The Happiest of Men - Счастливейший из мужчин

Мужчинам всегда кажется непостижимым, что женщина когда-либо может отказаться от их предложения руки и сердца Джейн Остин

Лондон, 1890 — Мисс Левинсон. Мать сказала, чтобы она притворилась удивлённой. — Виконт Даунтон, какой сюрприз. Его выражение лица не посветлело. Он не улыбнулся. Наоборот, черты лица затвердели, как у старого чеканщика монет, который готовился торговаться за доллары и центы с банковским служащим. Кора неловко встала, словно фламинго на одной ноге. Должна ли она сесть снова? Должна ли она сделать реверанс? Конечно, нет! Это был её дом... по крайней мере, сейчас. Мама подняла шум о переезде в Ритц, утверждая, что слуги в этой арендованной в Лондоне резиденции были небрежными и плохо обученными. Однако пока что это был её дом. Должна ли она ждать, пока виконт наклонит голову? Нужно ли сделать реверанс тогда? Это всегда было намного проще на публике, во время бала. Мама буквально проглотила все пособия по английскому этикету перед тем, как они покинули Нью-Йорк. Прежде чем туфелька Коры ступила на трап трансатлантического лайнера «Маджестик», она до дюйма знала разницу между глубиной реверанса для герцога и для барона, знала, какие ленты допустимы для второго сезона дебютантки в отличие от первого, а также, что шотландские титулы безгранично уступали английским. Ирландские титулы не стоили и букв, из которых состоял их ранг. Так что на балу Кора точно знала бы, что делать. Она была бы красиво одета, защищённая своей бронёй из жемчуга и белого шёлка. Уже распространились бы по-разведчески тихие намёки матери, обращённые к замужним дамам и хозяйке, о великолепном приданом её дочери. Половина из танцев Коры была бы обещана бедным, но титулованным баронам, лордам и рыцарям, но, если бы подвернулся кто-то более удачный, она бы испробовала стратегию по избавлению от первоначального партнёра, не оскорбляя и не унижая его чувств. Она знала, как смеяться словно леди, как флиртовать, чтобы её не сочли слишком откровенной. Она усовершенствовала свой акцент, и её произношение всё менее походило на дочь американского предпринимателя, но приближалось к звучанию речи выстроившихся в ряд английских дебютанток, стоящих ровно, как стена, в линию и наблюдавших за каждым движением, словно кошка, следящая за обрывком верёвки. Она бы знала. Здесь, свернувшись калачиком со своим любимым романом, одетая en déshabillé, по-домашнему, в юбку и блузку с длинными рукавами, Кора пыталась нащупать маленькие детали, словно зелёная девчонка. Он не кивнул. Даже не пошевелился, чтобы присесть. Он просто стоял перед ней с колючими бакенбардами и голубыми глазами, изучавшими её, словно она была порцией масла из печени трески. Он был беден. Кора много слышала об этом. Конечно, бедность была относительной. У виконта и его родителей хватало еды, у них было достаточно нарядов, чтобы одеваться во время лондонского сезона, полностью соответствуя своему статусу и принятым в обществе традициям. Они поддерживали внешний вид титула, который был и старинным, и обладал большими земельными владениями. Их бедность не была равносильна той, которую Кора помнила из своих детских поездок с отцом в «страну степей», Огайо. Тогда она видела босоногих детей и голодные лица. Женщин, которым было двадцать, но выглядели они на все сорок; женщин за сорок, которые выглядели так, словно им было сто. Графине Грэнтем, властной женщине, главенствующей в семье Кроули, было сорок семь. В шелках и бриллиантах, с русыми волосами, уложенными в корону на голове, она выглядела на десять лет моложе. Тем не менее, Кора сама знала, как внешность может вводить в заблуждение. Титул умирал. И никакое число бриллиантов или другие рушащиеся дома не могли спрятать это. Действующий граф неразумно вложил деньги, заняв денежные средства из домашних ферм, чтобы покрыть рискованную азартную игру на табаке из Южной Америки. Провалившись в умении вовремя уйти, он превратился в затворника. Ходили слухи, что виконт был в середине тихих переговоров о продаже некоторых фамильных шедевров искусства. Всё, что угодно, чтобы держать кредиторов подальше, пока они не расплатятся. Если он немедленно не найдёт новые средства, они могут начать продавать семейные украшения. Было неудивительно, что серьёзный и негибкий молодой человек едва ли не умолял Кору Левинсон, ярчайшую и богатейшую американскую наследницу в Лондоне, станцевать с ним первый вальс на каждом балу, который она посещала с начала сезона. Гарольд, конечно же, вёл себя просто ужасно: «Почему бы ему не поработать? Раз в жизни он мог бы заняться тяжёлой работой вместо того, чтобы пытаться плавно проложить себе путь, крадя чужой успех». Мама говорила, что Гарольд склонен к радикальным стремлениям. Она поощряла его одержимость парусным спортом в Гианнис порте и Род-Айленде в надежде, что физическое утомление истощит его ядовитый язык. Кора иногда надеялась, что её старшего брата смоет за борт. Виконт Даунтон посмотрел на каминные часы, потом на дверь. Кора, мигнув, осознала, что забыла предложить выпить чаю. — Не хотите ли вы чашку... — Я говорил... Они остановились. Кора покраснела. Виконт потерял бдительность. Он снова посмотрел на часы. У него где-то была назначена встреча? — Я говорил с вашей матерью, — было что-то неуловимо милое в том, каким неловким виконт выглядел. Кора сосредоточила внимание на выбившейся коричневой кудряшке, которая сбежала из волн его напомаженных волос, чтобы повиснуть над одной из бровей. Из-за этого он выглядел по-мальчишески, в приятном контрасте с формальностью военно-морского мундира и жилета. Это также отвлекло её от тревожно сжимающегося живота в ожидании, что последует дальше. — Мисс Левинсон, я знаю, что наше знакомство довольно короткое. Несмотря на это, я надеюсь, что вы позволите мне сказать... Что, я желаю уведомить вас в том, что... Ваш..., — он прочистил горло. Замер. Кора ждала. Её сердце сжалось. Неглубокий хрип послал дрожь, которая волнами поднималась в её горле до тех пор, пока последующие слова не подавили преждевременную смерть. Когда виконт заговорил снова, мальчишка исчез. Меркантильная жёсткость вернулась. Доллары и центы перевешивали в балансе. — Я говорил с вашей матерью о перспективе заключения договора о браке между нами. Его голос был холодным как сосулька. Это оставило Кору в непривычном оцепенении, которое, вместе с тем, привнесло ясности в её взгляд. Она изучала мужчину перед ней, включая выбившийся кудрявый локон. Холодный голубой взгляд встретил её собственный, не дрогнув. Он понял, что сделка была под угрозой. — Мне кажется, что мы поладим друг с другом, вы и я. Она согласна. Вы станете виконтессой Даунтон и, однажды, графиней Грэнтем. Это высоко почитающийся статус. «А у вас всё ещё будет крыша над вашей благородной головой, когда наступит Рождество», — подумала Кора. — Это так, мой лорд. Он кивнул. — Я понимаю, наше знакомство пока ещё такое короткое. И всё же, в перспективе, я не вижу ни одной причины, которая может повлиять... Стоит сказать, я уверен в успешности брака. — Это лестно, мой лорд. Что-то в её тоне должно было предупредить английского лорда о том, что его преимущество являлось ложным. Он перестал адресовать каждую реплику часам Фаберже на каминной полке. После этого он посмотрел обратно на неё, так быстро — меньше по времени, чем вспышка — прежде чем снова отвернуться обратно. Кора видела первую неуверенную трещину на самоуверенном фасаде. И что-то большее. Страх. Виконт Даунтон прочистил горло. — Конечно же, если вы примите предложение, вы сделаете меня счастливейшим из мужчин. «Смогу ли я?». Впервые за дюжину предложений руки и сердца, каждое из которых было сделано с большим остроумием и пылом, чем эта строгая сделка, Кора перестала принимать слова за чистую монету. Она следила за мужественным лицом перед ней. Уверенный, почти дерзкий подбородок. Тени, прослеживающиеся под сияющими голубыми глазами. Густые крылья бровей, которые выступали на лбу и придавали ему ястребиный вид. Она думала о том, что он — гордый человек. Маленький разговор, который они разделили между танцевальными фигурами, сказал ей многое. Несмотря на насмешки Гарольда, она не считала, что виконт Даунтон смаковал получение лёгких денег, которыми наградит его женитьба на ней. Продать себя, своё наследство и титул таким образом высочайшему покупателю должно было, по её мнению, терзать его кожу словно железные когти. Это предложение было последним шансом. Решение, принятое после бесчисленных бессонных ночей, проведённых в размышлениях о руинах и бездомности, осквернении трёхсотлетней истории. Она могла прочитать это в его лице, в коже, которая была слишком бледной и вытянутой даже для того, чтобы считаться по-светски модной, в бессмысленном постукивании его пальцев напротив жилета. Виконт был беззащитен перед ветрами состояния, как человек на скале. Всё, чего он ожидал — последний толчок, который должен был отбросить его прочь от всего, что он знал, всего, ради защиты чего он был рождён, в море унижений и разорённых низов. Кора могла предотвратить это. Это не был брак, о котором она мечтала, будучи девочкой. Здесь не было ни странствующих рыцарей, ни букетов, ни сонетов в её честь. Это была деловая сделка, которая, однако, могла стать чем-то большим. Инстинктивно, иррационально, Кора знала, что может спасти этого гордого уязвимого мужчину даже от него самого. — Мисс Левинсон? Трещина в изысканном голосе. Сомнение в конце. Кора подняла голову. Полагаясь на свою самую ослепительную улыбку, она протянула ему руку. — Да, мой лорд. Слова были тихими и тёплыми, сами собой уже похожие на убежище. — Да, я сделаю вас счастливейшим из мужчин.