Подкосившиеся ножки душевного равновесия

И никакие путешествия во времени не разубедят меня, что Гидеон де Виллер - тошнотик. Очаровательный, но тошнотик. И это его фирменное де Виллерское стремление управлять людьми, что проявляется в самое не подходящее время... В очередной раз посмотрев на юношу, я почувствовала, как во мне начал разливаться холод. Ну почему, почему он смотрит на меня, будто я – мокрица?! В памяти всплывали слова мистера Джорджа: «Отношения между Монтроузами и де Виллерами заранее обречены», правда, тогда я не придавала особенного значения им. Однако, всё изменилось, когда мы сидели в исповедальне в 1912 году, а потом в подвале в 195... а не важно! Главное, что изменилось, правда, пока не понятно в какую сторону. Сейчас мы элапсировали в 1964, на часах была половина третьего ночи. Я, как обычно, спокойно занималась уроками и при свете одиноко висящей лампочки под потолком, а Гидеон, растянувшись на зелёном диване (том самом!) и, блаженно прикрыв глаза, слушал музыку через свой I-Pod. Времени у нас оставалось ещё три часа, а я уже заканчивала литературу. Странно, но каждый раз, когда мы приходим сюда, мне задают учить что-либо наизусть, в этот раз это был всё тот же Шекспир, мы заканчивали изучать его творчество и нам задали выучить произвольный любимый отрывок из его произведений. Я выбрала 53 сонет. Какою ты стихией порожден? Все по одной отбрасывают тени, А за тобою вьется миллион Твоих теней, подобий, отражений. Вообразим Адониса портрет, - С тобой он схож, как слепок твой дешевый. Елене в древности дивился свет. Ты - древнего искусства образ новый. Невинную весну и зрелый год Хранит твой облик, внутренний и внешний: Как время жатвы, полон ты щедрот, А видом день напоминаешь вешний. Все, что прекрасно, мы зовем твоим. Но с чем же сердце верное сравним? Но, имея печальный опыт, я знала, что придётся отложить заучивание на утро, непосредственно перед школой. Оставалось только одно: пересесть в кресло и тоже погрузиться в мир музыки, что я и сделала. Удобно расположившись на приятном материале того же зелёного цвета, как и диван, я включила Linkin Park, расслабилась и начала уже думать об информации, которую нашла Лесли, как передние ножки кресла сложились напополам. Я скатилась вперёд, чудом не снеся одну из стопок со всяким хламом, правда, правой руке повезло меньше, теперь буду разбираться с мамой. Отлично. Гидеон встал на ноги и прошёл мимо меня, даже не взглянув, и направился в другой конец комнаты. Я только захотела послать проклятие за его холодность и странность, как он уже вернулся с аптечкой и бесцеремонно схватил меня за больную руку, неожиданно мягко проведя по ней большим пальцем. Он достал бинт и какую-то прозрачную жидкость без наименования, а потом, заглянув мне в глаза, облил ранку антисептиком и бережно забинтовал, обрывая марлю резким движением. - Так не туго? – спросил Гидеон, хрипло от долгого молчания. В ответ я смогла лишь покачать головой. – Знаешь, а ведь это я обрубил ножки кресла во время прошлого визита. - Зачем? - Исключительно ради этого, - он наклонился ко мне, и я почувствовала прикосновение его губ к краешку моих, создавалось впечатление, что он просто промахнулся. – Как говорится, очень жаль, что мне нельзя целовать тебя. Но у меня есть ещё много времени... чтобы помочь твоей бедной руке! – Гидеон дьявольски улыбнулся и снова склонился, на этот раз - к моей руке - и я почувствовала тёплое дыхание на своём запястье. Кажется, моё тело вновь превращается в пудинг.