***
Каз сразу решил, что подарит Инеж кинжал. Санкт-Владимир серьёзно пострадал в последней стычке с Краплеными картами. Инеж хотела восстановить его — лезвие разломилось на две части, — но Каз считал, что лучше заменить кинжал. Тем вечером он дошёл до квартала, где жила парочка фабрикаторов — о том, чем занимаются в аккуратном доме с бордовой крышей знали только избранные, конечно, Каз входил в их число — и постучал дубовую дверь. Через пару секунд на пороге показался Дмитрий — бородатый гриш с крепкими мозолистыми руками, — который, оглядев Каза, спросил сиплым голосом: — Бреккер, чего надо? Глупый вопрос. — Хочу сделать заказ. Дмитрий кивнул и пропустил Каза в дом. Они прошли по узкому коридору и зашли в комнату с низким потолком. Каза тут же обдало запахом тухлых яиц, и он прикрыл нос рукой, понюхав собственную перчатку. Дмитрию и двум гришам, работавшим за столами, этот «аромат», видимо, не мешал. — Воняет? Сейчас проветрю, — сказала тоненькая девушка, которую Каз видел впервые. Она направилась к окну и попыталась открыть его, но не смогла, и ей на помощь тут же пришёл Сергей — этого гриша Каз хорошо знал. Они с Дмитрием поселились здесь с полгода назад. Сергей давал Джесперу уроки в те дни, когда не был слишком занят. Заказов у фабрикаторов всегда хватало. Конечно, пожелания Каза стоило исполнять в первую очередь — не зря же он защищал этих мастеров от неприятностей, которыми кишел Кеттердам. Сейчас Каз напомнил фабрикаторам об этом. — Мне нужен кинжал, — сказал он. — Конечно, очень острый. Лёгкий. На рукоятке пусть будут, — Каз взглянул на свою трость, — вороны. Он до последнего сомневался, но сейчас в этой мастерской, уставленной приборами и шкафами, всё-таки решился. Оставалось надеяться, что Инеж понравится его подарок. — Это для Призрака? — спросил Сергей, потерев шею, отчего она тут же стала серой. Руки у Сергея были испачканы. — Да. Но она не должна об этом знать. Никто не должен, — уточнил Каз, подумав о вездесущем Джеспере. Сергей кивнул: — Как скажешь. В этот момент раздался грохот: кто-то настойчиво стучал во входную дверь. Дмитрий и Сергей переглянулись и вдвоём вышли из комнаты. Каз прислушался, пытаясь понять, кто пришёл к фабрикаторам, однако девушка-гриш не дала ему сосредоточиться. — Это, наверняка, опять кто-то из соседей напился, — объяснила она. — Они безобидные, просто шумные, но ребята всегда волнуются. Каз кивнул. И почему все сегодня старались разговорить его? Интересно, есть ли у сулийцев оберег на такой случай? Надо спросить у Инеж. От мыслей об Инеж Казу сразу стало тепло. Он едва справился с глупым желанием расплыться в идиотской улыбке. «Просто мы слишком давно не оставались вдвоём». — Призрак — твоя девушка? — спросила фабрикатор, усевшись на стол. «И где там Сергей с Дмитрием?», — подумал Каз, который не хотел грубить девице, но уже чувствовал желание придушить её. Особенно за этот многозначительный тон и поигрывание бровями. — Если девушка, — продолжала фабрикатор так, точно Каз ей ответил, — то, может, закажешь что-нибудь другое… Я делаю отличные зеркала, например, и шкатулки для колец. — Поздравляю, — не удержался Каз. — Сергей предупреждал, что ты грубиян, — протянула девица, — но всё-таки… Наверное, ей просто было скучно. Каз размял пальцы и оглядел стол, на котором сидела фабрикатор. В углу были свалены кусочки разных металлов, рядом лежали щипцы. По правде говоря, Каз бы подарил Инеж что-нибудь ещё, но что? Тут в комнату зашёл Сергей, он широко улыбался: — Представляешь, это Алоис притащился, — он обращался к девице. — Напился вдрызг и хотел, чтобы мы сделали для него не два кулона, а десять. Как он выразился, чтобы его старуха вся ими обвешалась. Девица расхохоталась. Каз нашёл ответ. Не самый оригинальный, возможно, но подходящий. Правильный. И хотя ещё несколько секунд назад он не планировал ничего подобного, сейчас Каз точно знал, какой кулон ему нужен.***
Когда-то давно, до Клепки, Танте Хелен и работорговцев, Инеж любила пятое сентября. В этот день мама всегда готовила что-нибудь вкусное, Инеж получала от родных парочку подарков — небольших, но милых. В последний раз они вручили ей кулон в виде морской звезды. Инеж носила его недолго и потеряла за день до похищения. Кулон обратился пылью, пятое сентября стало обычным днём. Разве что Инеж, как и полагалось, молилась святым и просила их о помощи в новом году, но в последние годы ей было стыдно делать это. Приходилось добавлять оговорку, просить о помощи в благих делах и верить, что они будут. Может, в этом году Инеж и вовсе бы забыла о том, что скоро станет старше и мудрее — так говорил отец, но, наверное, сейчас бы он не повторил своих слов, — однако за пару недель до пятого сентября Джеспер спросил: — А у тебя ведь скоро день рождения, да? Инеж не помнила, когда успела рассказать об этом Джесперу, но тогда пришлось сдаться. Джеспер (она зашла к мальчикам после очередного сбора информации об Эхерах) сразу же заявил, что им всем нужен праздник, а, значит, необходимо отметить пятое с размахом. Сидевший рядом Уайлен, конечно, поддержал стрелка. Инеж протестовала, но её никто не слышал. Она порядком удивилась, когда незадолго до пятого числа, Уайлен, загадочно улыбнувшись, сказал: — Отпразднуем у нас шестого? Удивилась, но не стала возражать. Шестого, так шестого. Потом Инеж была слишком занята (тем самым ограблением Эхеров, к которому Отбросы столько готовились), чтобы думать о переносе вечеринки. В тайне она надеялась, что празднование вообще не состоится. Откровенно говоря, Инеж не знала, как будет приглашать Каза. Всего несколько слов — у меня тут день рождения, отпразднуем у Уайлена? — но даже в голове Инеж они звучали по-идиотски. Дату рождения Каза — третье января — Инеж узнала случайно пару лет назад во время одного из заданий, но так ни разу его и не поздравила. Хотела, но в последний момент останавливалась. У Каза Бреккера не могло быть дня рождения. А полагался ли он Инеж Гафе? Наверное, нет, но пятое сентября всё-таки наступило. Проснувшись, Инеж потянулась и, моргнув несколько раз, заметила, что Каз — уже одетый с иголочки — сидит на кровати и смотрит на неё. — Проснулась? Голос звучал глухо. Звучал так, точно Каз волновался, но из-за чего? Инеж тут же приподнялась, обсуждать дела лёжа было неудобно. — Что-то случилось? Это насчёт Эхеров? Каз нахмурился: — Эхеры? Нет, всё в порядке. Своих крюге они не найдут, и нас тоже. Почему ты о них вспомнила? — Из-за чего бы ещё ты мог волноваться с утра пораньше? Каз выглядел оскорблённым. Протянул то ли в шутку, то ли всерьёз: — Так, вот какого ты обо мне мнения… Он вдруг показался Инеж таким милым, таким её. Она подобралась к Казу поближе и быстро поцеловала его в лоб. По его губам пробежала одна из тех улыбок, которые он делил только с ней. — Думаешь, я волнуюсь? — наконец спросил Каз и, не дожидаясь, пока она ответит, продолжил. — Честно говоря, я не делал того, что собираюсь, очень много лет… Инеж стало не по себе. Что это он задумал? — Инеж, у тебя ведь день рождения сегодня. Я тебя поздравляю, — произнёс Каз. Потом Каз быстро встал, взял свёрток, который всё это время, оказывается, лежал около кровати, и протянул его Инеж. Она открыла рот, пытаясь сказать что-нибудь — поблагодарить, надо поблагодарить Каза, — но так и не смогла выдавить из себя хотя бы пару слов. Глаза наполнились влагой. Как глупо. Дрожащими пальцами, почти ничего не видя из-за набежавших — дурацких — слёз, Инеж вскрыла свёрток. Она сразу поняла, что замотано в бордовую ткань. Кинжал. Инеж оттёрла глаза рукой. Потом провела пальцем по лезвию. Перевела взгляд на рукоятку: тёмно-золотистая с чёрными воронами. Инеж улыбнулась и наконец посмотрела на Каза, который снова сел на кровать. — Спасибо. Мне очень нравится. — Ты плачешь, — Каз стёр солёную каплю с её щеки. — Плачу, — согласилась Инеж. Она прижалась к плечу Каза, а он сказал: — Тут вот ещё. Инеж посмотрела на его ладонь — как же ей нравились его руки без перчаток, — на ней лежал бронзовый кулон в виде солнца. Инеж прошлась пальцем по украшению, думая о потерянной морской звезде. Судьба многого её лишила, но дала не меньше. Зря всё-таки Каз не верит в провидение. Или верит, но не признаётся? — Спасибо, спасибо, Каз. Он ответил ей долгим поцелуем.***
После завтрака Каз объявил, что днём она свободна, а на вечер у них есть планы. — Будем праздновать? — поинтересовалась Инеж и всё-таки немного удивилась, услышав отрывистое «да». Кто бы мог подумать, что через столько лет у неё будет настоящий день рождения с подарком, с празднованием. С Казом. Инеж дотронулась до маленького солнца — она сразу надела кулон и не собиралась с ним расставаться. Каз явно заметил её движение, и уголки его губ дрогнули в полуулыбке. — Чем займёмся? — спросила она. — Вечером узнаешь, — пообещал Каз. Конечно, разве можно было обойтись без тайн. Впрочем, эта таинственность не раздражала. Немного поспорив с Казом, Инеж всё-таки отправилась по делам («Ничего срочного нет, только зря потратишь силы»), а вечером, как он и сказал, узнала, куда они собираются. Оказалось, что в театр. Пару дней назад в город приехала труппа со спектаклем, «полным неожиданных поворотов и настоящей страсти» (так было написано на афишах). Инеж указала Казу на последнее слово, когда они подошли к зданию с высокими колоннами, и он пожал плечами: — Не понравится, уйдём. Каз взял места на самом верхнем балконе. Отсюда Инеж могла видеть всех, её же — почти никто. В добытый Казом театральный бинокль (Инеж почти не сомневалась, что сейчас какой-то бедолага ищет свою «игрушку») она рассматривала разнаряженных в пух и прах дам, и их кавалеров. В театр кеттердамская публика надевала лучшие вещи. Может, и Инеж стоило сменить рубашку и брюки на что-то другое, но она не подумала об этом раньше, да и вообще мысль о переодевании в платье не особо её радовала. Зато Каз — как всегда в чёрном — отлично вписывался в местное общество. Они сидели рядом, тихо обсуждая, у кого из присутствующих настоящие драгоценности, а у кого — поддельные, и Инеж переполняла сладкая умиротворённость. Ей даже захотелось стянуть с Каза перчатку и взять его за руку, но она, конечно, не стала этого делать. Когда поднялся занавес, Инеж забыла о своём желании: спектакль завладел ей. Это была история молодой женщины, муж которой — человек с тяжёлым прошлым, как поняла Инеж — был слишком ревнив. Этим воспользовался злодей, мечтавший отомстить герою за совершённое им когда-то преступление. Последняя сцена оказалась особенно драматичной. Герой сначала несправедливо обвинил жену в измене, а потом стал грозить ей смертью. В бинокль Инеж видела, как он замахнулся кинжалом. Правда, актёр стоял недостаточно близко к партнёрше, задеть её он не мог. Инеж — и наверняка не только она — заметила, как актриса сама пододвинулась к нему, буквально наткнувшись на кинжал, который, кажется, был сделан из дерева и неровно покрашен. Этот манёвр смутил Инеж, но монолог, произнесённый героиней перед смертью (люди в спектакле погибали слишком долго и успевали поболтать), всё-таки задел её. Героиня говорила о растоптанном доверии, о том, что иногда любовь не в силах спасти человека. Женщина, сидевшая неподалёку от Инеж, расплакалась на этих словах и шумно высморкалась. Может быть, с ней когда-то случилось такое, может, она потеряла кого-то. Желание взять Каза за руку вернулось и стало почти нестерпимым, но Инеж снова подавила его. Спектакль закончился, аплодисменты отгремели, пора было выходить на улицу. — Пойдём на набережную, — предложила Инеж. Каз согласился. Они молчали, пока шли, а когда добрались до места, и волны зашумели совсем рядом, Инеж спросила: — Как тебе спектакль? Каз скривился: — Ужасно. Никто из них не умеет держать кинжал правильно, и им точно нужно уволить костюмера. Я бы вообще всех там уволил. Инеж фыркнула: — Кто бы сомневался. Много вынес? Каз достал из кармана несколько перстней — изумруд, агат, парочка бриллиантов. — Возьмёшь что-нибудь? — Какая щедрость. — Это компенсация. Ветер пробежался по волосам Инеж и, наверное, по шляпе Каза — эту с широкими полями она заказала недавно. Инеж подошла поближе к парню. — Мне нужна другая компенсация, хотя, если честно, спектакль мне скорее понравился. Каз сделал вид, что нахмурился: — Но если понравился, то о какой компенсации может идти речь? Инеж поднялась на носочках и шепнула Казу в ухо о своём желании, возникшем ещё в театре. Вообще они никогда не держались за руки на улице, но она ведь не предлагала идти так по городу, да и к тому же их надёжно скрывала разлившаяся по Кеттердаму ночь. Он ничего не ответил, и Инеж так и не смогла понять по его лицу, что он думает о её идее. На мгновение ей показалось, что Каз скажет: «Да ты с ума сошла?». Вместо этого он снял перчатки и положил их на ограду, отделявшую Каза и Инеж от водной глади. Потом он протянул к ней руки, и Инеж ответила на его жест. Так они стояли очень долго, и по ладоням Инеж прямо к сердцу лилось тепло. В какой-то момент Каз притянул её к себе и обнял, шепнул на ухо: — Пошли домой, Инеж. И Инеж согласилась, хотя, на самом деле, она уже была дома: вот тут, рядом с Казом, в его объятиях. Может быть, когда-нибудь я расскажу ему об этом. Обязательно расскажу. II Эта зима была самой снежной из тех, что Каз провёл в Кеттердаме. Второго января белые хлопья падали на крыши, дороги и незадачливых прохожих весь день. Каз сидел в кабинете и изредка вызывал кого-нибудь из Отбросов к себе, чтобы задать провинившемуся хорошую взбучку. Погода располагала. За час до полуночи дверь приоткрылась, и на пороге кабинета показалась Инеж. Каз не знал, где она ходила целый день. Ещё один повод для раздражения. Инеж, видимо, так не думала. Она сняла курточку, поправила кулон — тот, что он подарил ей на пятое сентября, — а потом посмотрела на Каза: — Не планируй ничего на завтра и послезавтра. Каз ждал этого. Не хотел, но невольно предвкушал. Непонятно только одно. — Зачем тебе два дня? — Потом узнаешь, — Инеж подмигнула ему. Видно, настроение у неё было просто замечательное. — Покажешь мне два спектакля? — поинтересовался Каз, вспоминая день рождения Инеж. Эти люди в нелепых костюмах были ужасны. — Запру тебя в том центре, где можно посмотреть на диких животных. Как же Каз любил вот такие моменты, когда Инеж решала посоревноваться с ним в остроумии. Он хмыкнул: — Ну, если ты составишь мне компанию… Инеж рассмеялась. Она явно не хотела давать ему ни одной подсказки.***
На следующий день Инеж продолжила играть в таинственность. — Раз уж мы празднуем мой день рождения, разве мне не полагается знать, как именно мы будем это делать? — возмутился Каз. Инеж так не считала. Она заметила, что он первым начал всё это — в сентябре — и теперь должен смириться с последствиями. Она явно злорадствовала. Каз не мог злиться на неё по-настоящему, но неопределённость беспокоила его. — Подарок вручу, когда приедем, — пообещала Инеж. Значит, мы куда-то поедем… куда? Каз продолжал задавать вопросы самому себе — спрашивать о чём-то Инеж было бесполезно, — пока распределял задания для Отбросов и безропотно шёл за Инеж до повозки. Она ждала их на краю заснеженной улицы. Когда они сели внутрь, Каз огляделся и увидел на полу две корзины с едой. Значит, Инеж принесла их, пока он разбирался с бандой. Могла бы и попросить о помощи: некоторым Отбросам полезны физические нагрузки. — Так, мы будем есть? Инеж мягко улыбнулась: — Обязательно. Она сидела рядом с ним, и Каз видел, чувствовал, как её волнует происходящее, как она хочет устроить для него праздник. Когда-то давно дни рождения Каза имели значение, приносили счастье не только ему, но и Джорди, и отцу. Те дни рождения принадлежали Казу Ритвельду. Имел ли Каз Бреккер шанс на что-то подобное? Не был ли он идиотом, тихо, едва слышно отвечая да? Да, пока Инеж сидит со мной рядом и строит удивительные планы. Повозка ехала долго, судя по всему, они выбрались из Кеттердама. Каз то смотрел в окно, то на Инеж. От качки она уснула, и Каз аккуратно придвинул её к себе. Он надеялся, что Инеж снится что-нибудь хорошее. — Приехали! — закричал возница. Конечно, слишком громко. Инеж проснулась и, увидев, что спала у Каза на плече, кажется, смутилась. Смешная. Они вышли на улицу, выгрузили корзины из повозки, и, рассчитавшись с этим крикуном, побрели куда-то направо. Вокруг стояли маленькие домики из кирпича. Каз и Инеж явно оказались в пригороде Кеттердама — месте, где ничего не происходило и где купцы любили отдыхать. Дорожка была засыпана снегом. Каз не замечал свежих следов — кажется, только Инеж пришла в голову мысль приехать сюда во вторник. Прежде чем Каз решил прокомментировать происходящее, Инеж остановилась и указала на ближайший оранжевый дом, двор которого покрывали сугробы: — Нам сюда. — Ты даришь мне дом? — Нет, я сняла его на два дня, но если ты против, можем поехать в театр. Каз, конечно же, не был против. Он занёс корзины в дом, а потом вернулся на улицу, где Инеж ловила лицом снежинки: небо решило высыпать на них очередную порцию белых хлопьев. Зима шла Инеж, подчёркивала притягательный цвет её кожи и волос. Заметив Каза, Инеж прищурилась, набрала в руки снег и отправила комок в него. Каз, конечно, увернулся. — Так, ты решила убить меня снежком? — спросил он, кидая в Инеж холодный снаряд. — Нет. Быстрый ответ и ещё один снежок. Каз не остался в долгу, хотя больная нога, конечно же, решила напомнить о себе и предательски заныла. Инеж кинула в него ещё один снежный шарик. Каз успел подбежать к ней и схватить за руку. Инеж сопротивлялась, но, кажется, наступила на что-то скользкое и начала падать. Каз не придумал ничего умнее, чем грохнуться самому, и теперь Инеж лежала на нём и удивлённо моргала. — Ты как? — спросила она. Каз часто видел её лицо вот так близко, но в этом мгновении было что-то особенное. — Я сейчас встану. — Не двигайся, — попросил он. Да, идея упасть действительно была удачной. — Ты замёрзнешь, и твоя нога… — начала Инеж. — Пожалуйста. Она сдалась наконец, и Каз, избавившись от перчатки, очертил указательным пальцем контур её губ. Инеж, Инеж, Инеж. Среди этой снежной тишины только она была настоящей, живой, его. Кажется, этот день рождения станет лучшим в моей жизни. Инеж встала и потянула Каза за собой в дом намного раньше, чем ему хотелось. — Сейчас будем есть, — сказала она и указала ему на стул. Каз проигнорировал её жест и залез в корзину. Выставил на стол жареную говядину, картошку, салаты. — Думаешь, мы всё это съедим? — поинтересовался у Инеж, колдовавшей над второй корзиной. Она пожала плечами и предложила попробовать.***
Когда Каз заявил, что больше не может есть, Инеж встала из-за стола, достала из корзины свёрток с подарками и, посмотрев на парня — он выглядел до неприличия довольным — сказала: — Думаю, можно приступать к поздравлению. В смысле у меня для тебя кое-что есть, как ты догадался. Инеж не знала, чего стоит пожелать Казу, чего он от неё ждёт? Поэтому просто протянула ему свёрток, надеясь, что Каз оценит её выбор. Сначала он взял чёрную коробочку с набором отмычек, снял крышу и осмотрел содержимое. Потом принялся за другую часть подарка. — Галстуки? — Ты давно не покупал себе новые. Давно не просил меня купить тебе галстук. Инеж не могла понять, понравился Казу подарок или нет. Это смущало и заставляло нервничать. — Спасибо, — сказал Каз, рассматривая иссиня-чёрный галстук. Потом он встал из-за стола: — Пойду примерю. Значит, действительно понравился. Инеж облегчённо вздохнула и предложила: — Хочешь, завяжу тебе? Кажется, она смогла удивить его. — Не знал, что ты умеешь, — протянул Каз, отдавая ей галстук. Инеж и не умела до прошлой недели, но тут внезапно захотелось научиться. Добрый Уайлен согласился стать подопытным. С Казом, как и ожидалось, было сложнее. Он следил за каждым её движением, а когда Инеж наконец закончила, поцеловал её ладонь. — Ты ещё не посмотрел на результат. — До этого ты меня не подводила, — заметил Каз и пошёл в комнату, где висело зеркало. Поглядевшись в него, Каз добавил. — Вот тут нужно ещё немного подтянуть, — что он и сделал. — Но в целом неплохо. Он кинул на Инеж быстрый взгляд: — Тебе бы не помешали тренировки. Всё-таки он невыносим. — Я подумаю над этим. Этот галстук подходил Казу, ещё больше шла ему лёгкая улыбка, коснувшаяся не только губ парня, но и глаз. Инеж хотела бы, чтобы кто-нибудь нарисовал Каза таким. Пока же она смотрела на него так внимательно, как могла.***
Вечером Инеж завернулась в одеяло и села на диван у камина. — Проголодался? — спросила она, заметив, что Каз направляется на кухню. Он ничего не ответил и, возможно, стоило пойти за ним, но Инеж не хотелось вставать. Её охватило сонное, уютное спокойствие, и она позволила себе забыться — всего на секунду — и представить, что это их с Казом дом, что нет ничего, кроме этого тепла, окружавшего и убаюкивающего её. Скоро они с Казом вернутся в Кеттердам, где будут бороться, выживать, побеждать и завоёвывать. Скоро, но эти секунды у камина всё-таки есть, и они принадлежат только им двоим, пусть Каз и гремит там чем-то на кухне. Инеж показалось, что его не было вечность. Каз зашёл в комнату с котелком, в котором плескалась тёмная жидкость — судя по всему, вино, — и плавали какие-то травы. На её молчаливый вопрос он ответил: — Сейчас подогреем и будем пить. Она не спорила, смотрела, как Каз борется с котелком, забавно ругаясь сквозь зубы, а потом переводила взгляд на окно, за которым всё ещё сыпал снег. Возможно, он хотел превратить Кеттердам и поселения рядом с ним в огромную и холодную белую пустыню. Во вторую Фьерду. Инеж подумала о Матиасе, о Нине, и, несмотря на тёплое одеяло и пляшущий в камине огонь ей стало холодно. — Кажется, готово, — сказал Каз. Потом он подал Инеж кружку с напитком и стал внимательно смотреть, как она пьёт. — Хорошо, — наконец сказала она, потому что это было правдой. Варево Каза отлично согрело её. Каз сделал глоток из своей кружки: — Да, не все травы тут были, но в целом похоже. — На что похоже? Каз прошёлся пальцами по своей кружке: — На тот напиток, который отец готовил в ненастные дни вроде этого. И в мой день рождения. Третьего января всегда идёт снег. Каз сидел на полу, и Инеж, прихватив одеяло, перебралась к нему. Снег не прекращался, огонь в камине танцевал, рассказывая свою историю. Инеж поблагодарила богов за этот вечер и, прижавшись к Казу поближе, накрыла его одеялом.