На нее хотелось смотреть и смотреть, в ней было чудесно все — и взгляд необыкновенный, и такая чудесная улыбка, и сам образ чего-то далекого и прекрасного. Девчонки в классе подтрунивали над мальчишками, говорили, что наверняка все они втайне влюбились в Алису. Мальчишки действительно открыто ею восхищались, и хоть она и девчонка, но восхищаться ею было вовсе не зазорно — она была как будто бы своей, равной, так много всего знала, умела потрясающе бегать и прыгать, ничего не боялась, отстаивала справедливость и была готова спасать Колю, попавшего в руки пиратов. И, немного робея, говорили, что она очень красивая. Боря еще ни в кого не влюблялся, не знал, как это, но отчего-то был уверен, что его восхищение этой девочкой не может быть влюбленностью. Он примерно с таким же восторгом готов смотреть и смотреть на трехмачтовый корабль с наполненными ветром парусами, такой же необыкновенный, далекий и прекрасный! Пожалуй, даже с большим восторгом. Наверное, не дорос он еще до всяких этих влюбленностей!.. — Борька, ты домой идешь?! — Открылась вдруг дверь, и в читальную всунулась Вовкина растрепанная голова. — Не, посижу еще, — махнул рукой Боря, и Вовка скрылся за дверью, толкнув ее на себя. Дверь ударилась выступающим «язычком» замка и снова немного открылась. Правда, Надиного пения слышно уже не было, наверно, она ушла вместе с Вовкой. Боря страдал над пустым листочком, вырванном из тетрадки, уже минут двадцать. Грыз ручку, теребил свисающую на лоб рыжую челку и больше думал о том, как его угораздило дать обещание Саше написать заметку в стенгазету, чем о том, что же именно написать. На перемене, когда Боря с ребятами своего звена обсуждал успехи и неудачи последних дней сбора макулатуры, подошел Саша и напомнил, что Костя велел до юбилея учителя выпустить обычную стенгазету отряда, а на юбилей сделать специальную. И сказал, что опять почти никто не сдает ему заметки. Боря тут же повернулся к своим, велел не отлынивать и что-нибудь написать. Троечник Толик, которого только что на уроке русского учительница отчитала за не выученный урок, тут же возразил, мол, чего это он, Боря, от них только требует, пусть сам тоже напишет. Боря сначала опешил — он же ими руководить должен, ему некогда и вообще, чего это они раскомандовались! — но Саша тут же подключился: «Точно, Борька! Напиши, пусть видят, что мы тоже все можем, а то сейчас начнут ныть, что им некогда и что мы ничего не делаем, только командуем!» Боре, который только что собирался как раз высказаться насчет того, что у него и так полно забот, стало совестно. И тоном, будто ему это ничего не стоит, он пообещал Саше написать заметку. Теперь мучился над ней. Писать Боря не любил. Изложения у него получались еще ничего — за счет того, что он отлично запоминал ход событий и умел их пересказывать. Сочинения давались хуже, облекать в слова собственные мысли в письменном виде было делом сложным. Особенно Боря не любил сочинения на свободную тему или обычные «Как я провел лето», которые приходилось писать в сентябре. Мысли разбредались в разные стороны, он думал то об одном, то о другом, вспоминал лето, как ездили с мамой к ее двоюродной сестре в поселок под Ничинском, как здорово было ходить за грибами и как скучно за ягодами (за черникой хотя бы вкусно, а походы за клюквой были сущим наказанием!), Боря все это вспоминал, увлекался и не знал, что и как он должен написать. Вот сейчас тоже. Хоть тему бы какую Сашка подкинул, уже проще было бы!.. Девчонки в стенгазету обычно писали стихи. Саша вел «колонку редактора» и писал об общественной жизни их отряда — что делали, куда ездили на экскурсию, кому помогли — ему было, как считал Боря, проще всех. Иногда в стенгазету писали Костя и Леонид Степанович — как правило, о дисциплине, об успеваемости или если в отряде случалось что-то важное. А вот Миша, кстати, никогда никаких заметок не писал, хоть и председатель совета отряда!.. Почему же Боря как звеньевой должен отдуваться?! У них еще двое звеньевых есть, если уж на то пошло!.. Но… раз пообещал, значит, ничего не поделаешь. Боря обвел взглядом читальную комнату, как будто и так давно знакомая обстановка могла ему в чем-то помочь. Несколько парт, вдоль стен шкафы с журналами, газетами и книгами, на подоконниках какие-то растения в горшках с длинными прямыми листьями — ничего особенного, все как всегда. Две двери: одна в коридор, она никогда не открывалась, все ходили через пионерскую комнату, вторая — собственно в пионерскую комнату. На первой висит календарь, на второй плакат с надписью «Соблюдайте тишину!» Боря, насупившись от усердных попыток что-нибудь придумать, смотрел-смотрел на шкафы, потом поднялся и подошел к стопкам «Пионерской правды». Может, он здесь найдет какую-нибудь тему?.. Конечно, это не совсем правильно, но он же не списывать будет, а просто поищет что-то, о чем написать можно… Попутные мысли о проблеме макулатуры при виде стопок газет и журналов настроения, конечно же, не прибавили. Разворачивать широкие листы газеты здесь было неудобно, а нести все в соседнюю комнату, где был широкий стол, Боре не хотелось, поэтому он для начала взял парочку журналов «Пионер», листать которые было гораздо проще, и вернулся на свое место. Кто-то неаккуратный переворошил всю стопку, сверху оказались не два последних номера, а апрельский и почему-то январский. Но это было и хорошо — обложку апрельского с Кремлевскими башнями Боря не узнал, наверно, он его еще не читал. На первой же странице была помещена большая фотография Михаила Сергеевича Горбачева, нового генерального секретаря ЦК КПСС, и Боря вспомнил, что именно тогда, в марте, он и был назначен на внеочередном пленуме. Дальше была напечатана его краткая биография и сообщение о работе пленума — Боря это быстро пролистал, так как это было совсем неинтересно. Несколько страниц, посвященных дню рождения Ленина, Боря пролистал тоже — подобных мероприятий им хватает в апреле, чтобы еще сейчас об этом читать. А вот на рубрике «Точка на карте» он тут же остановился, потому что в глаза бросились рисунки — на одном пароход на широкой реке (Боря подумал, что это Волга, но статья называлась «Вниз по Енисею»), на другом пристань в селе, на третьем крупный порт со множеством кранов для разгрузки судов. Речной флот Борю привлекал гораздо менее морского, но и эта тематика, конечно же, вызывала интерес. А на следующей странице был нарисован капитан в форме, с фуражкой с белым верхом, черным околышем и лаковым козырьком с бликами света. И, конечно же, кокардой с красной звездой, якорем и лавровым венком. У капитана было улыбчивое, но в то же время строгое лицо — легко было представить, как он перестает улыбаться, близко сводит густые брови и грозно смотрит на подчиненных. «Юным читателям журнала "Пионер", мечтающим о морской профессии. Пусть исполнится ваша мечта. Ждем вас. До встречи на океанских дорогах! Капитан т/х "Пионер Москвы"», — было написано рядом с рисунком. Боря перечитал краткие, но такие волнующие слова дважды. Было очень удивительно, что сейчас именно этот номер попал ему в руки!.. Стихи Боря пролистал — некоторые ему нравились, особенно, о войне и, конечно же, о море, но сейчас для идеи заметки они ему точно не помогут. Отрывок из повести «Среди войны» он начал пролистывать, но взгляд цеплялся то за один абзац, то за другой, стало интересно — и вот уже прочел и про семью главного героя, маленького мальчика, про его отца-лесника, обожающего лес, про мать с удивительно-странным именем Улита, и про то, как мальчик в школу пошел раньше семи лет, потому что был очень смышленым, как его приняли в пионеры, и про то, как началась война. Как ушел на фронт отец, как мальчик остался за главного в семье, как немцы пришли в их село, как мать помогала красноармейцам, как расстреляли односельчан, как один старик, падая, увлек мальчика за собой, накрыл собой и только поэтому фашисты не узнали, что мальчик остался жив. Как потом он несколько дней провел в беспамятстве, не в силах преодолеть пережитый ужас… На этом повесть обрывалась, продолжение следовало искать в следующем номере. Боря, еще под впечатлением от прочитанного, посмотрел в сторону стопки журналов, подумал найти там майский номер, но опомнился, что занят совсем не тем, что много времени потратил на чтение, с досадой перелистнул пару страниц дальше и хотел уже отложить журнал и взять «Пионерскую правду», в которой было больше разного материала, когда вдруг услышал, как хлопнула дверь в соседнем помещении. Дверь между читальной и пионерской комнатой так и осталась приоткрытой. Боря не придал звукам особого значения — уроки, конечно, давно кончились, но мало ли кто остался в школе по своим делам, вот, он тоже до сих пор не ушел. И вдруг услышал: «Да не дрейфь ты, Петушок! Никого тут нет!» Ответа на фразу Боря не разобрал — отвечали приглушенно, будто опасаясь говорить громко. Но и без того Боря не сомневался, что в пионерской комнате сейчас его одноклассники, Илья Шумихин и его друг Васька Петухов, которого все без исключения звали в классе Петушком. — Где еще поговорить, если не тут?.. У тебя родаки дома, а у меня сам знаешь. — Боря хорошо представил, как Илья махнул рукой, тот всегда так делал, когда о чем-то сокрушался. Это он, наверно, о своем отце, подумал Боря, вспомнив, что отец Ильи весьма крутого нрава, очень строгий. Но, кажется, они собираются о чем-то секретничать, и Боря уже хотел выйти и обозначить свое присутствие — пусть ему и любопытно, что это за секреты такие, но если они потом узнают, что он тут был и намеренно их подслушивал, получится очень некрасиво. Но даже подняться из-за парты он не успел. — Пойдем сегодня ночью! Сегодня сторож один останется! — Борю заставили замереть и сама фраза, и тон Ильи — возбужденный и… заговорщицкий какой-то. — Он когда один дежурит, выпивает и засыпает всегда! Я точно знаю, сколько раз уже ходил! — А если он не будет пить сегодня? Или не заснет? В голосе Петушка слышалось опасение, и Боря сразу понял, что друзья собираются лезть тайком в какое-то охраняемое место. Но куда?!.. Тут же подумал, что это, в общем-то, его не особо касается — может, на какую-то стройку или заброшенное здание, мало ли куда пацанам захотелось пролезть! Только стало любопытно — он и сам непрочь был бы где-нибудь полазать в интересном месте. Конечно, так, чтоб об этом никто не узнал. — Будет, — авторитетно заявил Илья. — Я же знаю, я сколько раз за ним следил! В семь часов последняя машина приходит, с полчаса разгружать будут и все. Потом никто уже не приезжает, и сторож остается один. Мы подождем, когда стемнеет, и пойдем. Он к этому времени уже хороший будет. «Хороший — то есть пьяный», — понял Боря. Последнее прозвучало тоже авторитетно — видимо, по отцу Илья хорошо знал, как люди пьянеют. Но разговор про некую машину Боре не понравился. Не похоже на заброшенную стройку. — А сколько возьмем? Мы же не унесем много вдвоем! — Петушок все сомневался, и Боря начинал проникаться к нему сочувствием, хотя сначала слегка презрительно думал, что тот трусит. Теперь же выходило, что Петушок опасается по делу. Они не просто собираются куда-то залезть, но и еще что-то взять. То есть… украсть, получается?!.. — Даже если мы возьмем килограмм по восемь, это будет уже шестнадцать! А мне и так всего семь килограмм не хватает до двадцати! Лишнее отнесем в школу, пусть Вихрова пищит от радости, что наше звено впереди всех! Борю одновременно бросило в жар и в холодный пот. Теперь он даже дышал осторожно, боясь выдать свое присутствие. Потому что наконец понял, куда они собрались. Кажется, понял… Машина, которую будут разгружать, сторож, килограммы… Все сходится! — Илюх, я наверно не смогу сегодня… Родители каких-то гостей позвали, сказали, чтобы я обязательно дома был вечером… Может, не сегодня?.. — А когда?! Неделю будет другой сторож, тот не пьет совсем и территорию обходит регулярно, как будто военный склад охраняет, ей-богу! — Ну вот, через неделю… время же еще есть… — неуверенно протянул несчастным голосом Петушок. — Вечно с тобой проблемы какие-то! — бросил досадливо Илья, и Боря вместе с Петушком ждал его решения. — Ладно, подождем неделю. Но смотри, как только, так чтоб готов был! — Да я же всегда готов, Илюха! Ну, родаки, понимаешь… Что ответил тот про Васькиных родителей, Боря уже не разобрал, голоса стали отдаляться, и вскоре снова хлопнула дверь. Ох… Боря положил на парту журнал, который все время разговора продолжал сжимать в руках, и уставился на него. Журналы, газеты… Сторож, семь килограмм до двадцати… Да, сомнений нет, парни собрались стащить макулатуру со склада пункта приема! Наверняка, того, что в их районе. И, судя по словам Ильи, он уже это проделывал раньше. Вот где он находит столько макулатуры, что хватает и в школу принести, и собирать на книжки!.. Ох!.. Боря только сейчас сообразил! «Пятнадцатилетний капитан»! Они давно уже договорились с Ильей, что Боря возьмет у него почитать Жюля Верна, когда тот его получит. Так вот каким образом Илья так быстро собирает макулатуру на книжки!.. Но это же… несправедливо!.. Они с ребятами ходят везде, просят, собирают эту несчастную макулатуру, а они просто возьмут уже собранное кем-то другим! Это же кража! Пусть эта макулатура никому не нужна, пусть они не сделают никому плохо тем, что украдут, но это обман, это нечестно и несправедливо. Особенно по отношению к ним, остальному отряду, они сколько времени уже ходят-ходят, собирают, выпрашивают, а Илья с Васькой придут на все готовое… И их за это еще и похвалят, и их звено выиграет!.. Что же делать?!.. Сказать Косте? Или сразу Леониду Степановичу?.. Нет, так не пойдет. Это тоже нехорошо — на своих доносить!.. Но что же тогда делать? Сказать Вихровой? Нет, она точно побежит к Косте. А тому придется собирать сбор и тогда узнает и Леонид Степанович, и вообще вся школа. Вот позора-то будет на их класс. Нет, говорить Оле нельзя. Но… их же надо остановить! Нельзя допустить, чтобы они это сделали! Боря убрал оставшийся чистым тетрадный листок в портфель, положил журнал на место, и, почему-то осторожно выглянув за дверь, как будто Илья и Васька все еще могли его увидеть, вышел из читальной. Прошел пионерскую комнату и вышел в коридор, оказавшийся пустым. И крепко задумавшись, пошел на выход. Может, хоть Вовке рассказать?.. Вместе они что-нибудь придумают…***
Сбор макулатуры шел совсем не так, как хотелось. На почте после их долгих просьб и уговоров им сунули несколько помятых коробок, а в сберкассе прямо сказали, что все уже разобрали до них. Разрешили зайти через неделю, может, что-то будет. Вовка все подстрекал Борю зайти в милицию, ведь отделение тоже на их территории, но Боря считал неправильным отвлекать серьезных людей от работы. Это же не тетеньки на почте, что сидят днем без дела, потому что все посетители придут вечером после работы! Вообще Боря на сбор макулатуры и не надеялся. Все вокруг ее собирают! Дети собирают, чтобы отнести в школу, а взрослые — чтобы сдать в пункт приема и обменять на книжки. Причем для обмена надо накопить двадцать килограмм макулатуры! Кто же станет отдавать свое накопленное пришедшим пионерам, если скоро пойдет сдавать и получит новенькую, только что напечатанную, хрустящую свежими белыми страницами книгу! Долгожданную книгу, которой нет в продаже. Теперь, после подслушанного разговора, думать ни про макулатуру, ни про получаемые на нее книги вовсе не хотелось — противно было. Они с Вовкой сидели на лавочке недалеко от отделения милиции — Вовка караулил какого-нибудь милиционера, все хотел у него про макулатуру спросить. Боря догадывался, что интересуют друга вовсе не лишние газеты или исписанная ненужная бумага, что просьба о макулатуре лишь повод заговорить с милиционером, подойти поближе к зданию из красного кирпича, которое последние месяцы стало притягивать Вовку и вызывать жгучий интерес. Шебутной балагур и весельчак вдруг становился серьезным и задумчивым, когда они проходили мимо. В последнее время от Вовки только и слышно было про дедуктивный метод Шерлока Холмса и серое вещество Эркюля Пуаро. А как он пересказывал Боре детективные книги, которые невесть где доставал!.. По своей морской тематике Боря тоже старался прочесть все, что можно найти. Просил родителей поспрашивать у знакомых, у кого есть какие-нибудь книги, в районной библиотеке одна старенькая бабулька-администратор уже узнавала его и, сочувственно улыбаясь, каждый раз сообщала, что нового ничего не поступало. «Пятнадцатилетнего капитана» тоже не было. То есть в библиотеке два экземпляра раньше были, но исчезли, наверно, недобросовестные читатели оставили себе, ведь в продаже книги давно не было. Боре очень хотелось прочитать удивительную историю юного матроса Дика, отважного, смелого юноши, сумевшего в очень тяжелой ситуации взять на себя управление кораблем, оставшегося без капитана. И не только кораблем, Дик возглавил всю команду, стал во главе всей компании, состоявшей из матросов и пассажиров судна — жены и маленького сынишки погибшего капитана. Они пережили много невзгод, испытали величайшие трудности, подвергались многочисленным опасностям и угрозе смерти, прежде чем вернулись домой. Боре хотелось прожить эту историю вместе с юным Диком, стоять с ним рядом на капитанском мостике, вглядываясь через подзорную трубу в неведомую синюю даль, крепко держать тяжелый штурвал в руках, несмотря на накатывающие волны, достающие до самой палубы. Хотелось чувствовать капли воды на лице, хотелось дышать соленым морским ветром, хотелось смотреть, как он наполняет огромные паруса… — Смотри! — вдруг толкнул его локтем в бок Вовка, и Боре пришлось срочно возвращаться с просторов бескрайнего моря. Возле входа остановились желтые милицейские «Жигули» с синей полосой. — Наверно ждет кого-то! Водитель за начальством приехал! — Начальство, — поправил Боря, — на «Волгах» ездит, а не на «Жигулях». — Пошли подойдем! — схватил его за руку Вовка. — Дурак ты, — остановил его Боря, потянув за рукав и усадив обратно. — Они же сейчас уедут куда-то! А тут ты со своей макулатурой! Кто ж тебе пойдет ее отдавать и бросит все свои дела? Вовка вздохнул, опустил плечи и уставился на машину. Минут через пять из здания вышли двое мужчин в синей форме, один шел позади другого, и даже отсюда было заметно, как он старается внимательно слушать первого. Первый отдал последние распоряжения — судя по чуть повернутой в бок голове, — сел в машину, и та незамедлительно уехала. Второй смотрел ей вслед, потом похлопал по карману брюк и что-то достал. Вскоре по его жестам стало понятно, что он закуривает. — Идем! — поднялся Боря и расстегнул куртку, чтобы было видно красный галстук. — Пока он будет курить, он никуда точно не уйдет! Вовка поднялся, и они, перебежав дорогу, заспешили к красному зданию. Милиционер курил, поглядывая на небо, там со стороны запада надвигались серые тучи, хотя день с утра был не по-осеннему солнечным. Боря, подойдя ближе, присмотрелся к погонам. На пока еще не спрятавшемся солнце сверкали четыре небольшие звездочки. — Товарищ капитан, разрешите обратиться! — бойко проговорил Боря, остановившись в метре от милиционера. Тот глянул на них неспешно, будто нехотя, переведя взгляд с неба, стряхнул пепел с папиросы — Боря заметил пачку «Беломора» и коробок в руке, — и хмыкнул, чуть щурясь от солнца. — Ну, обращайтесь… товарищи пионеры. Обращение прозвучало чуть с насмешкой, на что Боря немного обиделся — он же к милиционеру со всем уважением… Он хотел начать издалека, про ответственное пионерское задание, но что-то в тоне и взгляде мужчины подсказало ему, что к пионерам тот относится как-то… несерьезно. Боря иногда встречал такое отношение у взрослых. — Мы собираем макулатуру, — пояснил он прямо. — Может быть, у вас в отделении найдется лишняя бумага ненужная или старые газеты… — Лишней бумаги у нас хоть завались, — вздохнул почему-то милиционер, — вот только вся она, к сожалению, нужная! Боря ничего не понял, переглянулся с тоже недоумевающим Вовкой и переспросил: — А газеты и журналы? — А газеты и журналы мы не читаем, некогда. Тут открылась резко дверь и в нее просунулась голова. Без фуражки и с лысиной. — Олег Саныч! — позвала голова, не обратив внимания на ребят. — Там из главка звонят! Милиционер тут же шагнул к урне, смял недокуренную папиросу, выкинул ее и, шагнув к двери, молча за ней скрылся. Дядька с лысиной уже исчез. Боря хмуро уставился на закрытую перед ними дверь. Если бы этот «Олег Саныч» говорил с ними на равных, как подобает с пионерами, пусть и младшими, но равными товарищами комсомольцев, Боря ни за что не стал бы отрывать того от важных дел и как-то мешать. Но тот отнесся к ним как к малолетним детям, от просьбы… отбрыкался, как говорила в таким случаях мама, и Борю это возмутило. Милиция — это же милиция, а не какой-нибудь несознательный гражданин, с полным правом захлопывающий перед их носом дверь своей квартиры. Разве милиция не должна пионерам помогать, если пионеры помогают милиции?.. — Идем! — решительно бросил он, взглянув на понурившегося Вовку, и шагнул к двери. — Куда?! Но Боря уже открыл, правда, не без труда, тяжелую дверь. Внутри оказалось темнее, чем он ожидал, или это так казалось после солнечной улицы. Влево от нескольких ступенек уходил длинный коридор. Справа за наполовину стеклянным, как на почте, ограждением сидел тот самый милиционер с лысиной, — Боря глянул на его погоны, — старший лейтенант. Тот, что курил, стоял по эту сторону ограждения и что-то внимательно слушал в трубке, просунутой через окошко. Видимо, телефон стоял далеко, витый провод почти выпрямился. Над окошком красным цветом прямо по стеклу было написано: «Дежурная часть». Пока капитан разговаривал, Боря и Вовка с интересом огляделись. Рядом с ними на стене висела доска объявлений, к ней были прикреплены какие-то листы и отдельно крупными буквами было от руки выведено: «Паспортный стол — кабинет 12» и ниже написаны часы работы. Дальше на стене висела надпись «Их разыскивает милиция», и под ней два черно-белых изображения, таких же, как показывают в кино. На взгляд Бори, довольно странных. Вовка, осмелев, подошел рассмотреть их поближе. Милиционер за ограждением поглядывал на них подозрительно, но молчал. Наверно не хотел мешать капитану разговаривать, подумал Боря. Тот наконец договорил, протянул трубку в окошко и оглянулся — пока разговаривал, он уже оглядывался и видел их. — Петрович, не завалялась у тебя газетка-другая старая? Мальцы вон, — он кивнул в сторону мальчишек, — макулатуру собирают. Боря с Вовкой подошли ближе. Старший лейтенант «Петрович» возмущенно крякнул: — Кхм! А я все думаю, чего толкутся и вроде вас дожидаются! — И огляделся вокруг себя. — Да где ж у меня они найдутся? — Да ты пошукай, пошукай у сэбэ, — вдруг на украинский манер произнес, усмехнувшись, капитан. — Кроссворды-то на последней странице, небось, разгадываешь? — Так не на слу-у-ужбе же, това-а-арищ капитан! — протянул дежурный, косясь на мальчишек. — Ладно, — махнул рукой «Олег Саныч» парням. — Пошли, гляну, что есть. Чуть подтолкнув вперед засомневавшегося в такой удаче Вовку, Боря направился вслед за капитаном по длинному коридору. Тот вскоре остановился у одной из закрытых дверей и обернулся: — Не входить, ждать здесь, ничего не трогать. И зашел в кабинет, оставив дверь открытой настежь. Оттуда сразу потянуло застарелым запахом табака — так пахло в курительной в военчасти у отца, Боря сразу узнал знакомый запах. Пока Вовка с жадным интересом рассматривал с порога кабинет, Боря огляделся вокруг. На двери напротив висела табличка «капитан Багдаева Мария Павловна, старший инспектор по делам несовершеннолетних». Стало как-то неуютно. Хорошо, что они не у Марии Павловны решили макулатуру спрашивать… Милиционер скрылся где-то за раскрытой дверью, слышно было, как хлопнули пару раз дверцы и скрипнули старые петли. Вовка дернул Борю за рукав, привлекая внимание, и кивнул в сторону кабинета. — Вон, сейф у окна. Там наверно оружие, — прошептал он. На поясе у капитана, подумал Боря и кивнул, кобуры действительно не было. — А вы сюда за макулатурой пришли или на пистолет поглазеть? — раздалось из-за двери, и Боря с Вовкой, разом испугавшись, что их сейчас выгонят, переглянулись. Ну и слух у капитана!.. — За макулатурой! — крикнул Боря. — Вот, что есть. — Протянул им капитан, вдруг появившись из-за двери, несколько папок с надписью «дело №». Папки были пустые, с перечеркнутыми надписями сделанными от руки. — Спасибо! — Боря принял у него папки. Милиционер в его глазах все-таки исправился, пусть и нехорошо отнесся в начале, но ведь все-таки пошел искать хотя бы что-то. — У нас этого добра действительно немного. Лучше в универсамах, в универмагах поспрашивайте, у них коробок много должно быть. — Да мы уже везде спрашивали, — вздохнул Боря. — Ну, значит, ничем больше помочь не могу, — развел руками капитан. — Давайте, — кивнул тот в сторону того конца коридора, откуда они пришли. — До выхода сами дойдете, не заблудитесь? — Нет. Спасибо, — повторил Боря, и они с Вовкой пошли в обратном направлении. У дежурной части, наклонившись к окошку, какая-то женщина что-то говорила милиционеру. Мальчики вышли на улицу и не сговариваясь повернули в сторону Вовкиного дома — его мама разрешила хранить найденную макулатуру у них. Задумчивого друга Боря пока не трогал, только ухмылялся молча, глядя на его серьезную физиономию. — Он настоящий оперуполномоченный, видел? — спросил вдруг Вовка, прервав молчание. — Почему ты так решил? — А ты табличку на его кабинете видел? — Неа, — качнул головой Боря. — А что там было? — Оперативный отдел уголовного розыска. Это значит, именно он преступников ищет! Ну, и коллеги там его. — Понятно. — Боря все же не удержался: — Ну и что тут такого? Подумаешь, посмотрели на их кабинет, кабинет как кабинет, самый обычный, даже ничего интересного! — Я б на тебя посмотрел, — фыркнул обиженно Вовка, — если б тебя сейчас в штаб флота отправили макулатуру спрашивать! Там тоже, знаешь, такие же кабинеты! — А вот и нет! — горячо возразил Боря. — Там наверняка не так! Там карты морей на стенах, глобусы, модели кораблей!.. — Тут тоже карта была. Района нашего. Большая такая, я таких не видел, там наверно каждый дом есть! — Когда ты рассмотреть успел?! — удивился Боря. Вроде бы он тоже в кабинет заглядывал. — Я же знал, на что смотреть надо! — гордо улыбнулся Вовка. — Слушай, пойдем быстрее, я бабушке обещал пораньше прийти. Хочешь, у нас останешься? — Не, — качнул головой Боря. — Отец сегодня приехать должен. Пойдем. Они прибавили шаг. Боре после посещения милиции все еще было не по себе — из-за мыслей про кражу. Если Илья и Петушок украдут макулатуру и Боря об этом всем расскажет, их же, наверно, приведут к этому… инспектору по делам несовершеннолетних?.. Самое плохое то, что если Боря расскажет сейчас, что они только собираются украсть, их тоже могут отправить в милицию… И что делать?.. Вовке Боря пока так и не рассказал.***
Придя со школы домой, Боря обнаружил на столе записку от мамы, чтобы он пообедал и сходил в магазин за сметаной, кефиром и хлебом — деньги лежали рядом. Отца дома не оказалось — и не должно было, он с утра собирался в часть. А мама по дороге с работы наверно сама собирается за продуктами зайти, поэтому часть ему поручила купить, чтобы не все одной нести. Боря сначала подумал сбегать прямо сразу, до обеда. Но если за хлебом можно было бы сгонять в булочную недалеко от дома, то за сметаной и кефиром придется идти в универсам, он дальше. А кушать уже очень хочется!.. Поэтому он отправился на кухню, достал из холодильника кастрюлю с супом, отлил себе в маленькую кастрюльку и разогрел ее на плите. И понял, что не подумал — ни сметаны, ни хлеба к обеду не было. Быстренько слопал не особо любимые клецки — с голоду еще ничего, — пожалел, что это не борщ или грибной — жаль, что у отца в сентябре не нашлось времени за грибами съездить! — составил тарелку и кастрюльку в раковину и отправился одеваться. Когда уже обулся и надел куртку, вспомнил, что не взял банку для сметаны. Сходил на кухню, вернулся с ней в коридор, сунул пустую банку в специальную сумку для продуктов, всегда висящую в коридоре, проверил в кармане деньги и вышел. В универсаме взял на развес сметану, набрал в корзину хлеба и две бутылки кефира. Подошел к отделу «Соки-воды», возле которого как всегда стояли люди у высоких столиков со стаканами. Боря со вздохом окинул взглядом большие сосуды с разливными соками. Договоренностей с мамой не было, поэтому брать ничего не стал, но для успокоения отметил, что самого вкусного, томатного, сейчас нет. Возле отдела бакалеи о чем-то шумно спорили несколько женщин, Боря не любил таких скандалов, поэтому обошел их стороной — хорошо, что мама не поручила купить какую-нибудь крупу или сахар. Вроде бы про гречу те женщины что-то там кричали. Наверно, гречу завезли, и они спорят, кто за кем будет. И по-хорошему, ему бы остаться и взять тоже, но они с мамой давно договорились, что даже если в магазине появляется что-то дефицитное, он сам брать не будет, лучше прийти и сказать, а мама уж сама решит. Мимо мясного отдела и неизменных пирамид из банок консервов, которые никогда никто не берет, Боря прошел к кассе. Аккуратно ссыпал сдачу в карман — что карман целый, он проверил еще дома, — и вышел из универсама. Бутылки кефира, позвякивая, стучали в сумке друг об друга, и Боря сунул между ними буханку хлеба. Нести было не тяжело, и пошел Боря обратно не тем же путем, а немного в обход. Так, чтобы пройти мимо пункта приема вторсырья. В их районе пункт был один — именно с небольшим складом, куда приезжали машины, что собирали макулатуру во дворах. С одной стороны здания располагался пункт приема стеклотары, там постоянно выстраивалась очередь, с другой принимали макулатуру, там же к зданию примыкал забор склада. Боря бывал здесь часто. Когда дома собиралось одиннадцать бутылок из-под молока, кефира или ряженки, Боря нес их сюда сдавать. Одиннадцатая бутылка всегда была его, мама разрешала плату за нее взять себе. На вырученные пятнадцать копеек можно было купить пирожок и стакан газировки с сиропом, или стакан семечек, или эскимо. Низкое, одноэтажное здание из серого кирпича, ветхое, с покосившейся деревянной дверью… Боря впервые на него посмотрел другими глазами. Сразу от здания начинается забор, обычный, деревянный. Где-то в нем наверняка есть замаскированная дыра с отодвигающейся доской — иного способа пролезть внутрь Боря не видел. Дверь, конечно, выглядит очень ненадежной, может быть, ее и сломать можно, но надо же пролезть незамеченным, а там где-то внутри должен быть сторож… Поэтому скорее всего все-таки дыра в заборе. Может, этому самому сторожу сказать, чтобы охранял получше и смотрел в оба?.. Ага, так он и поверит… Решит еще, что Боря просто хулиган или, того хуже, заодно с… ворами. Еще милицию вызовет. Нет, решил Боря, хоть Илья с Васькой и собираются совершить подлый поступок, но сообщить об этом кому бы то ни было означает, что все в конце концов будет связано с милицией. Но… они же не настоящие воры!.. Милиция — это слишком серьезно. Тем более они еще ничего не сделали. Надо все-таки решить все самим. Без взрослых.***
С письмами бывших учеников Леонида Степановича они работали всем звеном сообща — отбирали лучшие для юбилейной стенгазеты, сочиняли ответы. Собирались дома у Ромки Воронова. Он жил с родителями в просторной трехкомнатной квартире, места всем хватало, к тому же его мама работала помощником редактора и всячески им помогала и письма писать, и отбирать лучшие, и находить нужные, самые интересные отрывки для стенгазеты. Пользуясь моментом, Боря еще раз напомнил, что нужно написать заметки для отрядной стенгазеты, утром у него самого Костя спрашивал, что у них с готовностью — через два дня уже надо оформлять, и Косте не мешало бы уже сейчас почитать, что они подготовили. Боря пообещал, что все будет сделано, и теперь наседал на своих. В конце концов, Лида пообещала, что принесет что-нибудь из своих стихов, а Ромка сказал, что пожертвует им пару своих фотографий. Его отец увлекался фотографией, и Ромка вместе с ним ходил на «фотоохоту» и потом они вместе проявляли снимки, закрывшись в темноте в ванной комнате. Ромкина мама рассказывала ребятам об этом со смехом — про вечную войну за ванную, и всем им было понятно, что на самом деле она не сердится на мужа и сына, любит их и уважает их хобби. В гостиной на стенах действительно висели очень красивые фотографии — в основном, там были изображены животные или природа. А Ромка хвастался и показывал ребятам собственные фотографии — там были Петропавловская крепость, Дворцовый мост, Зимний дворец и еще несколько зданий, которых Боря не знал. Вовка дружил и с Ромкой, и на прошлый день рождения Боря пригласил и Ромку тоже, с тех пор они иногда гуляли втроем. А на день рождения Ромка пришел с подарком — фотографией крейсера «Аврора», сказал с гордостью, что сам фотографировал. А Боре было приятно, что друзья уважают его увлечения. Ребята, услышав его требования насчет заметок, тут же спросили, написал ли он свою. Боря ее еще не написал, но уже придумал и сегодня как раз собирался взяться — поэтому соврал, что уже давно все готово. Не признаваться же, что он столько времени тянул! С письмами сегодня разобрались быстро, их было всего два. Одно не от самого ученика, а его мамы — сам он оказался моряком, служил в Севастополе, и его мама очень переживала, что сам он не успеет написать ребятам. Учителя мама помнит и помнит, как сын учился — рассказала, что смогла, и даже прислала фотографию сына. Борю, конечно же, взволновало одно упоминание о моряке, тем более служащем в Севастополе — то есть это военный моряк, боевой офицер!.. Он долго рассматривал фотокарточку, любовался серьезным молодым лицом, парадной формой, фуражкой, и представлял, как этот моряк служит на флоте. По дороге домой он все размышлял о нем и представлял, как потом, через много-много лет, какие-нибудь другие пионеры, которые сейчас наверно только-только родились, будут так же искать информацию о них, об их классе, и так же узнают про моряка Борю Тарасова. А он тогда будет капитан-лейтенантом и будет служить в Севастополе! У него обязательно будет медаль «За отвагу», а может быть даже орден Мужества, и он будет приезжать домой к родителям в красивой парадной черной форме — с сияющими звездами на погонах и с кортиком на боку! И будет привозить в отпуск родителям южные фрукты прямо из Крыма! За этими мечтами Боря добрался до дома и только тогда вспомнил, что ему еще предстоит написать заметку. Настроение тут же скисло — хоть и знал, о чем писать, но это еще надо было хорошенько обдумать!.. Надежд на заметку у него было мало, но все же хотелось попробовать, посмотреть, будет ли какой-то эффект.***
В пионерской комнате шла полным ходом работа редколлегии. Саша Стогнин ругался со звеньевыми Олей и Юрой по поводу малого количества сданных заметок. Юрка возмущался: «Что, мне самому за них за всех писать, что ли?!», а Оля молча слушала и вздыхала. К их с Борей звену Саша претензий не предъявлял, потому что ему сдали и три заметки, и фотографии Ромы, от которых он пришел в восторг и сказал, что только что придумал замечательную идею. Какую — пока не сказал, но пообещал, что Боре понравится, потому что у него, у Бори, не будет проблемы, о чем написать в следующий раз. Только Боря хотел возмутиться, что они так не договаривались, никаких следующих «разов» он не хочет, ему и так хватило, но в этот момент вошли Оля и Юра и разгневанный ответственный редактор переключился на них. На разложенном на широком столе листе ватмана Коля Савченко, их «газетный» оформитель, уже старательно выводил название и готовил рамочки для заметок. Несколько ребят, авторы сданных заметок, пока слонялись без дела — ждали, когда придет Костя. Наконец он пришел, Саша вручил ему все имеющиеся заметки. Костя сначала оценил их общее количество и посетовал, что заметок мало. Саша, конечно же, тут же торжествующе и с видом «а что я вам говорил?» грозно уставился на смущенных звеньевых. Боря сидел в стороне и подходить не торопился. Ему надо было, чтобы Костя «пропустил» его заметку, но при этом не начал ее обсуждать прямо сейчас. Хватило Саши, которого с трудом удалось уговорить не приставать с расспросами. Их вожатый в прошлом году закончил школу, уже давно был комсомольцем и всем им казался совсем взрослым. Ребята его любили и уважали, потому сейчас обступили со всех сторон, кто-то заглядывал через плечо, кто-то дышал в затылок, всем было интересно и волнительно. Костя читал одну заметку за другой, то улыбался, то хмурился, то отчего-то вздыхал, но один за другим все листочки ложились в одну стопку, ни одну он пока не отложил отдельно. Обычно, когда было совсем плохо написано, Костя предлагал автору переписать, обсуждал, объяснял, что неправильно. Но пока он читал молча. — Лида, очень хорошие стихи, молодец, — похвалил он, добавляя сложенный тетрадный листок к общей стопке. Лида, щеки которой тут же стали ярко-розовыми, смущенно заулыбалась. Боря порадовался — Лида была из его звена, и похвалу ей он услышал так, будто имел какое-то отношение к таланту девочки. Следующей — Боря хоть сидел далеко, но старательно выглядывал, вытягивая шею, — Костя взял его заметку. Как ни старался Боря изобразить, что ему совершенно все равно, глаз от вожатого он отвести не смог. Костя прочитал, нахмурился, немного подумал — и отложил листок отдельно от других. Взялся читать следующий. Боря сидел обескураженный и не понимал, что это значит. Косте не понравилось как написано? Но писать ему помогала мама, там не может быть плохо! Он специально рассказал маме целую историю про то, как случайно услышал разговор двух мальчиков, будто они договаривались насчет драки с мальчиками из другого класса. Мама покачала головой, сказала: «Вам бы, мальчишкам, только драться, об одном думать умеете!» Боря сказал, что именно об этом хочет написать в заметке в стенгазету, и мама согласилась проверить, что он напишет и подправить, если получится не очень хорошо. Пару фраз мама действительно ему немного изменила. И поудивлялась, почему же он ничего не сказал прямо о том, что драться нехорошо. Правда, потом он все же пару слов заменил из тех, что мама исправила, а он хотел, чтобы было именно так. Но не может же быть, что Косте это не понравилось… Следующую заметку Костя протянул Саше: — Ошибки только исправьте, когда переписывать будете. Чей это был листок, кому Саша его передал для исправления, Боря не интересовался, ему было не до этого. Наконец Костя снова взял его заметку и еще раз ее перечитал. Боря теперь уже открыто не отводил от него взгляда. Смотрел на склоненную над листком темную голову — Костя как раз задумчиво почесал короткий ежик волос на затылке, — и думал, что, может, вот прямо сейчас отозвать его в сторону и все рассказать?.. Пока Костя читал заметки, многие ребята — те, кого он уже прочитал, — разошлись. Остались только звеньевые, Саша Стогнин, Миша Федотов и еще один Саша, тот, кому сказано было исправить ошибки. Коля продолжал рисовать название и ни на кого не обращал внимания. — Тарасов не хочет признаваться, о ком он это написал! — не выдержал Стогнин. — Я спрашивал, я же должен быть в курсе! А он не говорит! — Он тебе вовсе не обязан рассказывать, — ответил ему вдруг Костя, и Боря внутренне возликовал. — Откуда ты знаешь, что он про кого-то конкретного написал? Может, это из книги или из фильма? А Боря просто поднял важную тему. На самого Борю Костя не смотрел. Положил листок сверху остальных — Боря облегченно выдохнул, — засучив рукав, глянул на часы и поднялся. — Все, ребята, у меня комсомольское собрание сегодня, мне бежать надо! Миша, — обратился он к Федотову, — завтра поговорим насчет юбилейной газеты, все обсудим, что еще осталось сделать. — Федотов ответил, и Костя направился к дверям. — Боря! Пойдем, проводишь меня, у меня как раз для вашего звена идейка одна была. Боря, не успев ни о чем подумать, поднялся, пошел вслед за Костей, но уже выходя в пустой коридор, понял, что тот таким образом сделал так, что они остались вдвоем. И вопросу, когда они отошли от закрытой двери пионерской комнаты, уже не удивился. — Ты ничего не хочешь мне сказать? В этот момент, посмотрев в серьезные, внимательные глаза вожатого Боря принял решение. Он вдруг в одну секунду задал себе вопрос, как бы поступил на его месте сам Костя. — Нет, — твердо ответил он. Костя некоторое время смотрел ему в глаза, потом кивнул: — Ну, смотри, как знаешь. Если передумаешь… Боря кивнул. Запоздало понял, что тем самым подтвердил, что сказать-то мог бы, просто не стал, и сказка про взятую из фильма или книги тему — это только отговорка для любопытных, но было уже поздно. Костя улыбнулся и похлопал его по плечу. — Побегу, опаздываю! Он в самом деле почти бегом преодолел оставшуюся часть коридора и махнул Боре рукой перед выходом на лестницу. Боря вздохнул, но теперь стало легче — теперь точно знал, что делать.***
«Что делать, если знаешь, что твой товарищ хочет сделать что-то плохое? Каждый пионер скажет, что надо ему помешать, остановить, надо ему объяснить, что то, что он хочет сделать — это плохо. А что делать, если знаешь, что он и так это понимает? Понимает, что плохо, но все равно будет делать. Сказать взрослым? То есть наябедничать? Сдать своего товарища, не протянув ему руку помощи? А что делать, если сам не совсем прав, потому что узнал случайно, нечаянно подслушав чужой разговор?» Его заметку Надя Гущина читала всем вслух — специально для тех, кто не успел прочитать самостоятельно, а толпа, собравшаяся у висящей стенгазеты, мешала подойти ближе. Борю мнение одноклассников нисколько не интересовало, он следил только за реакцией Ильи и Петушка. Предположили ли они, что речь может идти о них, или нет, он так и не понял, но о чем-то они на переменах все же шептались. Боря жалел, что нельзя услышать, о чем именно. До конца назначенной недели оставался всего день. То есть послезавтра они, может быть, пойдут воровать макулатуру на складе. В школе макулатуру надо будет сдавать через два дня. Утром, во время первого урока — макулатура, а потом, после обычных трех уроков учителя будут поздравлять Леонида Степановича. В связи с чем дел у всего класса было очень много — кто-то еще дособирал нужные килограммы, бегая по территории и обходя все жилые дома, кто-то готовил тайком юбилейную стенгазету. При этом надо было не забывать об учебе. Наверно из-за того, что у всех было полно забот, про его заметку поговорили только пару перемен, не больше. Причем не только пытались у него выяснить, о ком он написал, но и обсуждали, собственно, сами поднятые вопросы. Девчонки склонялись к тому, что надо рассказать взрослым, парни говорили, что сначала надо выяснить, о чем речь, может, это плохое не такое уж и плохое, и необязательно по каждому поводу бежать ябедничать. Ни Илья, ни тем более Васька в обсуждениях участия не принимали. Но иногда странно на него косились. После школы Боря долго сидел дома над уроками: сделал две упражнения по русскому, побился над задачками по математике — пока решал, изрисовал весь черновик системами координат и графиками разных функций, — и долго возился с географией, потому что задали ответить на вопросы в учебнике письменно. Устно-то еще куда ни шло, но писать пришлось долго и скучно. Вообще изучать Африку Боре не очень понравилось — интересно было только про исследователей, первооткрывателей, жалел тогда особенно, что не читал еще «Пятнадцатилетнего капитана», про рельеф тоже более-менее перекликалось с любимой морской темой, но потом начались скучные темы про климат, полезные ископаемые, а дальше и вовсе история образования на материке европейских колоний - про высшую и низшую расы, рабство и торговлю людьми. Освободился только часов в шесть и отпросился у мамы немного погулять. Вовке он так ничего и не рассказал, даже сегодня, хотя тому пришлось непросто — ему даже заметку прочитать толком не дали, кинулись расспрашивать, считая, что он как друг должен быть в курсе. Боря в ответ на его вопрос махнул рукой — мол, неважно, потом объясню. После окончания уроков Вовка убежал на почту — проверять, вдруг успело прийти письмо от одного из учеников Леонида Степановича. Тот жил в далеком Новосибирске, его еле нашли, и теперь жалели, что времени осталось так мало — написали, но ответа все не было. Позвать гулять можно было как раз Вовку, но сегодня у Бори было очень важное дело. Он шел к Илье. Пока шел, думал с грустью про книгу Жюля Верна — ведь если Боря сейчас помешает Илье с кражей макулатуры, то, скорее всего, у них испортятся отношения, и Илья не захочет ему ничего давать, к тому же копить на книгу ему придется намного дольше. Да и не нужна Боре книга, добытая таким нечестным путем!.. Иногда нет, нет, да грызло сомнение — ведь очень-очень плохого ничего бы не случилось, даже если бы они украли. Просто сдадут еще раз то, что уже сдал кто-то другой. Зато уже через несколько дней Боря держал бы в руках желанную книгу!.. Но, как только появлялись такие мысли, он тут же вспоминал, сколько времени все ребята ходили в последние дни с этой несчастной макулатурой, сколько потратили сил, и становилось обидно за них. Нет, это все равно что у них самих украсть!.. И вообще, кража — это плохо, что бы ни было украдено. Потом вспоминал лицо Кости, когда тот спросил, не хочет ли Боря ему объяснить свою заметку, и последние сомнения уходили прочь. Они же пионеры!.. И Илья с Васькой тоже пионеры! Илья жил в новой пятиэтажке, правда, ощущения, что дом новый не было никакого — на стенах облупилась краска, а в парадной очень плохо пахло. Скривившись от неприятной вони, Боря быстро прошел первый этаж и, перешагивая через ступеньку, поднялся на второй. Бывал он здесь редко, с Ильей особо не дружил, да и не любил тот, когда за ним заходили домой. Говорил, что отец, когда выпьет, становится очень строгим, может и из дома выгнать — и самого Илью, и его друзей. Маму Ильи Боря видел всего один раз — она ему показалась очень уставшей и как будто больной. В общем, лишний раз идти сюда не хотелось, но сегодня было очень важно. Сначала никто не открывал, Боря уже решил, что никого нет дома, подумал, что искать Илью надо у Петушка, но тут щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В проем высунулась вихрастая светлая голова Илюхи. — Это ты?.. — он как будто растерялся, и Боря тут же порадовался, что его заметка, кажется, сработала. — Чего трезвонишь? — недовольно шикнул Илья. — Отец только прилег после смены. — Я же не знал, — пожал плечами Боря, немного смутившись: отца Ильи он побаивался, хотя ни разу того не видел. — Пойдем на улицу. — Зачем? Мне некогда. — Ну, пойдем выйдем, сам же говоришь, что отец прилег, не здесь же разговаривать. — О чем? — Сам знаешь! — потерял терпение Боря. — Пошли! Илья, видно, какое-то время сомневался, потом голова его вдруг скрылась за дверью, а вскоре он вышел, обутый и на ходу накидывая куртку. На улице пнул валяющийся у парадной камень и повернулся к Боре, что шел следом. — И чего это я знать должен? Ничего я не знаю! — Знаешь! Вы с Васькой весь день на переменах шептались, а Васька на меня смотрел-смотрел, я все сказать ему хотел, что дыру протрет взглядом. — Мало ли о чем шептались, — Илья засунул руки в карманы и выставил вперед ногу, всем видом показывая, что Борю он не боится. — У нас свои дела, и ты в них не лезь! — Знаю я ваши дела. На склад макулатуры полезете, когда сторож выпьет и заснет? — Ну и полезем! — видно, Илья уже не удивился, что Боря все знает. — Тебе-то что? — Мне что?! — Боря даже опешил от такой наглости. Илья не только не стал скрывать, что действительно пойдут, так еще и делал вид, что в этом нет ничего плохого! — Мы всем отрядом сколько дней собирали макулатуру! Ребята полгода копили, кто-то из деревни вез, сколько по домам, по магазинам ходили, выпрашивали! А вы на все готовое придете?! Заберете то, что до вас кто-то сдал, и сделаете вид, что это ваше?! — Ну и что такого?.. Поду-у-умаешь, кто-то сдал — ну и что? Тому, кто сдал, уже все равно! — Зато ребятам не все равно! И вообще кража — есть кража! — Дурак ты, Тарасов. Только вот не пойму, когда же ты что подслушал… — Я дурак?! — этого Боря уже терпеть не смог. Шагнул ближе и толкнул Илью за плечи. Тот покачнулся, отступил, но на ногах устоял. — Я не подслушивал! Вы сами… — Илья ринулся на него и пришлось вступить в драку, забыв про то, что хотел сказать. Отвесив друг другу пару тумаков, они все-таки свалились на землю и тут же угодили в лужу. Боря, уворачиваясь от грязных брызг, пропустил пару ударов, разозлился и, вцепившись в куртку Ильи, хорошенько того встряхнул, насколько хватило сил. Илья был почти одного с ним роста, но очень худым, потому легче и подвижнее. Боре еще и застегнутая куртка мешала, а у Ильи куртка осталась незастегнутой и не сковывала движения. — Эт-т-то что еще такое?! — завопил вдруг где-то рядом чей-то голос. Скрипучий и противный. — А ну, быстро прекратили! Мельком Боря заметил какую-то старушку у дверей парадной. Она стучала по асфальту палкой, на которую опиралась, и продолжала кричать. — Прекратите сейчас же! Илья, ты, что ли?.. А ну, сейчас к отцу поднимусь!.. Ишь устроили тут драку! Пионеры еще называется! Они нанесли еще по паре ударов, почти все мимо, но уже вяло и без былого напора. Старуха подошла ближе и теперь кричала особенно громко. — Давайте, давайте, разошлись! А то милицию сейчас вызову! Обоим стало понятно, что надо прекращать, иначе она так и будет орать и, чего доброго, действительно вызовет милицию. Боря отполз от лужи и поднялся, все еще тяжело дыша. На старуху старался не смотреть — стыдно было. Илья поднялся и тоже принялся отряхиваться. — Не будем мы больше, Настасья Ивановна! Старуха еще что-то попричитала, уже гораздо тише. Боря разобрал что-то про отца, но не вслушивался — сообразил, в каком виде он сейчас домой придет. И пока он раздумывал, как настолько грязную одежду объяснить маме, старуха направилась прочь от них, наверно, туда, куда и собиралась идти, выйдя из дома. — Если вы украдете макулатуру, мы продолжим, — пообещал Боря, хмуро глядя на насупленного Илью с грязной физиономией. — И ребята все узнают. — Ой-ой-ой, напугал, — фыркнул Илья. — Ты еще в милицию сходи пожалуйся! — Можно и в милицию, — кивнул Боря, и очень вовремя ему вспомнилась табличка на двери кабинета, — к Марии Павловне, инспектору по делам несовершеннолетних. По тому, как странно взглянул на него Илья, Боря понял, что попал в точку. И ему стало неприятно и немного страшно: он вдруг осознал, что Илья на самом деле знаком с инспектором по делам несовершеннолетних, то есть его уже приводили в милицию!.. Вдруг где-то вверху стукнула оконная рама. — Илья! — раздался строгий мужской голос, и они оба посмотрели наверх. В окне второго этажа торчала голова какого-то мужчины. — Домой. Голова тут же исчезла, будто этого короткого приказа было достаточно. Отец, понял Боря, и порадовался — вот Илье сейчас от того попадет, видно, он крики бабкины слышал, и Илья уже никуда не пойдет, ни на какой склад. Илья молча повернулся к дверям парадной, ни попрощавшись с Борей, ничего ему не сказав. Боря постоял еще немного, соображая, что теперь делать — куртка мокрая, с грязными разводами, от попыток отряхнутся перепачканными руками стало только хуже, штаны на коленках мокрые насквозь. Хорош он будет, когда домой придет!.. А ведь скоро день рождения… Как бы без подарка не остаться, ведь влетит сейчас здорово! Еще и отец дома, ладно бы, мама одна была, с ней проще договориться. То есть с ней вообще можно договориться, с отцом-то… вон, почти как у Ильи. С той разницей, что поводов для таких строгих приказов Боря давал гораздо меньше. Боря решил сходить к Петушку — того запугать гораздо проще, он испугается милиции, и начнет отговаривать Илью. Кто знает, может, и отговорит. А пока Боря до него доберется, а от него домой, хоть одежда подсохнет. Он не стал ничего объяснять разинувшему рот Петухову, когда тот открыл дверь и увидел чудный Борин наряд. И спрашивать тоже ничего не стал — заявил прямо в лоб, чтобы они не смели соваться на склад макулатуры, иначе дело дойдет до милиции. Бедный Петушок сначала испуганно побледнел, потом покраснел, и жалобно сказал, что он и не хочет никуда идти, но Илья его слушать не станет. Ему нужны семь килограмм до двадцати, чтобы закрыть талон на книжку. Боря повторил, чтобы не смели ничего красть, добавил про неведомую Марию Павловну для пущей убедительности, и ушел, оставив приунывшего еще больше одноклассника на пустой лестнице. Видно, того и так целый день мучила необходимость предстоящей вылазки, а тут еще стенгазета с Бориной заметкой. Наверняка он на переменах убеждал Илью, что Боря мог иметь в виду именно их, но Илья его не слушал. Боря покинул огромный многоквартирный дом, в котором жил Петушок, прошел сквозь большой, просторный двор с детской площадкой — в другой раз обязательно подтянулся бы на турнике, но сейчас ему не до того. Вышел на улицу, на которой уже давно горели фонари, и побрел в сторону дома. Теперь предстояло придумать, что объяснять про свой вид.***
Настроение у Бори с самого утра было ужасное. Вчера, к его счастью, отца дома не оказалось, вызвали в военчасть, но и от мамы здорово влетело. Особенно после этой злополучной заметки и того, что он маме наговорил про драку. С момента, как проснулся, сразу вспомнил про макулатуру — и волновался и за то, что сдаст его звено, и насчет того, ходили ли Илья с Васькой на склад. Еще и на завтрак получил нелюбимую пшеничную кашу. Как будто мама ее приготовила в наказание за вчерашнее. Пшенную Боря ел охотно, а вот пшеничную терпеть не мог — ни с маслом, ни с молоком. Только, если на ужин с мясом и подливой. В общем, в школу Боря шел невесело, по пути встретились с Вовкой, и Боря запоздало подумал, что надо было все же другу все рассказать — может, вместе бы придумали, как поступить. Самое плохое, что сегодня не только сбор макулатуры, но и празднование юбилея Леонида Степановича. Все волнуются в ожидании его реакции на письма учеников, вчера до позднего вечера Коля Савченко переписывал выбранные фрагменты, красиво оформляя их для стенгазеты. Не хотелось бы портить никому настроение этой историей с кражей. В вестибюле они с Вовкой встретили переобувающихся девчонок — Олю Вихрову с двумя подружками. Как они всем классом накануне договорились, все пришли нарядные — девчонки в белых передниках и с бантами в косах. Боря вчера галстук и форму гладил самостоятельно — маму после того, как она его отругала, просить не стал. Хорошо хоть, к Илье ходил не в форме! Оля тут же принялась расспрашивать про макулатуру, сколько у них будет, перечисляя кто что принесет и волнуясь, у кого же будет больше. Вовка сказал, что гораздо важнее, чтобы у всего отряда в итоге было больше, чем у остальных сдающих классов. Боря пристроил свои две связки на скамью и отправился на поиски Леонида Степановича, Кости или хотя бы Миши. Всех троих он обнаружил у спортзала, по случаю осенней дождливой погоды — пока дождя не было, но мог пойти в любую секунду, небо было все затянутое серыми тучами, — решено было собирать макулатуру в спортзале, отдельными кучками по отрядам, а потом уже все вместе перенести в кладовую. Машину обещали прислать только завтра. Боря сбегал за своей макулатурой, объяснил дожидающимся его ребятам, куда идти, и вскоре они все вместе вошли в спортзал. По всей его площади стояли отдельные таблички с надписями классов. Кое-где уже лежали внушительные кучи — Боря со знанием знатока ревниво осматривал, у кого откуда какая макулатура. Где были коробки, Боря сразу раздумывал, где же их достали. У таблички с их классом уже лежали чьи-то связки, причем значительно много. Ребята тут же обрадовались. Постепенно подходили остальные, приносили свои тюки, перевязанные веревками. Наконец пришел Костя с безменом, и началось самое главное — взвешивание. Записывать результаты поручили Юре Румянцеву как лучше всех знающему математику — он действительно очень быстро и правильно решал в уме примеры, еще в третьем классе. И сейчас после каждой новой связки он оглашал общую сумму. В Борином звене больше всех принесла, как и обещала, Лида. На этот раз «общественной» макулатуры у них было меньше, чем личной. В звене Румянцева больше всех принесли две девочки, живущие в одном подъезде. Они рассказали, что полгода со всех жильцов собирали макулатуру — договорились почти со всеми в своем подъезде, и раз в неделю всех обходили. Боря подумал, что так действительно получается намного лучше, чем если прийти к людям один раз — даже если и дадут, то только то, что смогут конкретно в тот день, когда ты пришел. А так хоть и один еженедельный журнал или пять ежедневных газет, но зато постоянно каждую неделю! Жаль, что он до такого способа не додумался! Лидировало звено Оли. Начали его взвешивать с лежащих отдельно связок, про которые кто-то пояснил, что это еще рано утром принес Шумихин. Боря нахмурился, встревожился, но промолчал, так и не решив пока, сообщать ли всем. Пока взвешивали, кто-то из ребят бегал по залу, смотрел, как продвигается взвешивание у других отрядов. После одного из забегов особо любопытствующий Славик Потапов прибежал, заглянул в записи Румянцева и воскликнул: — Нам бы еще килограмм тридцать, и мы на первом месте будем! У седьмого «Б» на двадцать меньше, чем у нас! Правда, у них там еще несколько связок лежат… Ребята тут же заволновались — за самый лучший результат отряд могли наградить интересной поездкой. К концу взвешивания подошел Леонид Степанович, спросил, как у них дела. Костя, подцепляя на безмен связку, радостно сообщил: — Если еще кто-то принесет, можем и победить, Леонид Степанович! — О, это же отлично! — А вы не знаете, Леонид Степанович, какой в этот раз приз для победившего отряда? — тут же спросили ребята. — Знаю, — улыбнулся учитель. — Но пока вам не скажу! Давайте подождем всех результатов. Борю тревожило отсутствие Ильи и Петушка, и действительно они появились внезапно, когда уже никто не ждал, что еще кто-то придет. — Смотрите, смотрите! Ребята еще несут! — Ого! Живем! — Ой, девочки, а вдруг победим? Илья с Васькой притащили по две связки каждый, на взгляд там было примерно килограмма по четыре, этого вполне могло хватить, и Боря с тоской подумал, что этот момент, которого он так опасался, все же настал. Они явно украли это все!.. И как сейчас всем сказать, что это краденая макулатура?!.. Он, конечно, скажет, обязательно, но… может, можно это сделать как-нибудь потом? Не при всех и не в такой праздник!.. Но ведь если он сейчас промолчит, вся их макулатура будет посчитана. И если их отряд выиграет, то выиграет нечестно. Боря стоял рядом с Костей и Леонидом Степановичем, когда они поднесли свои связки и торжествующе положили их на пол. Тут же возник рядом Славик: — У «бэшек» сто сорок два килограмма! Они сейчас впереди! — Ох, только бы у нас больше было! Костя взвесил две связки, и Юра воскликнул: — Трех килограмм всего не хватает! Боря, нахмурившись, смотрел на происходящее и лихорадочно искал выход из положения, в котором оказался. Он не хотел, чтобы все знали, хотел решить проблему мирно. Может быть, потом он сказал бы Косте или учителю, но не при всех. А тут получается, что именно от этой краденной макулатуры зависит победит их отряд или нет! То есть узнают все. Но что же делать?.. Мимо как раз прошел председатель совета дружины, оглядел сваленные в кучу связки, одобрительно кивнул и пошел дальше. — Шесть килограмм! — радостно поднял вверх последнюю тяжелую связку Костя. — Молодцы, молодцы, ребята! — послышалось со всех сторон, кто-то шлепнул Илью по плечу. Боря посмотрел на Леонида Степановича. Тот довольно улыбался, глядя на торжествующего Илью. — Молодец, Шумихин! Знаю, знаю, что это твоя заслуга, вы всегда вместе и ты всегда главный. Вася, молодец, — учитель мягко провел рукой по плечу смущенного Петухова. Боря не отрываясь глядел на Илью. Как будто чего-то ждал, сам не понимая, чего. Сердце билось часто-часто, и было очень жаль. И учителя, и Костю, и отряд. — Молодец! — учитель еще раз улыбнулся Илье. — Настоящий пионер! У Бори все свело внутри от этих слов. Но от того, как отреагировал Илья, Боря аж задохнулся от возмущения. Тот вытянулся стрункой, расправил плечи и поднял руку: — Всегда готов! Этого Боря терпеть не смог. И подумать, правильно ли поступает, уже не успел. — И тебе не стыдно?! — он шагнул к Илье вплотную и схватил того за поднятую руку, желая ее опустить. Не имеет Илья права на этот жест! И на звание пионера! «Готов» он!.. Что готов?.. Красть?! Девчонки вокруг ахнули, кто-то из ребят шагнул ближе, готовясь разнять, если случится драка. — Тарасов! — воскликнул учитель с вопросительной интонацией. — А чего мне стыдится? — нагло улыбнулся Илья, глядя Боре в глаза. — Это моя макулатура, я ее все лето собирал! — Ты ее украл. И ты знаешь, что я это знаю! Вокруг снова ахнули и со всех сторон посыпались вопросы. Боря их не слушал — не отрываясь глядел в глаза Илье. — Чем докажешь?.. Я собирал ее все лето, и ты не можешь знать, правда это или нет! — Еще вчера тебе не хватало семь килограмм для талона на книгу! А сегодня вдруг откуда-то взялась накопленная за лето макулатура? — Боря зло кивнул в сторону валяющихся связок. Илья нахмурился и бросил взгляд в сторону Петухова. — …Трепло! — бросил он шепотом, но стоящий рядом Боря услышал. И не только он. — Так, — наконец вмешался Леонид Степанович, — ясно, что ситуация странная. Ну-ка, давайте, ребята, четко и по порядку объясняйте, в чем дело. Боря, отойди уже от Ильи, он никуда не сбежит. И расскажи, что между вами происходит. Боря шагнул назад, встретился взглядом с Костей, и понял, что тому все стало понятно. Тот качнул головой — мол, «да-а, ну дела!» Глядя на учителя, Боря рассказал все — и про обсуждение тайком в пионерской комнате услышанное случайно, и про вчерашние разговоры. Леонид Степанович слушал молча и очень серьезно. Потом посмотрел поочередно на Илью и Ваську. — Эта макулатура, — теперь он кивнул на связки у ног Кости, — украдена? Илья упрямо молчал. Васька стоял ни жив, ни мертв, и уже только по его лицу все было понятно. Ребята потрясенно молчали. Боря жалел, что так и не придумал вчера ничего дельного. Только и смог, что подраться, и то несерьезно. Только маму зря расстроил. — Хорошо, — кивнул Леонид Степанович и тут же пробормотал: — то есть ничего хорошего, конечно!.. Костя, отложите эти связки в сторону. Этим вопросом позже займемся.***
После подведения итогов всех взвешиваний выяснилось, что без украденной макулатуры их отряд оказался аж на четвертом месте вместо первого. Ребята расстроились, но обсуждали больше саму кражу и рассказ Бори, чем несостоявшуюся победу. Кто-то припомнил Борину заметку, и все теперь поняли, о чем она была. Из спортзала уходили вразнобой, отдельными группками. Борю сначала многие обступили с расспросами, кто-то сетовал, что надо было раньше рассказать, нашлись и те, кто сказал, что надо было в самом начале еще в пионерской комнате выйти и все им сказать. Отвечал Боря вяло — на ребят это только сейчас свалилось, они же не думали об этом несколько дней, как он. Если бы думали, поняли бы, что сделать ничего нельзя было. На лестнице он оказался почему-то один. Никто рядом не теребил и не выдвигал свою версию того, как Боря должен был поступить. А на плечи вдруг легла чья-то рука — более тяжелая, чем у любого из одноклассников. — У всех бывают ошибки, Борь. — Ошибки?! — от удивления Боря чуть не споткнулся на ступеньках. — Леонид Степанович, это же… кража! — А я не про Илью, Борь. Я про себя. И про тебя. Боря непонимающе уставился на учителя и даже приостановился. — Вы… про себя?.. — Если мой ученик, — вздохнул Леонид Степанович, подталкивая его вперед и шагая дальше вверх, — совершил плохой поступок, значит, в этом есть и моя вина. Чего-то я ему недодал, что-то упустил в нем… Говорил учитель очень серьезно, и слова его прозвучали так грустно, что Боря перепугался — ведь сегодня праздник, а настроение у Леонида Степановича уже испорчено! — А про меня, — осторожно спросил Боря, — вы считаете, что надо было рассказать все вам? — Считаю, что да. — Я хотел, как лучше… — Все мы хотим как лучше, Борь, когда ошибаемся. Ну, почти все. — А что бы вы сделали? — спросил он горячо. Ведь столько времени размышлял об этом, но так и не придумал. — Поговорил бы с ним, — пожал плечами Леонид Степанович, — возможно, пришлось бы привлечь его родителей или даже органы правопорядка. В профилактических целях. Боря спорить с учителем, конечно, не стал, но про себя подумал, что это и получилось бы предательством с его стороны — что он просто сдал бы товарища… Но ведь у него не получилось самому остановить его… Боря вздохнул. Как же иногда бывает трудно, когда не знаешь, как поступить!.. И ведь он до сих пор так и не понял, что же было бы лучше… Вскоре Леонид Степанович увел гордо молчащего Илью и раскаивающегося Петушка в класс, попросил ребят дать им поговорить и закрыл дверь. Кто-то кучками в коридоре обсуждал произошедшее, девчонки пытались подслушать под дверью. Боря швырнул портфель в общую кучу у кабинета и уселся на подоконнике в отдалении. Слушать обсуждения ему не хотелось. — Че ты ниче не сказал-то?! — возмутился вдруг рядом Вовкин голос, и Боря повернул голову. Не заметил, как тот подошел. — Хотел, но момента подходящего не было. — Надо было навалять им вдвоем, да и все! Боря лишь пожал плечами. Он пока не понимал почему, но был почти уверен, что Илья пошел бы на склад, даже если бы ему сам Леонид Степанович приказал не делать этого. — Эх, и не выиграли! — махнул рукой Вовка. — Собирать надо было лучше, — буркнул Боря, сердясь на то, что он теперь оказался виноват в том, что их отряд не выиграл соревнование. Теперь Вовка пожал плечами — понимал, что ничего уже не исправишь. Да и все равно не собрали бы они столько. Подошел Миша Федотов. Высказал претензии, почему Боря ему ничего не сказал. Как и в случае с Вовкой, на Мишино «я бы с ним поговорил» ответить было нечего. Спорить и доказывать свою точку зрения у Бори не было настроения. В какой-то момент он заметил в конце коридора возвышающуюся среди школьников фигуру Кости и вздохнул. Теперь ему перед вожатым было совестно за тот разговор, за то, что так уверенно промолчал. Может, если бы сказал, все иначе, лучше бы сложилось. Косте преграждали путь то девчонки, то мальчишки, наверняка что-то спрашивали, хотели знать его мнение или интересовались, что будет с Шумихиным и Петуховым. Костя им что-то отвечал, но Боря видел, как он то и дело поглядывает в их сторону, и вскоре Костя добрался до их окна. Боря сполз с подоконника из уважения к Косте, но в глаза ему посмотреть не решился. И чувствовал себя так, будто это он сам украл эту треклятую макулатуру. — Да-а-а, — протянул Костя. — Отличились… Боря поднял на него взгляд, потому что не понял, кого конкретно Костя имеет в виду. Смотрел тот, как показалось Боре, с сожалением. — Ты тоже считаешь, что надо было рассказать? — Не знаю, брат, — вздохнул Костя, коротко качнув головой, и положил руку Боре на плечо. — Вроде да, надо было. А иначе посмотришь, так ты попытался сделать единственное, что было возможно… А что тут еще делать?.. Не привяжешь же Илью к стулу и не запрешь, чтобы не выбрался. А когда человек свободен, он свободен во всех своих помыслах. Сколько ему ни угрожай неминуемым наказанием. Боря обрадовался, что Костя думает так же, как думал все эти дни он сам. Но теперь это утешало не много. — Я не понимаю, — произнес Боря, — почему он все-таки пошел туда, если точно знал, что я все знаю. Я думал, он не пойдет. — Наверное, потому что он украл не только ради того, чтобы добыть макулатуру… — А зачем еще?! — воскликнул Миша. Боря и Вовка тоже не поняли, о чем говорит Костя. — Просто потому что ему хотелось это сделать. Я не силен в психологии, — пожал плечами Костя, — но знаю, что так бывает. Человек понимает, что потом, возможно, последует наказание, но все равно делает. Может, даже Борин визит его еще больше подстегнул. Не ради выгоды, а ради самого действия, понимаете? Назло. Вопреки. — Но зачем? — снова спросил Миша. Костя снова пожал плечами: — У меня есть кое-какие соображения, но я же говорю, я далек от психологии. Это вот пусть Леонид Степанович разбирается. Он точно правильно всех рассудит и во всем разберется. Будто в подтверждение его слов, открылась дверь кабинета, и учитель разрешил зайти в класс. И пока, суетясь и толкаясь, все принялись разбирать кучу портфелей, прозвенел звонок. Зайдя в кабинет, Боря первым делом глянул на уже сидящих на своих местах героев дня. С Васькой было все понятно, сидел с красной, распухшей физиономией, пряча глаза от одноклассников — наверняка плакал и просил Леонида Степановича ничего не рассказывать родителям. Надо было всю неделю его запугивать, запоздало подумал Боря, тогда он гораздо сильнее сопротивлялся бы Илье. А один тот, может, и не пошел бы, и на стреме стоять некому, и одному много не унести. Илья сидел спокойно, смотрел в окно и не обращал никакого внимания на комментарии рассаживающихся ребят. Но и той наглости, с которой он выдал «чем докажешь?», в нем уже не было. — Ребята, урок уже начался, — тихо поторопил всех Леонид Степанович, и это как всегда подействовало. Класс перестал шебуршать портфелями, тетрадками и учебниками, беспрестанно вертеться и затих. — Председатель совета отряда, доложите о готовности. Растерянно оглянувшись на класс, Миша поднялся с места. Обычно такие официальные формальности опускались, никто из учителей их не придерживался. — Отряд к уроку готов. Отсутствующих нет. — Садитесь, — кивнул Леонид Степанович. — Надеюсь, что отряд не подведет своего командира и докажет, что действительно готов работать и думать об учебе и ни о чем больше…***
Три урока после первого «макулатурного» пролетели незаметно — ничего серьезного учителя на них не планировали, понимая, что накануне ученикам будет не до контрольных или сложных самостоятельных работ. Их отряду повезло особенно — новым материалом их тоже не загружали, как будто уже зная, что все взбудоражены происшествием. После уроков Саша Стогнин и Миша Федотов сами принесли стенгазету из читальной, где прятали ее с утра. Повесили в классе и дожидались, когда придет Леонид Степанович — его как раз сейчас поздравляли в учительской директор и учителя. Пришел он растроганный, улыбающийся, с букетом цветов и небольшой коробкой — наверно, с теми самыми часами с гравировкой. Стенгазету он сначала и не заметил. Миша вышел вперед, произнес речь от имени всего класса, Леонид Степанович слушал его серьезно и слегка удивленно, как будто не ожидал, что и они будут поздравлять. Пока Миша говорил, ребята нервно переглядывались, особенно дергались девчонки, все волновались — как учитель отреагирует на их подарок. Но вот Миша пообещал, что они будут очень стараться учиться хорошо, не подводить своего классного руководителя ни своими отметками, ни поведением — тут Боря снова помрачнел, подумав, что зря учителю опять напоминают про плохое поведение, — и что они очень хотели чем-то порадовать его в такой день и что он, Миша, надеется, что у них это все же получилось. С этими словами он шагнул к стене, где обычно висел плакат с правилами правописания, и только тогда Леонид Степанович заметил огромный лист с заголовком «С юбилеем, Учитель!» Он удивленно улыбнулся, подошел ближе, наверно, ожидая, что там поздравления и пожелания от них самих, присмотрелся и вдруг замер. Почти весь класс замер тоже и, кажется, не дышал. Боря забыл про терзающие размышления, про Илью с Васькой, которым хотелось надавать хорошенько, и смотрел за реакцией учителя. Все-таки молодчага Вихрова, такую идею придумала! Леонид Степанович растерянно оглянулся на притихший класс. — Ребята… — он с волнением сдернул с носа очки, вгляделся в лица, полные ожидания и надежды, и снова повернулся к газете. — Как же вы… — пробормотал он так тихо, что ребята еле расслышали. Снова надел очки и теперь внимательно разглядывал фотографии. — Коля Совин… Валера Черных… Наташенька Куприянова… Ребята прекрасно знали эти имена, выучили их наизусть, пока с жаркими спорами решали, чьи фотографии и выдержки из чьих писем публиковать в газете. Места-то было далеко не для всех. — Леонид Степанович, мы хотели вас… порадовать! — не выдержала Оля и вскочила из-за парты. — Мы думали, что вам будет приятно узнать о своих учениках… Ее парта находилась почти напротив висящей на стене газеты, и Леонид Степанович обернулся к ней, шагнул ближе и по-отечески погладил по тугим косичкам. — Мне очень приятно, девочка моя! — и взглянул на весь класс. — Ребята!.. Какие вы молодцы! Я даже не знаю, что сказать! Я не ожидал такого!.. Тут и остальные не выдержали, повскакивали с мест и окружили учителя. — Это еще не все, Леонид Степанович! — У нас еще много писем есть! И фотографий! — Сюда не все поместились! Леонид Степанович растеряно оглядывался, улыбаясь теплой и тоже будто растерянной улыбкой. — Как же вы это придумали? Как сделали? Нашли всех моих учеников… Они же, поди, по всему Союзу разъехались! Боря с Мишей, Юрой и Сашей переглянулись. И Миша положил руку на плечо Оли. — Это Оля придумала, Леонид Степанович! А нам очень понравилась ее задумка! Мы всем классом писали письма, у каждого по двое человек было. Только не все ответили, правда… Может, почта задержалась… — Оленька, — учитель с другой стороны приобнял ее за плечи, — спасибо, девочка! Это очень трогательно! — И снова оглянулся на всех: — Ребята! Всем вам спасибо! Понимаю, что все потрудились, все руку приложили! Только как бы мне… — Леонид Степанович, а вы возьмите все домой! — предложил Миша. — У нас и все остальные письма здесь, хотите, мы вас проводим и все вам домой отнесем, а вы дома спокойно все почитаете? — Да, давайте мы вам все отнесем! — подхватил идею Саша. — А потом, через пару дней, когда вы все прочитаете, заберем и повесим газету возле пионерской комнаты, чтобы все увидели! — Да, неудобно, это же не отрядная стенгазета, зачем же для всех вешать? — Чтобы все знали, какой у нас учитель! — смеясь, объяснил Саша. — Там, знаете, сколько хороших слов ваши ученики написали!.. — Тем более неудобно, ребята! — с укором качнул головой Леонид Степанович. — Хвалиться вообще нехорошо… — Зато всем будет интересно прочитать, как живут и кем стали бывшие ученики, — выступила вперед Надя. — Нам вот очень интересно было читать письма! Скажите, ребята! Сразу несколько голосов вокруг дружно ее поддержали, и Леонид Степанович, улыбаясь, сдался. — Ну, хорошо. Может быть, и повесим. Ребята, но как же вы всех найти сумели? — Нам Костя помог, — объяснил Миша. — Он у директора спрашивал. — И Миша повернулся к ребятам: — Давайте коробку сюда! Двое парней достали из-под задней парты запрятанную коробку, Степан Леонидович только покачал удивленно головой. — Вот, здесь все письма! Может быть, еще придут позже, не все успели ответить. — Спасибо вам, ребята! Вы даже не представляете, какое дело сделали! Вот как вас всех знаю, так и их, и каждого помню… Вон, Наташенька Куприянова замечательные стихи писала. Кстати, Лида, — нашел учитель Лиду Быстрову среди обступивших его ребят, — Наташа свои стихи и в «Пионерскую правду» посылала, и их печатали! Ты все-таки подумай, может, отправишь что-то. — Я знаю, — смущенно улыбнулась Лида. — Она об этом написала, мне ребята показывали письмо. Она и сейчас стихи пишет, красивые очень. — Леонид Степанович… — услышав голос Ильи все замолчали. Он подошел ближе и протянул учителю конверт. — Вот еще письмо… оно пришло только утром. Класс тут же отреагировал: — Когда же ты его прочесть успел, не до того наверно было? — Как это утром? Так рано почтальоны не ходят, оно еще вечером прийти должно было! — А вечером ему не до писем было, он же занят был! — Ребята! — чуть повысил голос Леонид Степанович. — Давайте не будем теперь нападать и припоминать Илье и Васе этот случай. Илья, я не защищаю вас. Ребята злятся и имеют на это право. Но я хочу, чтобы мы все вместе разобрались в этой ситуации. Поэтому я как ваш классный руководитель назначаю на завтра пионерский сбор. Напоминанием про макулатуру праздничный настрой сбился, Леонид Степанович еще раз всех поблагодарил, попросил Мишу и Олю как автора изначальной идеи помочь донести газету и письма до дома, и на этом все разошлись. Боря по дороге домой размышлял то над поразившими его словами Кости про то, что Илья украл просто потому что ему так хотелось, то пытался придумать, что из всего произошедшего рассказать родителям. Он так и не придумал, уже даже дойдя до дома и поднявшись к своей квартире. Но оказалось, что никого дома нет. А уж до вечера он что-нибудь обязательно придумает.***
По оконному стеклу барабанил дождь, приличный такой, сильный. Боря натянул одеяло повыше, почти с головой скрывшись под ним — стука капель теперь слышно не было. Надо вставать, но как не хочется!.. Обидно же в собственный день рождения так рано вскакивать, плестись в школу и учиться целых пять уроков!.. Да еще и шагать под таким дождем! Ну, где справедливость?! Имениннику положен торт, подарки и праздник, а не холод, дождь и скучные ботаника с рисованием!.. Хорошо хоть, дурацкого пения сегодня нет! Боря выглянул из-под одеяла в сторону будильника — у него еще есть целых пять минут! И устроился поуютнее, снова укрывшись. Нет, обычно он встает легко, иногда учится собираться по-армейски — спичку, конечно, никто ему жечь не станет, но Боря про себя считает до сорока пяти и одевается. Но сегодня, в день рождения, имеет же он право чуть-чуть полентяйничать!.. Что сегодня хорошо — так это день рождения в школе! Вчера с мамой специально ходили в магазин, и Боря сегодня в школу понесет три кулька разных конфет, всем ребятам по три штуки. В школе считалось, что после шестого класса они уже взрослые, дни рождения можно отмечать без конфет, поэтому в этом году последняя возможность. За последние дни жизнь в классе вернулась в обычное русло. Провели сбор, все, кто хотел, высказались, постановили, что макулатуру украденную Шумихин и Петухов должны вернуть на склад и к следующей сдаче собрать такой же объем, но уже нормальным способом. Насчет милиции ребята парней пожалели и попросили Леонида Степановича ни о чем никуда не сообщать. Боре показалось тогда, что и учитель, и Костя сомневались, ему самому тоже не сильно верилось, что Илья больше не совершит никакого подобного проступка, но в итоге после того, как Леонид Степанович коротко кивнул, Костя поднялся и сказал, что у них пионерский сбор и его законы таковы, что решение, на нем принятое, подлежит исполнению. — Илья, за тебя, считай, весь отряд поручился, — сказал тогда Шумихину Леонид Степанович. Тот молча кивнул, он весь сбор просидел молча, даже когда его прямо спрашивали, зачем он украл макулатуру. После сбора все вроде бы пришло в норму. Боря не сильно старался приглядываться к Илье, за него все-таки пусть у Вихровой голова болит, он в ее звене, но казалось, что ребята общаются с ним меньше, хоть и держатся ровно. Зато Петушок точно отдалился от прежнего друга, даже пересел к Ваньке Шитову, который до этого сидел один — после того, как из класса ушел звеньевой Толя Савельский. Про то, как следовало поступить ему, Боре, ребята к единому мнению не пришли. Костя и Леонид Степанович сказали, что в любом случае лучше рассказать, что они, ребята, хоть и не малыши уже, но взрослым всегда виднее, как поступить в той или иной ситуации. Атмосфера в классе могла бы быть напряженной после случившегося, но общее настроение у всех было положительное — во многом из-за рассказов Леонида Степановича про своих учеников. Было очень забавно слушать, как учились, как шалили и получали и двойки, и тройки те, с кем ребята успели списаться, кого знали как молодого, но уже уважаемого учителя или военного, работницу фабрики или маму троих близняшек. Будильник затрезвонил одновременно с открывшейся дверью. Боря высунулся из-под одеяла, нажал кнопку и взглянул на дверь. — Папа! — Вчера вечером его долго не было, и они с мамой все гадали, сможет ли папа приехать сегодня домой. — Боец, подъем! Школу проспишь! Боря откинул одеяло, тут же вскочил и в два счета очутился рядом с отцом. — Давай, — тот потрепал Борю по и так встрепанной и еще не причесанной рыжей шевелюре. — Умываться и завтракать. Поздравления вечером. — Есть умываться и завтракать! — радостно воскликнул Боря и помчался в ванную. С кухни пахло чем-то вкусным. Гостей — Вовку, Ромку и, может быть, кого-то еще, — мама разрешила пригласить на завтра, и сегодня вечером они с мамой пойдут в магазин за продуктами и тортом. Но сейчас пахло чем-то очень-очень аппетитным, только Боря еще не разобрал, чем именно. Умывшись, он вернулся в комнату и принялся одеваться. Надел носки и брюки, взял со стула футболку и… замер с ней в руках. На стуле, спрятанная до того под его одеждой, лежала темно-синяя незнакомая книга. «Пятнадцатилетний капитан»!.. Боря, не веря глазам, взял ее в руки, открыл и удостоверился, что это действительно Жюль Верн. Книга была новой, с чистыми снежно-белыми страницами — загляденье просто!.. — Мам! Пап! Спасибо!!! — закричал Боря еще из комнаты, и, счастливый, побежал на поиски родителей.