Come undone

***

      День ото дня замечаю на себе его пристальный взгляд. Однако, мне нравится находиться под его незримой защитой. Нравится думать, что где бы я ни была, я не одна. Нравится знать, что он рядом. Что он свидетель всех происшествий моей жизни. Да, именно происшествий. Мы давно перестали питать иллюзии насчет счастливого исхода этой бесконечной войны. Всё чаще я сижу здесь, на площади Гриммо, занимаюсь стратегической работой, пока мои друзья и старшие члены Ордена воюют где-то там… Уходят, и никогда не известно, вернутся ли.       В доме очень тихо. Я стою в темноте лестничного пролета и смотрю в окно, поеживаясь от этого мерзкого ноябрьского сквозняка. Льет дождь. Вздрагиваю от вспышки молнии и прислушиваюсь: сегодня здесь почти никого. Вдруг вновь ощущаю его взгляд и оборачиваюсь. Он стоит за моей спиной, от него веет силой, но по-другому и быть не может. Он умен, он искусный волшебник, превосходный дуэлянт. Но в глазах — усталость и какое-то обреченное смирение. Мы все знаем, что любой день может оказаться последним для каждого из нас. А для Северуса особенно.       Я протягиваю руку и касаюсь сукна черного сюртука почти не ощутимо. Затем приподнимаюсь на цыпочки и целую эти сухие губы, губы, вырисовывающие узоры на моей коже почти каждую ночь. Я спасаю его. Не желаю, чтобы он жертвовал собой, хочу, чтобы ему было, куда возвращаться, к кому возвращаться… Смею надеяться, что он не захочет умирать просто так. Даже если он смертельно устал, даже если не будет выхода. Я пытаюсь унять дрожь в его пальцах, раз за разом держа его за руку, пытаюсь согреть его своим уже давно ничего не чувствующим телом, пытаюсь подарить ему хоть каплю нежности, нужности, важности, обнимая, прижимая к себе, легко касаясь волос, груди, скользя по напряженному телу вниз, проводя губами.       В этом доме одиночество настолько осязаемо. В какой-то момент я не могла больше его выносить. Мы одни, одни, совсем одни в этом чертовом мире, без надежды на спасение, без шансов на выживание. Он спасает меня. Мне так нужны его ненавязчивые прикосновения. Прикрываю глаза, когда он легко целует меня в висок, гладит плечи, касается груди подушечками пальцев. Его движения во мне глубокие и размеренные, его руки творят со мной какую-то неведомую магию, от прикосновений горит все тело, а губы шепчут неразборчивые слова. Он точно знает, что мне нравится, он тонко чувствует степень моего возбуждения. Его глаза темнеют еще больше, почти искрят. В моих же стоят слезы, сердце разрывается от переизбытка ощущений, не отвожу взгляда от его лица, впиваюсь пальцами в спину, выгибаюсь и шепчу: — Северус, Северус… Он ускоряется, и я успеваю подумать за миг до того, насколько он сейчас уязвим и прекрасен одновременно. Шумное дыхание становится прерывистым, он неосознанно и с силой сжимает мои запястья, близкий к кульминации, стонет глухо и совсем тихо. То, что мы приходим к финишу одновременно, кажется таким естественным. Маски войны на миг спадают с наших лиц. Здесь и сейчас мы — настоящие.       Дождь постепенно стихает. Слышится звон посуды внизу, на кухне. Должно быть еще кто-то из Ордена вернулся на ночлег. Но это не так важно. Важна его рука на моей руке, важно его теплое дыхание мне в шею. Эта ночь пройдет без кошмаров, потому что он забирает их, возвращает покой моему сну.

***

      Утром я не смею просить его остаться, пока наблюдаю за сборами Ордена на совместную операцию против Пожирателей. Стою в дверном проеме и с жадностью запоминаю каждый жест, каждую черту. Не представляю, что буду делать, когда потеряю кого-то из них. Его. Мы все молчим. Траур витает между нами, воздух и нервы накаляются до предела. Глаза застилают слезы, поспешно отворачиваюсь. — Не время показывать слабость, нельзя, не имеешь права, — говорю я себе. Сильные руки прижимают меня спиной к крепкому телу и уводят за угол, в гостиную. Убирает пряди с моего лица, бережно. И шепчет тихо, почти неслышно. — Я вернусь. Скоро вернусь. Все вернемся. Тише. Тише… Всхлипывая, целую в подбородок и щекочу его щеку своими мокрыми ресницами. Я ему верю. На мгновение прижимается ко мне напряженно, успокаивает. И резко отпускает. Слышу, как они друг за другом покидают наш дом, и не решаюсь обернуться. Не желаю смотреть.

***

      Двенадцать часов спустя испытываю чувство дежавю. Джинни, Рон, Ремус и Тонкс в доме. Стою на лестнице и слышу их приглушенный разговор. Северуса нет, и я зябко кутаюсь в свой свитер, глядя в окно. Думаю о том, что всё могло бы быть по-другому. Счастливо, мирно, светло. Представляю себе, словно мы все — большая семья, только связаны мы друг с другом не войной, а просто дружбой, любовью. Улыбки открытые и радостные, разговоры простые и веселые. Свежеиспеченное печенье, горячий чай. Все смеются над очередной шуткой братьев Уизли, и даже Северус, сидя в кресле, усмехается, качая головой. Никто не одинок здесь больше. Быть счастливым — это так легко. Словно бомба, с грохотом распахивается входная дверь. — Победа! — кричит Гарри. Он весь перемазан кровью и грязью, очки разбиты, палочка сломана, широкая улыбка так нелепо смотрится на его измученном лице. Все окружают его толпой, поочередно задавая вопросы, не веря ни во что, не доверяя… За спиной появляется Джордж, Чарли, Полумна, Грюм, Невилл, мистер Уизли. Ранения разные, но все целы, все живы… Я так рада видеть каждого, но не могу не думать о том, что не хватает. Его не хватает. Северуса нет среди них.       Несмотря на поздний вечер, небо как будто светлеет. Тучи рассеиваются, и дышать становится вроде бы чуточку легче. В доме еще долго не стихает праздник, обсуждения и рассказы льются рекой. Момент смерти Волдеморта описывается особенно тщательно. Кажется, что никто до конца не осознает, что это правда. Я могла бы пойти туда и спросить, видел ли кто-нибудь профессора Снейпа. Узнать раз и навсегда о том, что случилось. Но не могу. И даже не хочу. Не хочу верить в это. Не хочу принимать. Мне больно. Надежда всё еще теплится в израненной душе, и я осмеливаюсь дать ей жизнь.

***

      Проходит два дня. Я радуюсь со всеми уже официально объявленной Министерством победе. Мы все словно учимся жить заново, без страха, без боли, в мире, где по утрам вновь светит солнце. Я подавляю в себе любые мысли о Северусе. Он вернется. Он обещал. А через две недели выпал снег. Такой белый, чистый и искристый. Постелился пеленой прямо до горизонта. Ребята не замедлили высыпать толпой во двор и устроить настоящий бой из снежков. Молли в спешном порядке принялась печь пирог и готовить чай с корицей, с целью отогревать замерзших и заснеженных детей. Я смотрела на созданную идиллию и разрешила себе улыбнуться. Всё именно так, как я и мечтала: через полчаса все будут сидеть в гостиной, уютно кутаясь в пледы среди подушек, обнимая друг друга, болтая о всякой чепухе. Как одна большая семья, сведенная войной, но выжившая, уцелевшая, сохранившая рассудок в этом сумасшествии. Семья, возвращающаяся к жизни. Строящая новое будущее.       Слезы потекли внезапно. Всё в этой обстановке было так, как хотелось тогда. Всё, кроме того, что Северуса нет. Резко вскакиваю и выбегаю из гостиной. Взбежав по лестнице, обессилено утыкаюсь лбом в стену. — Пожалуйста, вернись. Вернись… Позволяю себе думать, что вновь чувствую его прожигающий взгляд спиной. Не оборачиваюсь, знаю, что это очередная иллюзия. Тяжело опираясь на стену, иду в свою комнату. Я вновь одна. Потерялась, заблудилась. — Гермиона, ты спустишься на чай? — слышится снизу заботливый голос миссис Уизли. Кидаю взгляд на себя в зеркало: покрасневшие влажные глаза, бледное лицо. Когда-нибудь, наверное, станет легче.       Устало и флегматично плетусь вниз, резко замерев на последней ступеньке. Медленно перевожу взгляд на перила, через которые небрежно перекинут черный бархатный сюртук. Вдоль позвоночника бегут мурашки, отказываюсь верить своим глазам. В гостиной — никого. Судорожно хватая ртом воздух, врываюсь на кухню. Неторопливо поворачиваясь ко мне, Северус держит чашку в правой руке и невозмутимо резюмирует: — Чай и правда вполне приличный. Больше в кухне никого нет. Целая гамма чувств отражается на моем лице. Я плачу, и пытаюсь улыбнуться, хочу подбежать, но тело не слушается. Искорки веселья исчезают в темных глазах, он ставит чашку на стол и моментально зажимает меня в своих объятиях. Бережно гладит по волосам, держит крепко, не давая упасть. Я смотрю на него и не могу налюбоваться. Пытаюсь дотянуться до каждого миллиметра кожи, только бы поверить, что он действительно здесь. Торопливо целую в губы, но он затягивает в более продолжительный ответный поцелуй. — Всё закончилось, — шепчет. Кажется, и сам не верит в это. Маленькая кухня заполняется народом. С морозными облачками вокруг, стягивая шапки и полосатые шарфы, все разбирают угощения и направляются в гостиную, словно нас не замечая.       Минуту спустя присоединяемся к общей компании. Я не могу отделаться от мысли, что теперь картинка идеальна. И даже Северус расположился в том самом кресле. Я улыбаюсь, чувствуя себя абсолютно счастливой, и вижу ответные смешинки в его глазах. Солнечные лучи пронзают комнату насквозь, становится почти невыносимо светло и ярко. И будто бы кто-то, наконец, включил звук, наполняя дом звонкими голосами и невесть откуда взявшимися птичьими трелями. Всё именно так, как должно быть.