Я не хочу жить вечно

      Дождевые капли с глухим звуком ударялись и разбивались о крыши частных домов, собирались воедино и стекали вниз бурным потоком по водосточным трубам, и потом, смешиваясь с природной грязью и человеческим мусором, безжалостно оказывались в недрах городской канализации. Искривленная до безобразия молния, на мгновение ослепив всех ярким светом, рассекла черные грозовые облака и тотчас испарилась, оставляя за собой тяжелые раскаты грома. Ветер нетерпеливо взвыл: он, кружась в безумном танце с каплями, свирепо размазывал их и об асфальт, и о стены домов, безжалостно срывал с деревьев листья, обламывая хрупкие ветки, и сносил мусорные баки, с грохотом перекатывая их по безлюдным улицам. Гроза медленно поглощала Детройт.       Вновь сверкнула молния, и дождь пошел еще сильней, изо всех сил тарабаня по окнам, словно пытаясь пробраться внутрь домов.       Коннор, услышав очередной раскат грома, взглянул на закрытое шторами окно: сквозь небольшую щель просачивались яркие вспышки света, что маленькими размытыми пятнами освещали комнату, в которой долгое время царствовала тьма, уже несколько часов как вырубило пробки. Раздался очередной душераздирающий треск, и ветер, заблудившийся в трубах, истошно заревел. Андроид на мгновение закрыл глаза и, спустя мгновение, обернулся на Хэнка. Диод мигал желтым.       Лейтенант угрюмо навис над телом огромного сенбернара, раз за разом осторожно проводя рукой по мягкой шерсти зверя, словно боясь причинить тому сильную боль. Животное неподвижно лежало на разноцветной подстилке, которая была ему немного малой, в окружении всевозможных лекарств и шприцов, пустых и использованных. Хэнк поджал бледные дрожащие губы. Его пальцы изредка запутывались в густом мехе собаки, но это не мешало мужчине продолжать гладить своего пса, даже изредка чесать тому шею или ухо. Угнетающую тишину, воцарившуюся в густой темноте, разрывало лишь рваное дыхание.       Неожиданно рука Хэнка, которой он непрерывно гладил Сумо, остановилась. Лейтенант замер, вслушиваясь в собственное сердцебиение, что эхом отдавало в ушах. Он вновь взглянул на Сумо и, со всей силы сжав руку в кулак и стиснув зубы, опустил голову, скрывая искаженное болью лицо за седыми волосами. Яркая вспышка молнии вновь осветила комнату, а за ней тотчас последовал леденящий душу раскат грома. Мужчина, склонившись над собакой, крепко прижал ее к себе, продолжая осторожно гладить пса по голове, едва слышно шепча ему на ухо: «Прости, малыш, прости».       Андроид потерянно смотрел на лейтенанта, пытаясь уже несколько минут подобрать подходящие слова.       - Я… могу чем-нибудь помочь? – наконец едва слышно спросил Коннор, слегка поддавшись вперед.       Он попробовал взглянуть на лицо Хэнка, но лейтенант, уткнувшись носом в мех пса, не обратил внимания на произнесенные слова напарника и все так же проводил рукой по телу животного, зарываясь ею в густую шерсть. Казалось, он не слышал ничего. Робот растерянно отвернулся, не решаясь сказать что-нибудь снова, и потупил взгляд.       Еще пару недель назад Сумо стал чувствовать себя не очень хорошо: его дыхание утяжелилось, и несмотря на то, что живот немного обвис и распух, сенбернар стал быстро терять вес. Взволнованные самочувствием собаки, Хэнк и Коннор, не теряя ни минуты времени, тотчас направились в ближайшую ветеринарную клинику, где по окончанию приема их ждало потрясение – воспаление сердца.       Ветеринаром были незамедлительно прописаны нужные лекарства, составлено четкое расписание их приема и назначена строгая диета, но врач, переминаясь с ноги на ногу, все же сочувствующе произнес, что шансов на выздоровление мало, ведь пес уже весьма стар, а лечение лишь поможет ненадолго оттянуть неизбежное. В тот момент Хэнк готов был плюнуть ему в лицо со злости и высказать пару ласковых, но после выхода из кабинета выражение лица полицейского стало мрачным: он понимал, что так, скорее всего, и будет.       И сегодня это произошло.       - Коннор… - едва слышно прохрипел старый полицейский, не отпуская Сумо из крепких объятий.       Андроид, услышав свое имя, тотчас обернулся. Убитый горем лейтенант, скрючившись, держал тело пса, все также не поднимая собственной головы. Его тело периодически вздымалось от тяжелого дыхания, а ослабевшие руки начинали дрожать. Коннор, все это время сидевший рядом со своим напарником, пододвинулся еще ближе и обеспокоенно наклонился, пытаясь хоть как-нибудь увидеть лицо лейтенанта.       - Возьми в прачечной простыню, в гараже – лопату и заводи машину, - сухо и безэмоционально закончил Хэнк.       Андроид замер в изумлении. Он не ослышался, верно? Робот вновь взглянул на своего напарника, словно ожидая услышать дальнейшие указания, но кроме рваных вдохов до его ушей не доносилось ничего. Андроид не уверенно встал и медленно, почти не издавая звука, направился в сторону прачечной, где возле двери, ведущей в коридор, остановился. Он, положив руку на косяк, крепко сжал ее и, зажмурившись, вышел из комнаты. Позади него раздались глухие всхлипывания.       «Простите, Хэнк, что не могу Вас подбодрить. Прости, Сумо, что не помогли тебе раньше».       Я не хочу…

***

      Озорные солнечные лучи, что с огромным трудом пробивались сквозь закрытые жалюзи,размытыми пятнами освещали приторно белые стены больничной палаты. Некоторые из них, самые забавные, чем-то даже напоминали образы животных: например, в углу под потолком решил отдохнуть медведь, а чуть левее от него распластался громадный слон. Пожалуй, рассматривать такие солнечные узоры здесь было единственным развлечением.       Хэнк глубоко вздохнул и тотчас же поморщился: вокруг пахло стерильностью и всевозможными медикаментами, отчего даже воздух казался каким-то неестественно горьким. Правда, иного выхода у лейтенанта не было, и он это прекрасно понимал. Все же такой удивительность способностью, как возможность дышать, были наделены только живые существа. И только они способны были чувствовать боль. К счастью. Или же к сожалению?       Старый полицейский взглянул на андроида, своего напарника, который уже несколько часов не отходил от его больничной койки, и едва заметно улыбнулся – на душе стало как-то спокойнее. Одна рука, сделанная из различных сплавов металла и пластмассы, крепко сжимала другую, по венам которой бежала горячая алая кровь. А когда-то такое даже считалось дикостью.       В комнате, где никого не было, кроме одного пациента и посетителя, было непривычно тихо, лишь медицинское оборудование противно жужжало и издавало истошный писк, появляющийся раз в пару секунд. И Коннор, как загипнотизированный, смотрел на темный экран электронного прибора, где отображалась частота пульса и дыхания. Он буквально впился в него взглядом, боясь пропустить возможные ухудшения.Ему впервые было страшно. Очень. Его обычный невозмутимый образ был стерт в пыль одним лишь взволнованным, мечущимся взглядом. И мигающим диодом.       Андроид, боясь даже на мгновение отпустить руку своего напарника, с осторожностью взглянул на него: бледный, окутанный электрическими проводами и дыхательными трубками Хэнк покорно лежал под одеялом на больничной койке, лишь изредка поворачивая голову в разные стороны. На его исхудавшем лице можно было заметить не один десяток новых морщин, а некогда ярко-серые глаза потускнели и стали мутными, как грязное стекло. А руки… Робот поджал губы. На него с каждой секундой все сильнее давил страх. Огромный, необъятный страх, который распространялся по всему телу, как смертоносный вирус, заставляя андроида все утопать в собственных мрачных мыслях.       Неожиданно поверх руки робота легла другая, слегка грубая и шершавая, но такая теплая. Она, как спасительная тростинка, мгновенно вытянула его из беспросветной пучины размышлений и вернула его к жизни. К жизни ли?       - Не волнуйся, сынок, я выкарабкаюсь, - усталым голосом проговорил Хэнк и улыбнулся, - со мной все будет хорошо, и потом мы вместе пойдем домой.       «Сынок»… Коннор, еще крепче схватив лейтенанта за руку, опустил голову и сильно зажмурился. Как же ему хотелось верить, что это так и будет.       С того момента, как он принял ту часть своего «я», которая может именно испытывать и ощущать эмоции, а не симулировать их в угоду человеку, весь мир буквально перевернулся. Он начал… теряться, словно его способность анализировать ситуации на различные варианты исхода была заблокирована после осознанного неподчинения человеческому приказу. И именно сейчас как назло, когда нужно было сохранять здравый рассудок, все эти чувства огромными волнами захлестывали его сознание, вызывая противоречивые команды. Что делать? Как быть?       Что-то осторожно коснулось головы андроида и, словно выждав пару мгновений, начало ласково гладить его по голове, перебирая хоть и искусственные, но мягкие пряди волос. Коннору тотчас захотелось вновь взглянуть на Хэнка, но он замер, боясь пошевелиться. Какое-то нежное чувство шелком обволакивало его тело, заставляя трепетать все активные сенсоры и датчики. Ему даже казалось, что если он поднимет голову, то это приятное чувство испарится в воздухе, как будто его никогда и не существовало, однако желание увидеть лицо своего напарника в тот момент было сильнее, и андроид все же нерешительно зашевелился. По телу словно прошелся легкий электрический разряд.       Хэнк улыбался. Улыбался от чистого сердца, так добро и так по-домашнему, что подобное уже казалось для многих даже чем-то невозможным. И, если бы лейтенанта сейчас увидели коллеги, что знают его, в основном, как неприятного типа, то, скорее всего, они приняли бы его совершенно за другого человека. Но только не Коннор. Ему даже больше нравилось смотреть в эти серые глаза, где уже давно погасло то яростное пламя отчаяния и ненависти, но горел спокойный, тихий огонек жизни.       Лейтенант осторожно убрал руку с головы напарника и попытался слегка потрепать поникшего андроида за щеку, но из-за пластика провернуть подобное оказалось сложно. И он сам усмехнулся своей затее.       В этот момент Коннор почувствовал, что как бы он сейчас хотел уметь дышать.

Я не хочу жить…

***

      Раздался глухой щелчок, и массивная входная дверь неохотно отворилась. Внутрь дома, где уже долгое время царила непроглядная тьма, пролился бледный лунный свет, частично освещая коридор и раскиданные в нем вещи. Серебряные частички пыли весело взмыли в воздух от легкого порыва ветра и, немного покружившись, стали плавно опускаться вниз. Все было пустым.       Дверь со скрипом закрылась, и весь дом вновь огромным зевком поглотила вяжущая чернота. Лишь красный диод андроида мигал в этой темноте.       В доме, где не живут люди, уже не нужен был свет.       Робот осторожно облокотился на входную дверь и, запрокинув голову назад, закрыл глаза, пытаясь вслушаться в окружающие его звуки, но кроме угнетающей тишины, что раскалённым лезвием терзало его сознание, не было ничего. И не было никого. Уже никого.       Заскрипели слегка расшатанные половицы – андроид медленно направился в зал, внимательно осматривая каждую вещь в доме. Он осторожно прикасался к стенам и, проводя по ним рукой, едва заметно улыбался, ощущая их неровность и шероховатость. Он с особой заботой подбирал раскиданные вещи и смотрел на них. Долго и тщательно, скрупулёзно разглядывая каждую мелкую деталь. Так ведь поступают люди, когда не хотят забывать то, что им дорого, верно?       Шаг за шагом, и андроид не успел заметить, как перед ним буквально вырос огромный стеллаж, на полках которого за несколько лет успело скопиться не только внушающее количество бумажных книг, но и всяких разных безделушек, в том числе и мусора. Робот застыл на месте, пораженным таким величием обычного книжного шкафа, что упирался своей формой в потолок. Сколько же здесь вещей, сколько историй, сколько памяти… А ведь в обычной жизни он этого не замечал. И вряд ли бы заметил.       Руки словно сами потянулись к одной потрепанной книге, что лежала в малоприметной куче, покрытой вековой пылью, и, открыв ее на нужных страницах, андроид вытащил оттуда небольшой железный ключик, слегка помятый и заржавевший. Такая крохотная вещица, но такая… сильная? Андроид провел по ней пальцами и, ненадолго задумавшись, открыл им маленькую резную дверцу, что находилась в самом низу шкафа. Тайник.       Осторожно вытащив небольшой черный кейс, словно боясь оставить лишнюю царапину, андроид неспешно направился на кухню, крепко сжимая в руке до неудобства маленькую ручку. И с каждым шагом ему все сильнее казалось, что его механическое сердце бьется быстрее. Хотя, возможно, ему просто хотелось верить в это. Люди же тоже во что-то верят.       Он отодвинул стул и, аккуратно положив на слегка покосившийся от старости стол чемодан, навис над ним мрачной тенью. Диод продолжал истерично мигать красным, а перед глазами мелькали лишь одни слова: надо открыть, надо.       Раздался едва заметный щелчок, и черная крышка с легкостью открылась. Почти на такой же черной подкладке, созданной из материала, похожего на бархат, лежал старый револьвер. С него кое-где уже начала слезать краска. Андроид бережно коснулся его кончиками пальцев, и в памяти проскользнуло несколько обрывков воспоминаний, которые он когда-то успел похоронить на задворках своей памяти. Уголки губ слегка приподнялись в грустной улыбке. Как же давно это было. Очень.       Робот аккуратно вынул оружие и, открыв барабан, заметил, что там все также находилась одинокая пуля, с тех пор не нашедшая свою судьбу. Пока что. Вставив часть оружия обратно на место, механическая рука скользнула по нему, прокручивая. Тишину разрезал треск – игра началась.       Железное дуло револьвера прикоснулось к виску андроида и, как тому показалось, обожгло мертвецким холодом. Или как привыкли выражаться люди? Робот, устало усмехнувшись, закрыл глаза. Пальцы легко нажали на курок, и диод, окрасившись в багряный, померк.       

Я не хочу жить вечно.