Люди Грин-де-Вальда могут отследить следы трансгресии, поэтому мы отправимся магловским транспортом.
Да, мистер Грейвс. Моя смерть будет на Вашей совести, мистер Грейвс! Хоть последнюю фразу очень хотелось озвучить не только в своей голове, Тина промолчала. Глава Магического Правопорядка шёл впереди неё тяжёлой поступью, гордо расправив плечи. В короткостриженных полуседых висках путались лучи тусклого солнца, окрашивая их в благородное серебро. Карие глаза упорно смотрели вперёд, не удостоившись даже проверить, идёт ли молодая аврорка за ним. Кутаясь в тёплое пальто и пробираясь через толпы лениво ползущих маглов, Тина в какой-то момент начала подбирать не самые лицеприятные синонимы к своему начальнику, в глубине души надеясь, что он не решит по дороге попрактиковаться в легилименции. Когда они поднимаются на палубу корабля, напрочь заполненную не-магами, брюнетка в конечном счёте убеждается, для чего всё-таки придумана аппарация. Явно не для того, чтобы быть позорно задавленным людьми. — Голдштейн, не отставай! — довольно бодрый голос Персиваля заставляет девушку поморщиться, но всё же прибавить скорость. Нет, она никогда не была злой, но сейчас была бы не против, если бы мракоборец споткнулся обо что-нибудь. Сделав несколько шагов в сторону каюты, на волшебницу накатила усталость, а после и головокружение. Краски октябрьского вечера взметнулись и замелькали перед глазами, к горлу подкатила тошнота, каждый вздох давался всё труднее. Внезапно подкосившиеся ноги подвели окончательно, ручка чемодана выскользнула из ладони, и последним, что запомнила Тина перед падением на грязные доски, были взволнованно блестящие темно-карие глаза…***
Пробуждение было не самым приятным в жизни Тины. Очень не хотелось покидать спокойный сон, где вместо корабля можно было понаблюдать за размытыми фигурами в мягкой темноте. Но кто-то всё равно настойчиво пытался её разбудить, безжалостно трепля за плечо. Приоткрыв будто налившиеся свинцом глаза, девушка отметила, что находится в каюте, до которой так и не смогла добраться. Маленькая комната, крошечная кровать и стул рядом с ней. Последний был занят каким-то человеком, в котором Тина едва узнала главного аврора. Одной рукой мужчина взял стакан с столика позади себя, который было сложно заметить изначально, а второй приподнял голову девушки. — Выпей, — коротко бросил Персиваль, поднося холодное стекло к сухим губам. Только почувствовав, как по горлу течёт спасительная влага, волшебница осознала, насколько измученный вид имеет человек напротив. Привычная маска холодности осталась где-то там, за дверьми этой комнаты; казалось, в волосах прибавилось седины, а лицо было напряжённым и чуть уставшим. Под почти чёрными глазами залегли тени, сделав мракоборца на вид ещё старше, чем он есть. Что здесь вообще произошло, пока она была без сознания? — Спасибо, — вырвался едва различимый хрип из темноволосой. После долгого молчания голос отказывается звучать также громко, как прежде, и Тина прочищает горло, не особо вдумываясь, что ещё можно сказать в подобной ситуации. Только сейчас она поняла, что загорелая ладонь всё ещё лежит на её затылке, — И…простите, что забыла предупредить. У меня такое бывает. Девушка перевела пустой взгляд на противоположную стену, стараясь не пересечься им с шоколадным изучающим собеседника. — Бывает излишняя забывчивость? — низкий голос Грейвса приобрёл насмешливые нотки, — Да, Вы правы, с Вами часто такое случается. Мужчина ещё с минуту молча наблюдал за тщетными попытками его самого неуклюжего аврора прийти в себя, после чего опустился на колени перед люлькой¹ и склонился над лицом Голдштейн, касаясь своим лбом её. — Но я всё равно волновался, — тихо продолжил Персиваль, прикрывая глаза. У девушки определённо была температура. — Простите… — Тина почувствовала, как кровь приливает к щекам. — Повторяетесь, Голдштейн, — темноволосый с улыбкой покачал головой, тем самым взлохматив короткие ореховые волосы, прежде спадающие на скулы девушки. Мракоборец пахнет сигаретами, эспрессо и апельсинами, и, как ни странно, этот запах не раздражает и не вызывает неприятные позывы, а тонкие губы, осторожно дарящие лёгкий поцелуй — приносят только странное успокоение, смешанное с чувственной нежностью. — Засыпай, Тина, — следующее касание уст кажется больше отеческим, незначительным прикосновением к темному виску, и только излучающие тягучее тепло глаза заставляют девушку задуматься, показалось ли её больному сознанию обращение по имени мягким тоном… Люлька¹ — кровать на кораблях.