а они не дышат оба

Я тебя похоронила поздно ночью за рекою Месяц плакал и смеялся, обезумевший от горя

сложнее всего хоронить человека, когда он ещё живой. он дышит также, шутит по-вашему, его руки такие же тёплые, какими и всегда были. он сны видит, возможно, с твоим участием, он музыку ту же слушает, те же книжки цитирует. он такой же, вот только мертвый. покойник, битая карта, перевернутся страница, перечёркнутая строка - назвать можно , как угодно. смысл не поменяется — человека для вас больше не существует. он из жизни вашей ушёл безвозвратно. Кристина глаза зажмуривает до боли и уши накрывает ладонями, лишь бы не слышать. лишь бы не слушать. но тщетно всё - сознание словно одну радиоволну выбрало - только ту, где голос его слышен, где дыхание его волнами шуршит, где чайки, вечные ему проводницы, в каждой птице оперением блестят. кричат мертвенно холодными голосами и ком в горле такой величины вызывают, что он скорее разорвёт тебя на части, чем позволит себя проглотить.

Положила тебя в землю, проводила долгим взглядом Нарвала тебе рябины и легла послушно рядом спать

Кристина помнит тот момент, когда глаза его остекленели. когда тело несуразную позу приняло, когда мелодичный голос, льющийся, хрипом стал нескладным. от Максима в тот вечер не морем пахло - отчаянием, разочарованием, болью.. алкоголем? он дышал с надрывом и краснел некрасиво - пятнами. пальцами своими длинными не бокал изящный сжимал, а кружку какую-то. некогда белую, с темным чайным налетом на стенках, который никто содой не догадался убрать. она бы очистила, она бы покорно, с болезненным удовольствием, БЕЛЫЙ бы вернула, но ей не позволили. — знаешь, — после долгого молчания начинает Свобода, взгляд мутный поднимает и нервно плечами ведёт, словно его кто-то только что под рёбра метко и больно ткнул, — конечно знаешь. ты ведь смотрела реалити. не смотрела. каждый раз она говорит об этом, и каждый раз он не верит - смеётся лукаво, снисходительно по плечу ее похлопывая. по фамилии называет, почти нежно, почти бархатно, как раньше. Кошелева головой мотает, каре её послушно и смешно разметается в такт движениям, на губах волосами задерживается.

Утром прилетели чайки, съели все твои ресницы Я кидала в них камнями, отвратительные птицы

— блять, — не сказал, а выплюнул - хоть вытирайся. с грохотом кружку на столешницу опустил и отвернулся, плечом прижавшись к спинке стула. на неё не смотрит, руки заламывает. несколько раз делает вдохи глубокие, словно начать собирается, и тут же проглатывает, молчит. тишина между ними впервые неприятная. ей молчать с ним некомфортно. в ванной кран капает, за окнами - скорая проносится. или пожарная. она различать не умеет. — Максим, — у Кристины голос не дрожит, звенит - разбиться здесь готова вдребезги, — Макс, я молчать с тобой боюсь. и всё. и дальше всё - без толку. слова - без смысла. объяснения - мимо. они понимают это оба. парень голову опускает, губы поджимает, а девушка дрожит вся, у неё сердце так стучит, что руки трясутся. прячет их под бедра и глаза закрывает. дышит через приоткрытый рот, смириться пытается, со своими же словами смириться. — я говорил, — оглядывается, а она не видит, не смотрит, мысленно на его лице крест черный ставит, — что не это тебе нужно. не я, Крис.

Не кричите, умоляю, мне от ваших криков душно Я вам вырву своё сердце, мне оно уже не нужно

комментарии под каждой фотографией нескончаемым потоком о нём напоминают. вопросы о нём жужжат. весь мир вокруг него вертится. а они не дышат оба.

у неё со свободой не дружба, у них такое большое и безжизненное Ничего, что и в груди - пусто.