Мы никогда не умрём

Всё ниже и ниже, уже практически касаясь проклятой самой судьбой Земли, опускается небо, вновь объятое пожаром. На кожу, поверх запекшейся крови и прилипшего пепла, оседает колючий песок, причиняя некий дискомфорт, но смахнуть его банально нет времени: свободных секунд хватает разве что на глубокие вздохи, что совершают с неким трепетом и преклонением, будто не горячий, пропитанный вкусом крови и гари воздух глотают, а последние мгновения беззаботной прежней жизни ухватить и вернуть пытаются… Молодая девушка с синими, как лепестки только распустившегося василька очами, собственным израненным телом умирающую сестру прикрыть пытается. Но поражение одно влечёт за собой другое: когтистая лапа хрупкую блондинку отшвыривает, словно пушинку, а истекающее кровью тело, так похожее на ту, что кричит, рыдает и крошечными кулачками стучит в бронированную чешую, отправляется в клыкастую пасть. Секундное молчание, даже мир вокруг замирает. А потом тишину пронзит оглушительный вопль, будто острым мечом по живой плоти. Лучезарные глаза вмиг обретают багряный отлив с некой толикой безумия. Рассудок отступает за его ненадобностью. Для кого-то в новинку и всего лишь выбьет несколько литров слёз. Для неё же - очередная гибель дорогого человека; сама уже сбилась со счёта. Натянутые нити нервной системы с каждым хрипом умирающего теряют по паре волокон. Казалось бы, сквозь сотни битв прошла, и нервы уже – стальные канаты, но и титан плавится в бушующем внутри мареве. А гибель частички себя отдаётся огнём по венам, по сердцу осознанием дробит душу - лучше бы кости, боль была бы простой, угасающей постепенно и сугубо личностной. Паутинки сознания растворяются в праведном гневе. Связь реальности с внутренними потребностями уже не ограничивает действия, не сдерживает хрупкое девичье тело оковами разума или голосом морали. Демону чужды человеческие чувства или же нужны как подпитка, как оправдания учинённой им же кровавой резне? Синеглазый демон и сам в ответе не уверен. В военное время правительству нет дела до человеческих сантиментов. Любой нарушитель приравнивается к отступнику и карается незамедлительно, без разбирательства и права на оправдание. Те же, кто и не пробует смягчить участь свою, а напротив, продолжают замкнувшись в себе сходить с ума, уничтожаются с особой жестокостью и рвением. …А её не вернуть, ведь истории не ведомо сослагательное наклонение. По крайней мере, раньше так было, а теперь, на осколках и развалинах старого мира и к запретной магии прибегнуть не грех, наверное. Если и грех, то не страшно, - любовь готова принять и такие нелепые жертвы, лишь бы помнили о существовании самой структуры возвышенной те, кто за возможность ходить по прожжённой пустоши платит кровью вражеской, а ночами – слезами и беззвучными молитвами. Тут невозможно прежней остаться, ведь измельчала уже. Мечты о светлом будущем постепенно растворяются в щелочи, отдавая место чему-то банальному, до неприемлемого смеха обыденному: вот бы приевшийся облик демона вновь сменить хоть на миг, облачиться в потрёпанное вишнёвое платье. И волосы, что снега первого белее, вновь окрашены вражеским красным. Лицо, что ангела невинного милее, искажено ненавидящей гримасой; очередной приступ безумия, порождённый воистину ужаснейшим временем, не подходящим ничуть для столь прекрасного создания, как она. Второй же демон наблюдает за безумием первого, при этом сражаясь на два фронта, незримо прикрывая спину ополоумевшего сотоварища, что в объятия смерти стремиться нарочито вычурно. Не выдерживает вдруг нервная система демона в личине интеллигента, собственная прихоть вдруг становиться выше командных целей. Одно заклинание ценою в магическую мощь. Гибель отчаяния ценою в жизнь. Решение за миг, что неприемлемо для зеленоволосого аналитика. Твёрдая походка, сбившееся от накатившего волнения дыхание. Не страшно с жизнью проститься, проиграть собственной слабости лишь пугающе, ведь инстинкт самосохранения из глубин прогнивше-пепельной души так не кстати поднимается. Всего-то нужно, что символ короткий на истерзанной девичьей спине и близость от ворот Затмения, а ненавистный спутник жизненный всё сильнее скребёт в стенках черепа и сердца, вмиг покрывшимися будто атрофированной коростой. Она смотрит пораженно, лишь с отголоском безумия во взгляде; и вдруг понимает, почему волосы его вновь острижены коротко - в знак не грехопадения и раскаяния, а скорби по чему-то важному, уже фактически утраченному. Лицо мага письмён вдруг озаряет нежная улыбка и Мира не успевает отреагировать, когда резким выпадом мужчина отшвыривает её метра на три. Но боли почему-то нет, лишь слабое покалывание на пояснице и гнетущее ощущение полета. А затем - сладостное беспамятство... ...Фрид опирается на какой-то предмет,драконий труп предположительно. По аристократическому лбу стекает пот, посеревшие щёки впали, руки дрожат; тело стремительно покидает магия, высвобождаясь и устремляясь вслед за растворяющейся в потоке времени Мираджейн. Маг делает ещё пару шагов и будто замертво падает на землю. Смерть опять готова принять в объятия нового постояльца чертогов своих, но он почему-то совсем не печалится, об отсрочке молить не смея. Лишь в глазах отражается угасающая жизнь и непоколебимая вера в счастливое будущее-прошлое. Он впервые так верит. Верит, что не умрёт. Никогда не умрёт для неё. Там, в уже потерянном десятилетии, женщина с лицом обитателя небесных чертогов будет сражаться. За счастье в будущем павших,за жизни их, за возможность увидится вновь. Улыбка в лицо смерти. Не страшно ни капли. Любые невзгоды и разлуки бессильны, если в груди бьётся любящее сердце, а в висках звучат удары другого, не менее любящего. Теперь всегда вместе, рука об руку вне времени и пространства. Благодаря одному решению, одной ничтожной жизни уже навсегда вдвоём. И закрывая глаза он с последним вздохом как завет и проклятье шепчет: - Мы никогда не умрём…