Наследник рода Бёрков

С тех пор, как я успешно приземлился на тренировочной площадке перед школой, и мы все разошлись кто куда, мы не обсуждали случившееся. Мерула не заходила в больничное крыло, справедливо решив, что внезапное обморожение посреди лета вызовет определённые подозрения. Она теплее одевалась, брала горячий облепиховый чай в главном зале и пила укрепляющий травяной отвар. Рована вновь нельзя было вытащить из библиотеки, Бен за километр обходил всех слизеринцев без исключения и вообще держался тише воды, ниже травы. Пенни я нигде не видел, сам пропадая в кабинете Флитвика. Преподаватель чар официально освободил меня от сдачи летнего экзамена по его предмету, что дало мне возможность больше времени уделить зельеварению и полетам. Я уже начал думать, что все обошлось, и наша ночная вылазка так никому и не станет известна, как вдруг в последний день занятий во время обеда на мое плечо присел филин. На конверте красовалась внушительная печать директора, при виде которой мне сразу все стало предельно ясно: не обошлось. Более того, не просто «не обошлось», сняли баллы и забыли, а скорее всего мы, сами того не зная, сотворили довольно большую проблему. Возможно, то ледяное царство, в котором мы все едва не погибли было лишь своеобразной прихожей, а вовсе не Проклятыми Хранилищами. Возможно, проникнув туда, мы разрушили защитные чары, и этот заколдованный лёд, много лет томившийся там, теперь сможет выбраться наружу и покрыть весь Хогвартс. В таком случае я куда как круче брата. Скорее всего, Дамблдор хочет меня видеть, чтобы лично иметь честь выпроводить меня из этой школы. А это значит, что я в поисках следов Джейкоба затронул что-то более сильное, чем магия Тёмного Лорда и директора. Что-то более могущественное, имеющее свой собственный разум. Тот кусочек обледеневших дьявольских силков, который я подобрал и положил в карман мантии, до сих пор лежал там и не думая таять. Более того, мантия, в карман которой я его положил, тоже медленно покрывалась кристалликами льда. Разумеется, я не носил её. Спрятал в чемодан как только мы выбрались, мне пришлось вытащить оттуда все вещи и запрятать его далеко в шкаф, ведь раз обледенела мантия, обледенеет и он. За лето я намеревался как следует изучить все, что связано с этим льдом. Я не верил, что его невозможно подчинить, не к этому ли стремился мой брат? Однако, вмешательство директора могло все испортить. Следовало хорошо подготовиться к разговору. В отличие от Рована, который просто много читал, я читал значительно меньше, но зато вдумчиво и по делу. До поступления в Хогвартс я успел многое прочитать о его директоре и выяснил, что он, оказывается, блестящий легилимент. Дамблдор желал видеть меня вечером, поэтому в оставшееся у меня время я пошёл в библиотеку и набрал книг по окклюменции. Ментальный барьер, хотя бы самый простенький я должен был выстроить. Я, конечно, сомневался, что он будет копаться в голове у одиннадцатилетнего ребёнка, вот только, я не считался обычным ребёнком, спасибо моему брату. Да и директор далеко не дурак, наверняка наблюдал за мной этот год и делал свои выводы. Но я тоже умею наблюдать и правильно использовать полученные знания. В той же истории Хогвартса написано, что Дамблдор закончил Гриффиндор, а что ценят на львином факультете? Разумеется, храбрость. Значит на первый план выставляем воспоминания, как мне страшно, но как я отважно пробираюсь сквозь пургу и туман к девочке с фиалковыми глазами. Как смотрю на неё, заключённую в ледяные оковы, как мне холодно, но я никуда не ухожу без неё. Что ещё ценят львята? Благородное сердце, любовь к семье. Значит, покажем ему воспоминания наших с братом отношений. Как я люблю его, как мы играли вместе, какой были дружной семьей, как счастливы были, и как я хочу это вернуть. Врать директору бесполезно, но и говорить всю правду тоже никто не просит. Надо говорить то, что он хочет услышать. Так, например, зачем ему знать о кусочке проклятого льда и темной магии, ради которой я хочу найти Хранилища, если можно представить себя как маленького одинокого мальчика, который всего лишь хочет вновь увидеть брата и доказать всем, что его брат хороший? Зачем показывать свой цинизм и умение манипулировать людьми, когда это можно представить как дружбу и доверие к людям, не важно чистокровные они или же маглорожденные и к какому факультету принадлежат? А ещё надо как можно правдоподобнее изобразить раскаяние и испуг несчастного мальчишки, который боится нравоучительной лекции и не хочет чтобы его отчислили. Идеально, образ готов! Директор ждал меня во внутреннем дворике у фонтана. В воздухе изумительно пахло наступающим летом и мечтами, а в небе сияли тысячи ослепительно белых и таких далеких звёзд, а в самой середине чернела фигура директора. Я, как и положено провинившемуся, скромно потупил взгляд и нервно расправил мантию. Я предварительно специально измял её, и кое где испачкал кетчупом, чтобы было заметно, как я волновался, читая его письмо за обедом. Бедный напуганный мальчик! Не знал куда себя деть и что делать, сам директор хочет поговорить с ним! Не отрывая взгляда от пола, поникший, я бесшумно подошёл к Дамблдору сзади и остановился. - Вы хотели меня видеть, директор, - пролепетал я как можно неувереннее. - Питер, - он обернулся и, я был почти уверен, по-доброму улыбнулся, - Посмотри на звёзды, Питер, они такие красивые, такие далекие. Я нерешительно поднял взгляд, при этом максимально сконцентрировавшись на внутренних ощущениях. Конечно, опытного легилимента ты никак не почувствуешь, но я должен контролировать прежде всего себя, чтобы не вызвать лишних подозрений и не сбить всю стратегию. - Директор? - как можно более застенчиво пискнул я и мысленно зааплодировал сам себе; фантастическая игра! Старик смотрел на меня с теплом и заботой, но едва ощутимое покалывание на кончиках пальцев подсказало мне, что он осторожно, ненавязчиво проникает в мою голову, листая воспоминания. Я максимально сконцентрировался на мысли о Джейкобе, даже представил его для полной достоверности. Кажется, старик клюнул, потому что неприятная дрожь отпустила, и он вновь обратил взгляд к ночному небу, и я с ним. - Я люблю приходить сюда, когда мне нужно подумать, - сказал старик задумчиво, потом снова с улыбкой обернулся ко мне, - Ты ждёшь лекции, но я чувствую, что ты хочешь спросить меня о чём-то важном. «Чувствует он, как же! Шарился в моей голове, а говорит, что чувствует. А если я в твою голову залезу, а старикан? Я ведь многое там найду, можешь не сомневаться.» Однако, я не позволил эти мыслям вылезти на поверхность, а уж тем более как-то отобразиться у меня на лице. Нет-нет, сейчас я застенчивый испуганный мальчуган, который отчаянно хочет вернуть своего старшего брата домой и доверяет без исключения всем, верит в чудеса, любовь, дружбу, благородство. Так что действуем по плану. - Я хотел спросить о Джейкобе, сэр, - добавив в голос как можно больше тоски и для порядка даже негромко всхлипнув, сказал я, - За что его исключили? Я так скучаю по нему! Мы могли бы быть сейчас вместе... он мог бы помогать мне с уроками, мы бы вместе болели за наш факультет в квиддиче... - Джейкоб был очень одаренным учеником, но его действий... его действий не понял даже я, - старик театрально вздохнул, будто и правда искреннее сочувствует, и я почувствовал подступающую тошноту. Но нужно было доиграть эту ломанную комедию. - У меня просто не было выбора, - вздохнув, продолжил он, и ласково потрепал меня по макушке, от чего я тяжело сглотнул вставший в горле ком. Мерлин, как это мерзко! Кто давал ему право меня касаться? Распустившийся старый дед! - Я вижу в тебе огромный потенциал, мой мальчик. Ты многое сделал за этот год, и ты уже сейчас намного сильнее и разумнее Джейкоба, и, знаешь, я думаю, ты только что заработал Слизерину сто очков. Хороших тебе каникул! Он в последний раз взглянул на меня и удалился, исчезнув в ночных тенях, оставляя меня опустошенным и смертельно уставшим один на один с бесчувственным ночным небом. Не знаю что он находит в звёздах. Я с детства не находил ничего прекрасного в созерцании ночного неба. Эти холодные миллиарды глаз, презрительно глядящие на тебя с высоты навевали на меня лишь тоску и одиночество. А ещё холод, ужасающий холод, такой, что я чувствовал, будто проклятий лёд покрывает меня изнутри. Не помня себя, я на кривых ногах добрел до фонтана и упал мимо скамейки, прямо на холодную немного влажную от выпавшей росы траву. Не знаю, потерял ли я сознание или просто лежал без сил, и сколько вообще лежал, но я не чувствовал абсолютно ничего, кроме бархата такой уютной спокойной тьмы. Когда я открыл глаза, передо мной все ещё было ночное небо во всей своей далекой пустынной красоте, недалеко, на расстоянии вытянутой руки располагалась скамейка у фонтана, на которую я собирался присесть, но немного не дошёл. Тошнота и чувство тоски ушли, и судя по тому, что я не успел замерзнуть и не был никем замечен, иначе бы пришёл в себя в больничном крыле, пролежал я так недолго. Несколько минут не больше. Я прекрасно помнил разговор с директором, его мимику, тактильные ощущения, сколько баллов нашему факультету он зачислил ни с того, ни с сего, а значит память мне никто не стирал. Я также блестяще помнил про надежно спрятанный кусочек льда и свои планы на лето, а это получается, что мне как то удалось скрыть это от директора. Выходит моя минутная слабость, если можно так выразиться, это своеобразная реакция на применённую легилименцию? Надо будет прибавить к моим летним планам ещё один пункт: узнать по больше о легилимаенции и окклюменции. В отличии от парселтанга или анимагии, которые являются врожденными дарами определенного рода волшебников, этому можно научиться. Полежав ещё с минуту, я осторожно сел, глубоко вдохнул и осторожно выдохнул, потом очень медленно встал. Дурнота не накатывала, поэтому я осторожно, стараясь держаться поближе к стенам, чтобы было на что опереться, двинулся в сторону подземелий. Все уже успели лечь спать к тому моменту, когда я черепашьим шагом добрался до гостиной. В камине ещё теплился огонь, отбрасывая тени, и когда я уже почти добрался до лестницы, ведущей в спальни мальчиков, мое внимание привлекла длинная тень, чей-то силуэт на стене. Неужели кто-то ещё есть здесь? Поборов желание махнуть рукой на этого полуночника, ведь правда, какое мне дело, кто решил провести последнюю ночь перед отъездом по домам в раздумьях перед камином, я двинулся к нему. - Мерула? - немало удивился я, заглянув через спинку кресла. Девочка, пододвинувшая кресло как можно ближе к огню, забралась в него с ногами, свернулась калачиком и самозабвенно ела подаренные мной конфеты и читала книгу, ту самую которую я «забыл» на её кровати. Когда она повернулась на мой голос и поднесла палец к губам, чтобы шикнуть на меня, я заметил, что они все в шоколаде. Удивительно, но при одном только взгляде на неё, такую необычную, какую-то тёплую, я почувствовал, как ко мне возвращаются силы, высосанные директором. - Не ори, Бёрк, - буркнула она и неожиданно протянула мне мешочек с конфетами, - Я ещё не все успела съесть, хочешь? Вообще-то я не хотел, но вежливо вытащил одну и положил в рот. - Интересно? - спросил я, присаживаясь на подлокотник и кивая на раскрытую книгу. - Очень, - она улыбнулась. Внезапно так чисто, так по-настоящему, без всяких ухмылок, так, что я невольно почувствовал, что я проваливаюсь куда-то вниз, вглубь ее ярких фиалковых глаз и захлёбываюсь ароматом летних цветов. Не то что эти холодные бесчувственные звёзды, которыми так восхищается Дамблдор. Несколько минут мы сидели в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев в камине да шелестом страниц книги. Я вслушивался в размеренное дыхание девочки рядом, наблюдал за движением ее глаз, бегающим по строкам, пальцев, перелистывающих страницы. Я наблюдал за ней и думал о том, что почти поверил в чудо. Ведь как ещё можно объяснить происходящее? Я и Мерула Снайд. Сидим одни в общей гостиной Слизерина, так близко, как ещё никогда не сидели, и рядом с ней блёкнут все мои мысли о Джейкобе, о Проклятых Хранилищах, о Книге Проклятий, о льде и о темной магии. Рядом с ней меркнет абсолютно все, и я готов отдать душу за такие мгновения. Разве это нормально? Разве можно объяснить логически? Нет. Потому что это самое настоящее безумие... - О чем думаешь Бёрк? - прервала тишину она через какое-то время. - А? - растерялся я. Она застала меня врасплох, я даже и не понял, что она сказала. В любое другое время, она бы не упустила шанса злобно подшутить, но не в этот раз. - Давай угадаю, - улыбнулась она без всякой злобной ухмылки, - Ты размышляешь над тем, кто перед тобой. Куда делась гроза всех учеников Хогвартса задира-Снайд, и кто эта девочка перед тобой. Впечатлён, моей адекватностью так, что потерял дар речи? Мне оставалось лишь кивнуть, чувствуя себя безумно глупо, а она продолжала, глядя на огонь: - Сегодня последняя ночь в Хогвартсе, ты знаешь? Утром после завтрака все разъедемся кто куда, на целые три месяца. Ты поедешь домой, а мне на ногу оденут трекер слежения, и мой куратор из аврората аппарирует вместе со мной на служебную квартиру, где меня держат, прямо с платформы. Мой радиус передвижения составляет две мили. Особенно не погуляешь, но бывает и хуже, ты в курсе? Скорее всего, как только мне исполнится восемнадцать меня посадят в Азкабан. Не думай, что я питаю надежды увидеть родителей. Все сидят в одиночках. Так устроена эта тюрьма. Представляешь, сколько ты не знаешь, Бёрк? И я тоже много не знаю. Озлобилась на мир, потому что у меня отобрали семью. Все эти грязнокровки, полукровки с Гриффиндора и Пуффендуя, которых ты защищаешь, они отобрали у меня мой мир. Я приехала в Хогвартс, чтобы показать всем, что я самая сильная волшебница, чтобы этот мир встал передо мной на колени, и тут появляешься ты и втаптываешь меня в грязь! Учителя и ученики считают тебя чертовым героем, говорят, что ты сильнее меня. Мне нужна эта книга проклятий, чтобы освободить родителей! А тебе? Зачем она тебе? Хочешь вернуть брата или же стать новым Темным Лордом? Я открыл было рот, чтобы возразить, но она подняла руку, сигнализируя, что ещё не закончила. - Ты точно продолжишь искать, я знаю. Я знаю это так же хорошо, как и то, что это ты мне подарил эти конфеты, ты оставил для меня эту книгу и именно ты построил для меня ту снежную крепость. Ты подарил мне первое за все мое детство Рождество, Бёрк. - она выдохнула, и я заметил, что как блестят стоящей в них влагой её глаза, - У меня никогда не будет больше шанса провести время с тобой. Я так и не обзавелась друзьями, не то, что ты. Это глупо звучит, Бёрк, но ты мой единственный друг здесь. А, возможно, твой. И... - было видно, что она хочет сказать ещё очень много, но мне было уже все понятно, меня переполняли чувства, название которым я не мог подобрать. Поэтому я остановил её, просто обняв и прижав к себе. - Я все понял, - прошептал я, зарывшись носом в ее непослушные короткие волосы, - Я все понял, Мерула. Давай просто проведём эту ночь перед отъездом вместе, как тогда, в Рождество? Она кивнула и вдруг протянула мне книгу. - Почему-то я представляю, что главный герой это ты, - немного насмешливо сказала она, - пытается казаться рассудительным, а на самом деле такой балбес! Почитай мне, а я представлю, что это он рассказывает о себе. И я покорно взял в руки книгу и принялся читать, стараясь подобрать именно тот тембр голоса, каким, как мне казалось, обладает главный герой. Я думал только об этой ночи, когда утром в главном зале Дамблдор объявил результаты. Слизерин взял кубок школы в очередной раз. Я подбросил вверх колпак вместе со всеми, но смотрел только на неё, любовался только ее улыбкой и искрящимися от восторга фиалковыми глазами. Об этой ночи я вспоминал всё лето. Думал о ней всю дорогу в Хогвартс-экспрессе, пока смотрел в окно на мелькающие пейзажи. Мы ехали в разных купе, но мысленно были рядом друг с другом. Я думал о ней и провожал взглядом, когда она уходила за руку с каким-то невзрачным мужчиной, от которого за милю несло федералом. Я думал только о ней всю дорогу до дома в прокуренном маггловском кэбе. А ещё я думал, что же она рисовала тогда, в Рождество и подозревал, что уже знаю ответ.