В гостях у сказки (За тридевять морей)

      Зачем я вообще это делаю?! — в который раз задала себе вопрос Конго, раздражённо покосившись на человека. Что за бредовая идея — подходить к берегу под водой?! Зачем?!       Последнее она произнесла вслух, зло сузив глаза.       — Извини, Конго, но нужно, чтобы тебя не заметили, — поднявшийся с кресла человек подошёл к ней, встал рядом, вглядываясь в тёмную толщу воды за окном боевой рубки.       Конго раздражённо фыркнула, — что он там своей слабой зрительной системой рассмотреть может, — требовательно повторив:       — Зачем?       Человек поморщился, растирая кисть левой руки, и на её нахмуренный взгляд чуть виновато пожал плечами:       — Болит, зараза.       Затем, обернулся, бросив короткий взгляд на карту акватории…       — Сейчас увидишь, всего полторы мили осталось.       

***

      Йоширо отложил садок и прямо сквозь прорезиненную ткань рыбацкого плаща с силой растёр левую сторону груди. Что-то сердце сегодня весь день ноет. Не к добру это, ох, не к добру. Может, бросить всё и на берег? Он окинул тревожным взглядом горизонт, пересчитал сложенные на корме старенькой лодки корзины с рыбой, тяжело вздохнул. Меньше трети заполнено, если сейчас к берегу повернуть — неделю голодать придётся. Соседи, конечно, не бросят, да только чем они помочь смогут, соседи? Сами впроголодь живут. Но ведь ноет, проклятое.       — Дедушка? — вскинулся внук, заметив его движение.       — Всё хорошо, Казуки, — успокаивающе выдохнул Йоширо, в который раз обводя взглядом горизонт. — Просто прихватило что-то.       Внук сурово нахмурился, что в исполнении четырнадцатилетнего ребёнка выглядело забавно…       — Тебе надо пить тот травяной настой. Я сегодня же схожу к бабушке Мурачи и попрошу целый пакет! Киоши-сан говорит, что у неё травы правильные.       — Ну, если Киоши-сан говорит… — грустно улыбнувшись, Йоширо протянул руку, чтобы потрепать внука по вихрастой голове, но тот вывернулся, возмущённо сверкнув глазами. Ну как же, взрослый совсем, добытчик! А тут какие-то детские нежности.       — Деда!       — Да я что, сходи…       — И схожу! Киоши-сан — врач! Настоящий!       — Ну конечно настоящий, — тихо вздохнул Йоширо.       Не объяснять же внуку, что до прихода туманных демонов Киоши Танае был всего лишь санитаром в районном медпункте и только готовился к поступлению в институт. Хотя, сейчас и вправду настоящий. Потому что единственный.       Лодку качнуло внезапно набежавшей волной, отчего Йоширо встревоженно закрутил головой, вглядываясь в ориентиры — во время отлива тут возникало сильное течение и, если не уследить, утлое судёнышко могло легко утащить в море. Но до отлива же далеко!       Ещё одна волна подбросила лодку, да так, что он едва устоял на ногах, успев ухватиться за планширь…       — Казуки!       — Д-деда… — так же вцепившийся одной рукой в планширь внук, другой указывал в море, на темнеющую под водой тёмную массу.       Скала? Но здесь же глубина, и никаких…       «Скала» внезапно прыгнула вперёд и начала подниматься из глубин на поверхность. Лодку уже не качало, а просто крутило в волнах, словно щепку. Обхватив внука, Йоширо с обречённым ужасом наблюдал, как в рушащихся с высоты многоэтажного дома потоках воды появляется корабль. Невероятно огромный, чёрный, как непроглядная ночь.       — Д-деда, эт-то демон?       Йоширо лишь судорожно сглотнул, обречённо глядя на расчерченный вязью фиолетовых узоров борт.       Ох, не зря сердце болело.       

***

      — Конго, ты их чуть не утопила, — с укором покачал головой человек.       Конго в ответ лишь презрительно фыркнула. Как он сам любит выражаться: чуть-чуть — не считается.       — И что ты хотел мне показать?       — Людей.       Едва не задохнувшись от возмущения, Конго стремительно обернулась. Людей?! То есть, она оставила в море свою эскадру, два с половиной часа изображала из себя подлодку… И всё это для того, чтобы посмотреть на вот этих вот… людей?!       Но человек встретил её яростный взгляд спокойно, без малейшего намёка на улыбку, негромко повторив:       — Людей.       Было в его тоне что-то такое, что Конго насторожилась и, быстро перенастроив сенсорную систему, тщательно просканировала находящихся в лодке. Две особи. Пол — мужской. Биологический возраст старшего — пятьдесят восемь лет; младшего — тринадцать.       — Что в них особенного? — бросила она напряжённо, не обнаружив никаких аномалий.       — Ничего. Обычные люди. Старик — Йоширо Ивасаки, мальчишка — его внук. Раз в неделю патрульный дивизион меняет район ожидания, и здесь как бы возникает «окно», когда ни одного эсминца на горизонте не видно. Тогда они выходят в море, на лов. Пока не придёт смена, успевают наловить десяток корзин. Половину продают, а половину оставляют себе и раздают соседям. В их доме осталось четыре семьи — сплошь старики и дети. Они единственные добытчики.       — Никакого «окна» тут не возникает! — вскинулась Конго. — Район накрывает радарный пост, вся акватория находится под контролем. Они живы лишь потому, что не покидают двухмильную зону.       — Я знаю, — кивнул человек. — Но они нет. Им кажется, что раз эсминцы уходят, становится безопасно. Хотя всё равно вон там… — он указал рукой на холмы.       — Два с половиной градуса западнее, — раздражённо поправила Конго. — Наблюдатель. Пол — мужской, биологический возраст — девять лет. Оснащён оптической системой типа «бинокль».       — Да, соседский мальчишка. Раньше и его отец здесь рыбачил, но… то ли не уследил за отливом, то ли просто потерял ориентиры в непогоду… В общем, лодку вынесло в море и один из эсминцев 2-й Патрульной расстрелял нарушителя.       — В соответствии с базовой директивой, — отрезала Конго, сузив глаза.       — В соответствии, — подтвердил человек бесстрастно.       Неловко ёрзая левой рукой, он достал из кармана пачку сигарет, повертел в пальцах зажигалку, тяжело облокотился на край приборной панели, так же бесстрастно продолжив:       — Конго, я никого ни в чём не обвиняю. Я пытаюсь объяснить, почему эти люди выходят в море.       — И почему же?       — Потому, что им легче сгинуть под снарядами твоих эсминцев, чем смотреть в голодные глаза детей.       — Глупцы! — она презрительно скривилась. — Если взрослая особь гибнет, вероятность выживания детёнышей только уменьшается.       Человек устало кивнул:       — Да. И они это понимают. Умом. Вот только управляет ими не разум, а страх. Когда кто-то из близких умирает у тебя на глазах, а ты не можешь сделать ничего… только выть от отчаяния.       Отчаяние… Конго с силой зажмурилась, отгоняя всплывшую в памяти картину: безжизненно дрейфующий корабль, мёртвый холод чужой палубы, и яркое пятно валяющейся, словно сломанная кукла, аватары.       — Бред! — зашипела она яростно. — Ты привозил с берега шоколад, на Иводзиме у Гонзо был целый склад продуктов! Значит, пища у людей есть!       — Есть. В Центральном городе. Там есть изысканные рестораны, магазины модной одежды, чай, шоколад, даже кофе, хотя кофе в Японии никогда не рос… Всё есть. Но за деньги. А денег у этих людей нет.       Человек вышел на крыло мостика и уселся прямо на настил, прислонившись спиной к стене. Сунув в зубы сигарету, невесело усмехнулся:       — Знаешь, Конго, в этом районе даже якудза нет. Потому что брать с этих людей нечего. Раз в четыре дня все, кто может ходить, собираются вон там, — он махнул рукой куда-то вдаль, — на площади. В пять утра, чтобы успеть занять очередь. И часами стоят в ожидании грузовиков Социальной службы, что привозят бесплатные соцпайки. Этими пайками в моём мире даже свиней бы кормить постеснялись, но тут их едят люди. Потому что ничего другого просто нет.       Выйдя вслед за ним, Конго подошла к краю площадки, задумчиво рассматривая крохотное судёнышко со жмущимися друг к другу фигурками людей. Старший внезапно поднял голову, и она едва не отшатнулась — наполненный отчаянием взгляд старика вновь потащил на поверхность загнанные было в глубь ядра воспоминания.       Зло тряхнув головой, Конго секунду постояла, раздумывая, и принялась спускаться.                     От чёрного корабля словно бы исходили порывы ветра — ледяные, пронизывающие… Равнодушно бесстрастные, и оттого ещё более жуткие. Потому что этому ветру было всё равно, что перед ним — мёртвый камень или живая плоть.       — Деда… — испуганно встрепенулся внук, и Йоширо, задрав голову вверх, тоскливо поёжился.       Слухи, что демоны принимают обличье прекрасных женщин, ходили давно, но теперь он своими глазами видел, насколько они правдивы. С расположенной на высоте девятиэтажного дома площадки к ним спускалась девушка. Прямо по воздуху. Делала шаг — и под изящной туфелькой вспыхивала плитка фиолетового стекла. Когда же сходила — плитка рассыпалась быстро гаснущими искрами.       Молодая, с неестественно белой кожей, оттенённой тёмно-фиолетовым платьем, с уложенными в сложную причёску белоснежными волосами… Ослепительно красивая, надменная и холодная.       Сообразив, кто это, Йоширо покрепче прижал к себе испуганного внука и, дождавшись, когда девушка спустится, низко поклонился:       — Госпожа… Юки-онна (1).       Демоница чуть нахмурилась, повела головой, рассматривая их лодку, скользнула взглядом по сложенным на корме корзинам… Недовольно поджала безупречно очерченные губы.       Йоширо похолодел. Ведь все знают, что Юки-онна безжалостна, и при встрече просто убивает людей, превращая их в покрытые коркой льда статуи.       — Госпожа Юки-онна, это я брал рыбу из вашего моря, Казуки ещё совсем ребёнок… — забормотал он в безнадёжной попытке отвести гнев Снежной Женщины от внука.       Резким взмахом оборвав его бормотание, демоница вытянула левую руку, и над её ладонью соткался клубок светящихся фиолетовым светом линий, который через секунду словно бы затвердел, превратившись в небольшой шар из тёмного стекла.       Проведя пальцами по поверхности, отчего та вспыхнула ровным зелёным светом, демоница внезапно бросила этот шар ему, холодно добавив:       — Длина волны прямо пропорциональна расстоянию. Соотношение: один к двадцати. Безопасный порог — семьсот.       Машинально поймав непонятный подарок, Йоширо потрясённо замер, но тут же спохватился и согнулся в поклоне, пробормотав:       — Госпожа Юки-онна, я не понял вашего заклинания.       Демоница недовольно сверкнула глазами:       — Это физика!       Йоширо испуганно замолк. Причём тут физика, если перед ним Снежная Женщина из старых сказок?       Посверлив его раздражённым взглядом, демоница поморщилась…       — Там, — ткнула она в сторону берега, — фиолетовый.       — Там… — в этот раз, украшенный аккуратным ноготком пальчик указал в открытое море, — красный. Если сфера покраснеет — умрёшь. Так понятно?       Йоширо снова торопливо поклонился. На самом деле ничуть не понятней, но переспрашивать… Судя по вспыхнувшим в глубине глаз Снежной Женщины красным огонькам, этот вопрос явно станет для него последним.       — Да, госпожа Ю…       — Конго! — зло перебила демоница.       — Да, госпожа Юки-онна Конго, — мгновенно поправился он, в который раз кланяясь.       Снежная Женщина скривила губы, непонятно прошипев что-то вроде: «Л-люди!», и одним прыжком взвилась в воздух.       Растерянно заморгав, Йоширо выпрямился, украдкой смахнул пот со лба, и с опаской покосился на тёплый, светящийся ровным зелёным светом шар. Зелёным? Значит, они с Казуки будут жить?              Всё ещё яростно шипя, Конго приземлилась на мостике, сделала два шага, остановилась, наткнувшись на ошарашенный взгляд человека.       — Что? — буркнула она, невольно отводя глаза.       — Э-мм… а-аа… ты… ну… вот… в смысле им… ты… разрешение дала?! — прозаикался он, нелепо размахивая руками.       Он что, решил, что она пожалела этих глупых людей?!       — Это маяк, — объяснила она, надменно вскидывая подбородок. — Если выйдут за пределы двухмильной зоны — подаст сигнал и выступит в качестве точки целеуказания. Кораблю РТР будет меньше работы.       Человек внезапно выпрямился, шагнул к ней (настолько резко, что она едва не отшатнулась), пару секунд постоял, внимательно глядя ей в глаза… Затем, бережно, осторожно, взял её за руку, поцеловал кончики пальцев, улыбнулся…       — Конго… ты настоящий флагман.       После чего быстрым шагом скрылся в рубке.       Удивлённая до глубины ядра, Конго зябко повела плечами, как-то беспомощно оглянулась.       Нет, ЭТОГО человека она, наверное, никогда не поймёт.