the beautiful and damned (до редакции)

Beauty – Wolf Colony

доброта/нежность – одно из самых обезоруживающих и пленительно привлекающих качеств

      Я, в платье в белую и голубую полоску, которое собирается на талии маленьким коричневым ремешком, а на груди с левой стороны вышита малиновой нитью лошадь с всадником, собранными в высокий хвостик волосами и мягким румянцем на веснушчатых щеках, что так яростно бьются в контрасте с моими тёмными волосами, спускаюсь на первый этаж по мраморной лестнице. В холле пустует круглый деревянный стол, на котором обычно стоит большая ваза с цветами. Эти цветы никогда нельзя трогать: бабушка твёрдо верит, что, дотронувшись, ты приручишь цветок, но больше не прикоснёшься к нему, и он умрёт без твоих рук. По-моему, она совсем не о цветах...       Сейчас в доме удивительно тихо, но ведь ещё двадцать минут назад тут, в холле, у входной двери, было так много людей.       Где Грейс?       Я заглядываю в северный коридор в сторону библиотеки и нескольких кладовых комнат, где мы обычно храним мою конную экипировку, новые сёдла, клюшки для гольфа, лыжную одежду и никому не нужные элементы декора: вазы, которые бесконечно закупаются Селией в магазинах категории "home", подушки, которые Грейс не успевает менять на диванах, и бабушкины картины, которые просто некуда вешать.       Никого нет и в прачечной.       Я не настаиваю, но до сегодняшнего дня на протяжении чуть больше двух недель я оставалась семилетней Эшли, которую будили, кормили тёплой овсянкой и оладьями, свежими персиками и ежевикой, а потом давали новую книгу или рекомендовали фильм, и вечером три женщины и девочка садились в гостиную, опускали бумажный экран и включали чёрно-белый фильм с помощью проектора. Я не настаиваю на том, чтобы мне вернули мои каникулы, но дайте же возможность узнать, какими они ещё могут быть...       Вхожу на кухню, где Нелли в одиночестве выгружает посудомойку.       — Ох, милая! — Женщина со звонким стуком ставит фужер на мраморную столешницу, поднимая на меня глаза. — Я не видела, как ты вошла.       — Доброе утро, — я улыбаюсь и залезаю на кожаный барный стул у кухонного островка в самом центре кухни, — где бабушка?       — Селия уехала за продуктами вместе с Миссис Ши и Миссис Бьюкенен ещё в начале десятого, — Нелли отвечает на мой второй вопрос раньше, чем я успеваю его задать: — По-моему, Мистер Крэй ещё не спускался, а Миссис Ши, младшая, в компании двух молодых людей прогулялась к озеру. Завтрак, как видишь, сегодня сменяется бранчем – Миссис Уайтли ещё не вернулась домой.       Стеклянная дверь хлопает и прижимает портьеры, оставляя маленький белоснежный кусочек развеваться по ветру по ту сторону окна. Мистер Бьюкенен, в светлых льняных брюках и рубашке, соломенной шляпе и с газетой в руках старательно пытается загнать непослушную ткань в дом, но безуспешно. Полностью распахнув дверь, ему всё же удаётся.       — Прошу прощения, — мужчина поправляет свою шляпу и тепло улыбается обеим женщинам в комнате.       На его щеках щетина вчерашнего вечера, а усталые глаза умножают на два стёкла прозрачных очков в золотой оправе с изумрудной пластинкой на обеих дужках. Томас очень харизматичный мужчина. На вид Мистеру Бьюкенену около шестидесяти, и первое, что бросилось мне в глаза – большое количество золотых украшений на его руках: громоздкие кольца и дорогие часы с перламутровым циферблатом. Немного вульгарно, но выглядит очень богемно в сочетании с его льняной рубашкой с длинным рукавом и соломенной шляпой. Он совсем не похож на героя романа Фицджеральда, охваченный страстным желанием тратить деньги только для того, чтобы их тратить, например, со скуки; это, скорее, обычный мужчина пожилых лет, уже заработавший свои миллионы и миллиарды, купивший дом на лазурном берегу. О нём у меня складывается приятное впечатление.       — Нелли, я принёс Вам чашку из-под кофе, что Вы принесли мне; спасибо, — Мистер Бьюкенен аккуратно передаёт маленькую сервизную чашку в руки домработницы и вновь благодарит её. — Доброе утро, Эшли, — мужчина здоровается со мной и спрашивает, завтракала ли я, на что я отрицательно качаю головой, и Нелли позволяет себе поучаствовать в нашем разговоре, добавив, что Селия попросила отложить завтрак на время её приезда, — тогда, возможно, нам стоит сделать что-нибудь, что позволит нам продержаться до этого времени? — Мистер Бьюкенен улыбается и просит Нелли заправить кофеварку большим количеством кофейных зёрен.       То, что Томас принялся готовить, оказалось обычным кофейным напитком с добавлением льда и карамели. Он очень похож на то, что все студенты обычно заказывают в Starbucks после долгих занятий, только в нём больше карамели, нежели кофе. У нас же всё наоборот.       Я аккуратно разливаю холодный кофе по глубоким шарообразным стаканам, которые невозможно удержать одной рукой, и составляю использованную посуду в раковину. Нелли только что запустила посудомойку, а мы вновь всё испачкали.       Это очень сладко. Мне нравится.       На протяжении всего времени приготовления напитка Мистер Бьюкенен рассказывал о своей молодости: о жизни в Нью-Йорке, о долгих вечерах в кофейнях за книгами. Если бы это был не Нью-Йорк, а Париж, и, если бы это были не кофейни, а бары, я могла бы сравнить его с Равиком – героем романа Ремарка. Такие же тёмные улицы, освещённые светом фар жёлтых такси, и кофейни, полные сигаретного дыма и аромата шоколадных маффинов и лимонного тарта, а ещё тёмно-зелёные плиточки, которыми выложен пол. В романах Ремарка кофе заменяет водка, книги – карты, а в остальном всё то же.       Мистер Бьюкенен предлагает мне выйти на веранду, прежде чем предложить Нелли выйти вместе с нами и передать ей бокал с кофейным напитком, но та отказывается, смущённо улыбаясь мужчине и объясняя, что пора уже начинать готовить, и тогда в ответ он пожимает плечами, понимающе кивая. Мистер Бьюкенен очень добр.       Если ты будешь добр безвозмездно, это добро тебе обязательно вернётся.       Мы садимся за круглый обеденный стол на террасе, когда по тропинке от озера, выложенной белым камнем, идёт девушка в длинном красном платье, прикрывая свою голову левой рукой, а второй придерживая перед собой подол воздушной ткани в белый мелкий горох. Она громко смеётся, улыбаясь своей блистательной улыбкой молодому человеку позади неё. Ронни, видимо, сказал что-то о самой девушке, потому как та издала злобный крик, прежде чем повернуться к нему в попытке замахнуться на него рукой, в которой держала платье. Они выглядят как очень хорошие друзья: Рональд Крэй корчит вдумчивые гримасы и пожимает плечами, когда девушка что-то рассказывает ему, и та перестаёт говорить, шагая вперёд и оставляя его позади.       — Так жарко, ужасно жарко, — Тиффани вздыхает, размахивая перед собой плетёным соломенным клатчем. На кончике её носа сидят чёрные стёкла в модной "кошачьей" оправе, и она задирает подбородок, чтобы посмотреть на нас сквозь них. Следом за ней на террасу ступает Ронни, младший брат моего вчерашнего собеседника, потерявшийся глазами в своём мобильном телефоне и только на секунду подняв их на нас.       — Эшли! — Девушка вскрикивает, улыбаясь, судя по всему, своей лучшей улыбкой, — ты поздно встала, я надеялась на твою поддержку этим утром, — она поднимает очки, оставляя их в своих волосах, и указывает своими широко распахнутыми глазами на молодого человека справа от себя. Это забавляет меня, отчего я издаю тихий смешок и смущённо переглядываюсь с мужчиной рядом с собой. Я совсем не ожидала этого, но мне становится приятно. Тиффани первая идёт на контакт. Я бы хотела ответить ей тем же. Было бы здорово проводить время со своими сверстниками.       — Как вы погуляли? — Мистер Бьюкенен снимает свою шляпу-федóру, предлагая молодым людям присесть вместе с нами. — Где Гарри?       — Разговаривает по телефону, — всё ещё продолжая смотреть в экран своего телефона и что-то печатая, отвечает Ронни.       Я обеими руками поднимаю круглый стакан и аккуратно ставлю его в свою правую ладонь, зажимая губами трубочку.       Ронни Крэй очень похож на своего старшего брата. Это всё равно что смотреть на Реджи, только без бороды и с другой причёской: непослушные волнистые волосы зачёсаны назад, открывая лоб, а широкие плечи выдают генетически заложенную комплекцию. Конечно, Рон значительно моложе Реджи, и его детское поведение с Тиффани вполне оправданно.       Я чувствую себя немного чужой в их компании. Здесь все друг друга знают достаточно хорошо, и Мистер Бьюкенен относится к молодым людям, скорее, как к детям, которых он знает с их подготовительных классов в школе, нежели как ко взрослым состоявшимся личностям, а они, в свою очередь, как к собственному родителю, который надоедает своими вечными просьбами вылезти из мобильного телефона, желая поговорить о погоде.       Тиффани спрашивает, что мы пьём, и хочет то же самое. Она просит Ронни зайти на кухню и принести ей карамельный коктейль, и тот просто поднимается со своего места.       Я не замечаю, как по деревянным ступенькам поднимается молодой человек в чёрных скинни и голубой рубашке, расстёгнутой так сильно, что та открывает малую часть тёмного рисунка ниже груди молодого человека.       — Доброе утро, — он здоровается со мной, и это обезоруживает меня.       Как часто мы ожидаем, что нас заметят, и нас не замечают?       Как часто мы надеемся на обратное, и люди ставят нас в неловкое положение?       Может быть, мы сами ставим себя в него?       Я наблюдаю за тем, как молодой человек садится за стол рядом с Мистером Бьюкененом, и я, совсем не зная, стоит ли улыбаться, отвечаю ему:       — Доброе утро.       Он принимает моё приветствие: Гарри внимательно смотрит на меня и расставляет локти по обе стороны от себя, на подлокотники.