До 16 и старше

Боря сидел на подоконнике и смотрел, как по школьному двору ко входу идут родители учеников его класса. В основном, шли мамы, вроде бы был один папа и чьи-то бабушки. Он особо не вглядывался, узнал только тетю Нину — маму Вовки Сорокина, друга и соседа по парте. Грустно вздохнул, подумал о своей маме, которая сейчас на работе и приехать в школу никак не может, подумал об отце, который должен возвратиться из командировки только через две недели, но, по правде, он и сам толком не понимал, хочется ему, чтобы они были сегодня здесь, или нет. Если все пройдет хорошо — да, очень бы хотел! Если же... если же он опозорится... Представить страшно. Лучше тогда уж два раза позор пережить, чем один раз, но на глазах у отца! Боря в который раз вздохнул — тяжело и обреченно, — и, отвернувшись от окна, поглядел в сторону открытой двери класса. Оттуда доносились громкие голоса ребят, что-то бурно обсуждавших и споривших друг с другом. Прислушиваться не хотелось. У него сейчас и своих проблем хватает. — Тарасов, слезь с подоконника! Окрик Натальи Егоровны, проходящей мимо по коридору, заставил спрыгнуть на пол раньше, чем Боря успел удивиться, что не услышал ее шагов. За сидение на подоконниках все учителя мальчишек гоняли, но одно дело проворонить чужого учителя, который пройдет мимо, сделает замечание и забудет, и совсем другое — своего собственного. — Сколько вам говорить можно? — устало вздохнула учительница, стоя у дверей. Боря виновато опустил взгляд, а Наталья Егоровна, осуждающе покачав головой, зашла в класс. Тут же потянуло сесть обратно, но в который раз за сегодня Боря лишь вздохнул. Нельзя — значит, нельзя. Что страшного в сидении на подоконнике, он искренне не понимал, но правда — сегодня… сегодня он должен вести себя… правильно. Хорошо. Достойно. Достойно пионера, которым он вот-вот станет! В их классе первыми приняли в пионеры только отличников, давно, еще зимой. А неделю назад к ним пришли председатель совета дружины и вожатый их отряда, о чем-то переговорили с Натальей Егоровной и объявили притихшим ребятам, что скоро будет вторая волна приема и что те пионеры, которые уже есть в классе, должны обсудить каждую кандидатуру. Вожатый прочитал список из двенадцати учеников, которых совет дружины рекомендует к принятию. С самого начала учебного года Боря то от учительницы, то от матери периодически слышал «Вот будешь так себя вести — тебя не примут в пионеры!» или «Какой же ты будущий пионер, если тройку получил? Исправь обязательно!» Случалось это не так уж часто — тройки и вовсе можно было на пальцах пересчитать, но все же первая волна приема прошла без него. Смотреть, как твоим товарищам повязывают красные галстуки — предмет мечтаний всех мальчишек и девчонок и предмет гордости ребят постарше, — слушать, как они произносят слова пионерской клятвы, — по-настоящему, как взрослые! — и стоять при этом среди зрителей было очень тяжело. А домой идти — стыдно. Он старался. Он очень старался. С того времени не получил ни одной тройки, значительно прибавилось количество пятерок, а, проводя с классом воспитательную работу, Наталье Егоровне ни разу не пришлось упомянуть его фамилию в негативном ключе. Одноклассники-пионеры утвердили все двенадцать кандидатур — в том числе и его. В конце пустого коридора послышались чьи-то шаги, Боря посмотрел туда и увидел женщину в легком плаще, она шла, поглядывая на двери кабинетов. «Видимо, ищет нужный номер. Наверно, к нам», — догадался Боря и задумался, чья именно это мама. Перебрать в голове всех ребят и решить, кто из них на нее похож, он не успел. Она как раз подошла ближе и вдруг спросила, улыбаясь: — Ты же Боря Тарасов? — Да-а... — хотелось спросить «А откуда вы меня знаете?», но из класса молнией вылетела Настя Карданова и повисла на руках женщины. — Мама, мамочка, ты успела! А ты мне косы переплетешь? А то растрепались за день! А бабушка с Сережкой придут? Ой, а как же вы все поместитесь, пионерская комната не очень большая! Вдруг всех не пустят! Настя тараторила без остановок и пауз, суетясь возле мамы и размахивая чем-то, что держала в руке. Боря удивленно на нее смотрел, обычно она была спокойнее, видимо, не он один сегодня волнуется. Несколько раз и девочка, и ее мама взглянули на него, но, когда Настя замолчала, женщина ответила на все ее вопросы и они пошли вниз, на первый этаж. Там их ждали, как понял Боря, бабушка и неизвестный Сережа — брат, наверное. Он задумчиво смотрел, как они идут по коридору, и думал о своих родителях. Все-таки очень грустно, что в такой день они его не увидят и не будут им гордиться. Нет, потом, конечно, будут: он расскажет маме во всех подробностях, как прошла церемония, а отца он поедет встречать в пионерской форме и тот издалека заметит его красный галстук! А все же хотелось бы, чтобы они были рядом именно здесь и сейчас. Тут Борины мысли опять вернулись к тому, что мучило его еще со вчерашнего вечера. Сосредоточившись, он проговорил про себя слова пионерской клятвы — уж в который раз за сегодня! Слова он помнил, да и было-то их не так уж много, но никак не получалось проговорить все целиком без запинки. Получилось пару-тройку раз, но Боря был почти уверен, что, когда станет произносить клятву на церемонии, когда на него будут смотреть все одноклассники, старшие пионеры, учителя и гости — он обязательно собьется! Он очень хорошо умел пересказывать, отлично писал изложения, когда нужно было по памяти восстановить прочитанный учителем текст. Но заучивание наизусть ему давалось с большим трудом. Когда на дом задавали выучить наизусть стихотворение, Боря приходил домой мрачный, долго делал остальные уроки, — долго, чтобы оттянуть самое неприятное! — а потом все же садился за книжку и с ней в обнимку маялся весь вечер. За стихотворения он всегда получал четверки — троек избегал из-за упрямства, сидел над книжкой до последнего, пока уже мама не заставляла лечь спать. И Наталья Егоровна, и мама старались помочь, объясняли, как нужно запоминать, говорили, что нужно выделить слова-«якоря» и запомнить их последовательность. Определение это Боре, увлеченному морской тематикой, очень понравилось, и выделять их он научился, к тому же, в изложениях он с успехом пользовался тем же способом. Но запомнить все то, что было вокруг «якорей», а главное, запомнить так, чтобы суметь рассказать без запинки, — это, увы, не получалось. Еще учили представлять то, о чем говорится в стихотворении, в каждой строчке. Но ведь сейчас надо запомнить не стихотворение! Боря пытался представить строго по тексту сначала себя, потом всю пионерскую организацию, потом как он в нее вступает… Выходила ровно та картина, которая так его мучила: вот он стоит перед «лицом своих товарищей», смотрит на вожатого, на пришедших к ним комсомольцев... и говорит что-нибудь неправильно. Сейчас из-за волнения и просто сосредоточиться не получалось, мысли путались, и вместо того, чтобы выстроить в голове четкую линию тех самых «якорей», он сбивался на представление, что будет, если он собьется на церемонии. Боря посмотрел на висящие на стене часы, до церемонии оставалось чуть меньше получаса. Скоро им уже идти к пионерской комнате. Там сейчас, наверное, вовсю идет подготовка, вожатые сдвигают столы из центра, расставляют стулья для гостей… В их классе ребята тоже готовятся, волнуются, вон, Настя какая взбудораженная выбежала. Интересно, а где Вовка?.. У него наверняка нет никаких проблем, он-то стихи всегда рассказывает так, будто они у него от зубов отскакивают! Идти в класс не хотелось. Лучше он здесь, в тишине и одиночестве постоит. Боря отвернулся к окну, оперся о подоконник руками и прислонился к стеклу лбом. Вдруг похлопал рукой по карману брюк, нащупал там сложенный листок бумажки с текстом клятвы, подумал, но доставать не стал. Да и не было в этом необходимости, сами слова ведь он помнил. «Какой же я пионер, если слова пионерской клятвы запомнить не могу?!» — Боря, а ты чего здесь один? Он вздрогнул, обернулся и подумал, что опять не заметил появления Натальи Егоровны. Она смотрела на него внимательно и ждала ответа, Боря пожал плечами: — Да... просто. Вышло довольно грустно, и наверно, подумалось ему, учительница решила, что он грустит о том, что не пришли родители, потому что спросила именно про них. Он объяснил, что мама на работе, а папа в командировке. — Ну, ничего, — чуть улыбнулась Наталья Егоровна, — вы уже вон какие большие, пионерами становитесь. Пришла пора проживать важные события жизни самостоятельно. Эти слова учительницы Боре очень понравились, и он с благодарностью на нее посмотрел. Вообще, все ребята их класса Наталью Егоровну любили и уважали. Она была не очень молода, но все же старалась интересоваться их жизнью и интересами. Они часто рассказывали ей о своих новых увлечениях и всегда удивлялись, что их учительница легко может поддержать разговор и про последнюю модель самолета, и про редкие марки, и новый фильм, который только-только начали показывать в кино! И хотя к учебе и поведению ребят она относилась строго, но всегда была справедливой, наказывала только за дело. Впрочем, и пожалеть, посочувствовать, когда надо, тоже могла, за что ее особенно любили девчонки. — Тарасов, — вдруг обеспокоенно проговорила Наталья Егоровна, — а ты слова клятвы выучил? Ответом ей послужил неуверенный кивок, потупленный взгляд и вздох, который Боря подавить или утаить никак не смог. — Ну-ка, давай, повтори. Боря опешил. Вот прямо так, сейчас, с ходу? Но с испугу послушно заговорил — уж начало-то вылетало бойко… — Я, Тарасов Боря, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, торж... — продолжать уже не имело смысла, раз сбился. — Ты про «якоря» помнишь? — Да, — ответил Боря совершенно несчастным голосом. — Назови их. — Всесоюзной, товарищей, Родину... жить, Ленин, партия... законы. — И почему ты сбиваешься? Волнуешься? Голос учительницы был не строгий и не недовольный, скорее, обеспокоенный, поэтому Боря лишь виновато опустил голову и пожал плечами. Сознаться, что действительно волнуется — а главное, боится! — не хватило духа. — Посмотри-ка на меня, — мягко произнесла Наталья Егоровна и продолжила, когда он поднял голову: — Ты же все слова помнишь? — Да. — Повтори клятву еще раз, не бойся ошибиться, сейчас можно. Представь список слов и прямо по ним повтори. Боря послушно повторил, получилось чуть-чуть медленнее, чем надо, но он ни разу не ошибся. — Ну, вот видишь? Ты все помнишь. Главное, не думай о том, что тебе страшно ошибиться. Думай о том, что именно ты говоришь. Ты же не просто так повторяешь заученные слова, ты даешь клятву. Боря основательно задумался, что учительница, наверное, права. Ведь это клятва, а не просто заученные фразы! — А насчет того, что ты боишься... Пионер — не тот, кто ничего не боится, Борь. Пионер — тот, кто делает, несмотря на то, что боится. Нет ничего страшного в том, что тебе страшно. Это нормально. Только нужно взять себя в руки и собраться. Боря в волнении кивнул. Эх, вот если бы прямо сейчас надо было бы произносить клятву! Прямо сейчас он точно не боялся бы! Часы показывали, что еще минут двадцать придется ждать. — Наталья Егоровна, а нам стенгазету сейчас вешать? — крикнула вдруг от дверей класса отличница Оля Вихрова. — Да, вешайте сейчас, родители и к нам в класс зайдут. Оля скрылась за дверью, но, к удивлению Бори, учительница не пошла за ней, оперлась о подоконник и выглянула в окно, о чем-то задумавшись. — Наталья Егоровна? — спросил он почему-то тихим голосом. — А вы помните, как вас в пионеры принимали? — Конечно, помню, — кивнула она, все так же глядя в окно. — Только... тогда война была. Мы дали пионерскую клятву, нам повязали галстуки...и началась воздушная тревога. Ночные налеты... бомбежки... А нашу школу под госпиталь отдали. И все пионеры дежурили у раненных. Писали письма им родным, читали вслух книжки, потому что многие сами не могли читать. Санитаркам помогали, полы мыли... Боря слушал и слегка завидовал. Вот бы и у них появилось такое важное дело! Не война, конечно, не помощь раненным, но тоже что-то очень нужное! — Ой, Борь, заболталась я тут что-то с тобой, — спохватилась Наталья Егоровна, отвернулась от окна, но сразу не ушла, внимательно посмотрела Боре в глаза и улыбнулась: — А ты не переживай, слышишь? Все будет хорошо. Нужно просто немножко постараться. Боря твердо кивнул, полный сил обязательно постараться. Знать бы еще, как перестать волноваться.

***

— На-а знамя... равняйсь! Знамя вынести! Под барабанную дробь и звуки горна в комнату зашла знаменная группа. Знаменосец и два ассистента, красивые, нарядные, в красных пилотках, торжественно — ассистенты, держа руку в пионерском салюте — пронесли знамя вдоль пионерского строя. — К принятию торжественного обещания приготовиться! Знамя установили возле большого стола, покрытого красной скатертью. За столом сидели председатель совета дружины, двое приглашенных комсомольцев и двое вожатых — в пионеры принимали одновременно учеников двух параллельных классов. Будущие пионеры стояли строем в два ряда, каждый держал на согнутой в локте правой руке свой галстук. В торце комнаты рядами стояли стулья, на которых сидели родители и учителя. Мест на всех не хватало, многие стояли у окон и стен. На торжественную церемонию пришли посмотреть и другие ученики школы. Боря, когда их только построили, — вожатым пришлось помучиться с непривыкшими стоять в ровном строю вчерашними октябрятами, — с интересом оглядел большую, просторную пионерскую комнату. Она была размером чуть больше обычного класса, в углу стоял бюст Ленина, на стенах висели чьи-то портреты. Раньше бывать здесь Боре не доводилось. Зимой принимали в пионеры в актовом зале, а других поводов здесь оказаться у него и не было — не пионер же еще! Только иногда через открытые двери он видел огромный плакат во всю стену: «Мы — верная смена твоя, комсомол!» Теперь это все — и его тоже. Он теперь не какой-то там октябренок, он взрослый, теперь уже они — пионеры — возьмут шефство над младшими октябрятами! Осталось сделать один шаг.

***

Еще в начале, под барабанную дробь сердце, казалось, начало выстукивать в такт. А когда вызвали первого из их строя — забилось еще сильнее. Уже совсем скоро! Их построили по списку, верный друг Вовка по обычаю оказался рядом — Боря всегда ориентировался на него, когда учителя вызывали отвечать по журналу: если вызвали Вовку, значит, следующий — он. Сейчас друг стоял по левую руку, смотрел, как один за другим дают клятву их товарищи и, Боря был уверен, ни капли не волновался. Вот пришел и его черед. Вовка сделал шаг вперед, и рядом с Борей тут же стало пусто. Волноваться в строю рядом с другом было чуть-чуть проще. Но зато стало понятнее, как оно будет, когда и он выйдет на середину перед всеми. Все-таки и за Вовку он чуть-чуть переживал — так, ради порядка. И когда тот начал произносить клятву, Боря посмотрел в сторону гостей, где там тетя Нина, она же тоже наверно волнуется? Только взгляд его выхватил из всех серьезных, взволнованных или улыбающихся лиц вовсе не тетю Нину. Мама... Мама! Она все-таки приехала! Боря чуть не взмахнул рукой от радости, той самой, на которой висел галстук, — хотел показать маме, что он ее видит! — и только в последний миг опомнился. Но мама сама ему кивнула и чуть-чуть помахала. Боря кивнул, улыбнулся и, вмиг став снова серьезным, повернул голову обратно, в сторону принимающего клятву вожатого. Скоро. Очень скоро. — ...выполнять законы пионеров Советского союза! — четко и громко договорил Вовка, и пока вожатый повязывал тому галстук, Боря лихорадочно пытался повторить про себя слова в последний раз. А сердце точно так же лихорадочно ударялось о грудную клетку. Вовка — довольный, счастливый и невообразимо серьезный! — домаршировал до строя, обернулся вокруг себя, лихо пристукнул каблуком, и наступила Борькина очередь. Теперь сердце не билось. Казалось, его вообще нет. Пока шагал на середину, из головы разом вылетели абсолютно все слова. Он не мог вспомнить ни одного! На мгновение охватила жуткая паника, но дойдя до нужного места, Боря остановился и, посмотрев на людей, сидящих за столом, вдруг заметил легкий одобряющий кивок председателя совета дружины. Посмотрел на вожатого, тот тоже кивнул — еле заметно, почти только глазами моргнул, но совершенно понятно, что и он поддерживает. Тут же вспомнилось, как вчера вожатый приходил к ним в класс и вместе со всеми, кого сегодня должны принять, повторял слова клятвы. Стало спокойнее. Вроде бы он все помнит. Главное, ничего не забыть и не перепутать! За спиной председателя стоял старшеклассник, держа в руке древко пионерского знамени. Чтобы не сбиваться, Боря решил смотреть именно на него — на знамя. «Главное, не думай о том, что тебе страшно ошибиться. Думай о том, что именно ты говоришь», — прозвучало в голове голосом Натальи Егоровны. — Я, Тарасов Боря, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза! Вожатый, улыбаясь, подошел к Боре, взял с его руки галстук и, подняв воротник белой рубашки, повязал юному пионеру — теперь уже точно пионеру! — главный знак отличия. А пока он прицеплял к Бориной груди новый значок, тот, кажется, не дышал. Вожатый отступил на шаг, теперь уже серьезно посмотрев в глаза: — К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов! Теперь было упоительно спокойно и очень волнительно — от обстановки, от свершившейся мечты и от того, что он сейчас, вот-вот, с полным правом вскинет руку в пионерском салюте! — Всегда готов! Сердце билось. Еще как билось!