В Багдаде всё спокойно!

— А здесь вы можете видеть уникальную вазу, найденную в гробнице фараона Тутанхамона. Этой вазе почти тр-р-ри тысячи лэ-э-эт… — монотонный голос старенького экскурсовода разносился по полупустому музею набатом. Кроме группы туристов, состоящей из тринадцати человек, в зале было всего лишь три посетителя, поэтому даже негромкие пояснения усиливались и отдавались эхом, становясь почти оглушающими.       Пасифика потёрла глаза и недовольно оглянулась на мужа, задержавшегося у предыдущей экспозиции. Они ходили по музею уже почти час, но Берни не уставал восхищаться каждой мелочью, надолго замирая перед стеклом витрин. Его увлечение археологией было единственным, чего никогда не понимала Пасифика.       Экскурсовод двинулся дальше, и люди потянулись за ним, тихо перешёптываясь (что, впрочем, было бессмысленно, поскольку и шёпот становился громче в несколько раз, отражаясь от высоченных потолков музея). Берни догнал группу, подхватил жену под руку, и радостно сообщил ей: — Милая, взгляни, что я нашёл! Этот амулет, по преданию, принадлежал самому Хор Аха и обладал невероятной властью над душами. Если смотреть на него под определённым углом, то легко увидеть созвездие жертвенника, которое может украсть душу смотрящего… — Жертвенник? Под каким углом смотреть? — Пасифика встрепенулась, услышав знакомые слова. Астрономия, в отличие от археологии, была ей весьма интересна, и девушка никогда не отказывалась ни от чего, что было связано со звёздами.       Две головы склонились над стеклом. Тёмно-зелёные и синие глаза отразились в глубинах матово-чёрного камня. Один из посетителей, не принадлежавших к экскурсии, чуть замешкался, когда все остальные прошли в следующий зал. Никто не заметил краткой вспышки изумрудного света и тонкого стека, на долю секунды показавшегося из широкого рукава отставшего старика. — Ваши души украду я…

***

      Яркий свет бил в глаза, заставляя Пасифику болезненно морщиться. Она с трудом подняла руку, надеясь защититься от солнечных лучей, но неожиданно обнаружила, что лежит щекой на чём-то твёрдом. Медленно разлепив глаза, женщина огляделась, пытаясь вспомнить, где она и как здесь оказалась. Однако воспоминания упорно оканчивались залом каирского музея и взглядом в густую черноту камня.       Пасифика сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая себя, и ещё раз прошлась взглядом по окружающей обстановке: гостиная типично английского (впрочем, может быть и американского) дома, оформленная в синих тонах, с широко распахнутыми окнами, из которых на пол льётся свет. Два небольших кресла, диван, круглый газетный столик… Современный, весьма дорогой телевизор и самый настоящий камин. На котором в рамочках стоит огромное количество фотографий какого-то белобрысого ребёнка.       Ещё раз вздохнув, чтобы справиться с подступавшей к горлу паникой, Пасифика медленно встала с пола, на котором отчего-то лежала. Рядом отыскалась метёлка от пыли, и девушка смогла сделать вывод, что до этого она убиралась. Затем, вероятно, отчего-то потеряла сознание, упала, ударилась затылком. Для такой ситуации вполне нормальна лёгкая амнезия, просто необходимо обратиться к доктору, подобное лечится — оправдания были абсурдными, но по крайней мере не давали Пасифике скатиться в истерику.       С верхней площадки лестницы, спускавшейся в коридор, куда вела единственная дверь гостиной, послышался какой-то топот. Пасифика неуверенно сделала шаг вперёд, направляясь к источнику шума… — Кто там? — собственный голос показался ей незнакомым, и девушка смолкла, лихорадочно ища объяснение подобной странности.       Сквозь перила показались чьи-то ноги, затем живот, и наконец Пасифика полностью разглядела спускавшегося, с облегчением узнавая в нём собственного мужа. Берни почти не изменился с того момента, как она его запомнила, разве что несколько растолстел и наконец избавился от столь любимых им бакенбард, но это нисколько не смущало любящую жену. — Берни! Милый, я такая неуклюжая… — Пасифика бросилась к мужу, едва не плача от облегчения, накатившего при виде знакомого лица. Сейчас он всё ей объяснит, наверняка она забыла очень много хорошего, но это ничего, вместе вспомнят. — Представляешь, вытирала пыль, упала, а теперь ничего не помню с самого нашего отпуска в Каире!       Мужчина несчастно засопел, становясь похожим на растерянного моржа, и умоляюще протянул: — Пасси, дорогая, только, прошу тебя, не злись…       Это было дурным предзнаменованием, но Пасифика решила не обращать внимания, ведь не может быть более серьёзной проблемы, чем та, с которой она только что столкнулась, а остальное легко пережить.       Берни усадил жену в кресло, продолжая уговаривать не расстраиваться, принёс ей стакан воды с кухни, накапал туда успокаивающего… — Понимаешь, милая, в этом мире ещё столько всего удивительного… Иногда люди исчезают, как не было, ты ведь слышала, что об этом говорили в новостях? А иногда резко начинают вести себя совсем не так, как прежде. Это списывают на возраст, на стресс, да и на многое другое, но… Думаю, мы с тобой нашли разгадку, проникли в подлинные причины подобного. Их просто заменяют. — Что?! — Пасифика, до этого спокойно сидевшая в кресле, уставилась на мужа в изумлении. — Берни, что ты такое говоришь? Я знаю, что ты всегда увлекался этой своей антинаучной ересью, и никогда не спорила с тобой, но сейчас, когда у нас реальные проблемы… Это попросту глупо, дорогой!       Однако, к огромному удивлению Пасифики, Берни продолжил настаивать на своём. Он даже протянул ей какие-то бумаги, якобы утверждавшие, что данный коттедж принадлежит семье Дурслей, Вернону и Петунье, у которых, к тому же, есть двое несовершеннолетних детей. В другой обстановке Пасифика, знавшая о своём бесплодии, порадовалась бы тому, что ей наконец удалось уговорить мужа взять ребёнка, но только не теперь, когда Бернард устроил какую-то глупую шутку. — Послушай, это уже переходит все границы… — попыталась возмутиться Пасифика, но в этот момент раздался грохот входной двери (женщина как-то машинально отметила, что отлично знает звук, которым обычно сопровождается возвращение Дадли из школы. Правда, кто такой Дадли, почему-то не вспомнилось) и в гостиную влетел толстый светловолосый мальчишка. — Мам, а Гарри притащил крысу! Крысу! Пап, ты же запрёшь его в чулане, да?       Пасифика схватилась за голову. Противный голос маленького ябеды неожиданно пробудил память, до этого мирно дремавшую, и женщина совершенно растерялась перед потоком новой информации. — Э-э-э, Дадли, я не думаю, что это хорошая идея… — промямлил Берни — Вернон? — косясь на жену, замершую в кресле. — Мне нужно спросить Па… Петунью, прежде чем принимать решение о наказании.       «Петунья» едва сдержала стон. У неё в голове всё перемешалось, и хотя она готова была поверить теперь в байку Бернарда о замене людей, но легче от этого не становилось ни капли — наоборот, ситуация из просто сложной превращалась в архисложную, абсурдную и ужасно запутанную.       Несколько секунд в комнате было тихо: Дадли выжидательно уставился на мать, Пасифика пыталась принять хоть какое-то решение и справиться с паникой, а Берни просто растерянно молчал, так и сжимая в руках стакан с успокаивающими каплями, который собирался отдать жене.       Наконец Пасифика приняла решение. Уставший разум просто отринул всё ненужное, постановив заняться самым привычным, понятным и успокаивающим делом: разрешить спор детей, выяснив, что за крысу принёс Гарри. Во всяком случае, с этим она могла справиться, а всё остальное вполне себе подождёт. — Послушай, эм, Дадли, — она едва не запнулась на имени ребёнка, но память Петуньи вовремя подкинула нужное. — Мне нужно посмотреть, как выглядит крыса, которую принёс Гарри, и поговорить с ним. Если это действительно крыса, то мы выпустим её обратно на улицу, а потом сходим в зоомагазин и купим вам домашнюю мышку. Хочешь мышку?       Толстый мальчишка замотал головой. — Нет! Я хочу, чтобы Гарри наказали! Ты сама сказала, чтобы он не смел таскать в наш дом животных! От них блохи!       Пасифика задумчиво наклонила голову. Дадли, судя по всему, был весьма избалованным мальчишкой, и если она желает его перевоспитать, то придётся приложить очень много усилий… Но и оставить всё как есть невозможно. Ухватив сына за ухо, Пасифика оттащила его в угол и спокойно заявила: — Знаешь что, мерзкий мальчишка? У меня наконец-то открылись глаза. Наказывать нужно тебя, а вовсе не Гарри, потому что ты маленькая ябеда, которая, к тому же, совершенно не умеет себя вести. Так что стой в углу и думай над своим поведением, пока я не разрешу тебе выйти. И останешься сегодня без сладкого.       После этого она забрала у Берни — Вернона — стакан с успокаивающим, сделала несколько больших глотков и, чувствуя, как на плечи опускается пелена непробиваемого спокойствия, двинулась в чулан.       В чулане было темно. Единственная лампочка, свисающая с потолка, упорно отказывалась работать, окон не было вовсе, а распахнутая дверь давала света явно недостаточно. Пасифика глубоко вздохнула, подавляя порыв выругать Петунью, Вернона, всю ситуацию в целом и каждый отдельный её аспект в частности, а затем медленно досчитав до десяти попросила: — Гарри, выйди пожалуйста. И возьми животное. Обещаю, я не буду тебя ругать.       В темноте блеснули чьи-то зелёные глаза, и на свет неуверенно выступил ребёнок лет четырёх на вид (в то время, как Дадли вполне можно было дать все восемь), прижимающий к себе какой-то непонятный свёрток. Одеждой мальчику служили растянутые школьные брюки, явно знававшие лучшие времена, да какой-то свитер, явно не подходящий ко времени года. Пасифика с трудом сдержала желание немедленно переодеть Гарри во что-нибудь более подходящее, однако хорошо расслышала, как Бернард скрипнул зубами — для него подобное отношение к племяннику, пусть даже он не родной сын, тоже было за гранью понимания. — Садись на диван, мне нужно посмотреть на твоего питомца. Может быть ему нужна помощь, или он дикий и тогда будет лучше отпустить его обратно на волю, дома он не приживётся, — Пасифика осторожно подтолкнула мальчика в гостиную, и постаралась взглядом намекнуть мужу, чтобы он забрал из комнаты Дадли. К счастью, Берни обладал способностью понимать жену без слов, поэтому поспешно увёл второго ребёнка, даже не пытаясь спорить. — Питер не дикий, его потеряли.       Гарри упрямо смотрел на тётку из-под насупленных бровей, не спеша отдавать свой свёрток. — Тогда нужно вернуть его хозяевам, они наверняка скучают. И может быть даже плачут, потому что не знают, где же их Питер, — Пасифика осторожно протянула ладонь и мягко попросила: — Пожалуйста, дай мне посмотреть на него. Хотя бы покажи со своих рук.       Мальчик некоторое время сопел, явно опасаясь довериться, однако наконец что-то решил для себя и медленно развернул тряпку, оказавшуюся старой курткой. На свет сначала показался маленький розовый нос, затем мордочка с умными глазами, и наконец весь крыс целиком, вместе с длинным лысым хвостом и маленькими лапками, на одной из которых не хватало пальца. — Бедняга, — тут же расстроилась Пасифика. — У него покалечена лапка. Гарри, нужно срочно отмыть, а затем накормить зверька, сейчас я покажу тебе, чем, а сама отправлюсь в ближайший магазин, чтобы купить ему дом. Это ручная крыса, видишь, он совсем белый, и коготки у него маленькие. Нужно будет обязательно найти хозяев, но пока пусть поживёт у нас… — Питер не хочет, чтобы мы нашли его хозяев, — совершенно серьёзно заявил Гарри. — Они были плохие, он от них потерялся.       Пасифика несколько секунд растерянно смотрела, не зная как реагировать на такое заявление, а потом согласилась: — Хорошо, раз так, то мы оставим Питера у нас. Но пообещай, что мы всё же попробуем их найти, чтобы убедиться, правда ли они неподходящая семья для крысы. Если окажется, что бывшие хозяева Питера действительно плохо обращаются с питомцами, или если мы не сможем найти их в течении месяца, то он останется у нас, идёт?       Гарри ненадолго задумался, затем бросил взгляд на крыса, точно в этот момент дёрнувшего носом, и кивнул: — Хорошо, Питер согласен. — Отлично, — с облегчением выдохнула Пасифика. — В таком случае вы с Питером отправляетесь в ванную, где ты берёшь таз, наливаешь в него немного тёплой воды, добавляешь один колпачок шампуня и моешь Питера. Ты уже взрослый, так что постарайся не утопить всю ванную в пене и… Впрочем погоди, я попрошу Бе… Вернона, чтобы он помог. — Нет! — Гарри почти выкрикнул это, но тут же спохватился и сжался на диване, прижимая к себе крыса. — Я хотел сказать, дядя Вернон вряд ли захочет мне помочь, и я сам справлюсь.       Пасифика покачала головой. — Милый, поверь мне, Вернон пересмотрел свои прежние взгляды на жизнь и будет рад помочь тебе справиться с трудным делом. Только нужно запереть Дадли, он наказан. Ты не против, если мы займём для этого твой чулан? Возьми оттуда все нужные тебе вещи и отнеси наверх во вторую спальню, она теперь будет твоя. — Правда? — Гарри смотрел на неё огромными глазами, явно не веря услышанному, но в глубине его души так явно разгоралась надежда на чудо, что не заметил бы её только слепой. А Пасифика слепой не была. — Конечно. Идём, сейчас мы всё устроим, — она взяла мальчика за руку и повела в чулан: забирать нужные вещи и переносить их в новую комнату.       Душой Пасифика уже приняла эту новую жизнь, мгновенно прикипела к черноволосому малышу и просто не смогла бы уже отказаться, даже если бы ей предложили. А разум… Разуму просто нужно немного времени, чтобы смириться. И, несомненно, Пасифика обязательно сделает свою семью счастливой. Нет ничего невозможного в том, чтобы вернуть себе прежнее имя, продать дом и уехать в родную Америку. На всё это требуется всего лишь немного времени и усилий…

***

      Стук в дверь раздался неожиданно, когда Пасифика уже решилась было послать мужа на поиски где-то запропастившегося племянника, вот уже третий день искавшего Питера — крыс пропал, едва семья Мур прибыла в Берлин. — Иду, секунду! — выкрикнула женщина, отряхивая руки от муки. Только что она сунула в духовку пирог, который готовила специально для Гарри, надеясь отвлечь от пропажи, и теперь нужно было снять фартук, прежде чем открывать. Иначе не выйдет сюрприза.       Торопливо приведя себя в порядок, Пасифика прошла коридор и распахнула дверь, даже не думая поинтересоваться, кто там: она была уверена, что в такое позднее время может заявиться лишь один весьма безалаберный мальчишка.       Однако её ожидания не оправдались. Точнее, оправдались только наполовину: помимо Гарри на крыльце переминался с ноги на ногу немолодой мужчина, выглядевший лет на тридцать пять. Пасифика окинула его грозным взглядом, цепко ухватила племянника за плечо и процедила: — Если вы пришли жаловаться на объявления, то мне очень жаль, я обязательно накажу мальчишку, но вам советую немедленно убраться отсюда, поскольку время для визитов сейчас совершенно неподходящее. Герман, немедленно марш в комнату!       Ребёнок насупился, но спорить не стал, проскользнул мимо тёти и скрылся в доме. Мужчина вздохнул. — Маленький паршивец. Я так и знал, что он мне не верит. — Мистер, у вас проблемы со слухом? — Пасифика упрямо сжала губы и взялась за ручку, намереваясь закрыть дверь. — Мы не принимаем. Извольте покинуть наше крыльцо, и придти завтра с утра, возможно тогда мы вас выслушаем. — Но мне нужно сейчас! — возмутился вдруг незнакомец, и его лицо исказила гримаса отчаяния. — Прошу вас, миссис Дурсль, выслушайте!       Пасифика побледнела, но постаралась не выдать своих чувств, мгновенно закаменев лицом. — Вы ошибаетесь. Я не знаю никакой миссис Дурсль, моя фамилия, фамилия моего мужа и моих детей — Мур, что зафиксировано в наших документах. Убирайтесь!       Мужчина схватил её за руку, умоляюще заглянул в глаза… — Пожалуйста, Пасифика, я прошу вас! Я должен вам объяснить… У меня есть доказательства, что я крёстный Гарри!       Последняя фраза заставила женщину заколебаться. Она не верила этому человеку — в его чертах было что-то крысиное, пусть и не отталкивающее, но делающее лицо невыразительно-тусклым. Впрочем… Неожиданно Пасифика заметила то, на что не обратила внимания прежде: одежда мужчины была потрёпанной, хоть и чистой, и без заплаток. А ещё — как будто бы с чужого плеча. — Хорошо, — медленно проговорила Пасифика, недоверчиво глядя на незнакомца. — Так и быть, я дам вам несколько минут, чтобы выложить свои доказательства. Но разговаривать вы будете в присутствии моего мужа, он не позволит вам соврать. Проходите.       И она распахнула дверь, позволяя незнакомцу скользнуть в дом.       Бернард спустился в гостиную по первому зову, даже не думая спорить с женой. Только укоризненно взглянул на неё, впрочем не пытаясь никак иначе выразить своё неодобрение, за что Пасифика была ему искренне благодарна.       Детей выгнали на второй этаж, и взрослые устроились в креслах, изучая друг друга, хотя никто не спешил начинать разговор. Наконец Пасифике надоело молчание, и она требовательно спросила: — Так как же ваше имя, мистер? Вы знаете наши, но так и не представились, а это крайне невежливо с вашей стороны.       Мужчина затравленно оглянулся, а затем, с таким видом, будто бросается в ледяную воду, выпалил: — Меня зовут Питер Петтигрю, и я волшебник. — Что?! — возмущённый вопль Пасифики слился с удивлённым возгласом Бернара. — Только, пожалуйста, не выгоняйте меня! Я могу доказать, у меня есть волшебная палочка, вот, — Питер неловко вытащил из-за пояса длинную деревянную указку, больше похожую на обычный школьный инструмент, чем на какую-то действительно волшебную палочку. — Акцио!        Неожиданно взмывшая в воздух ваза с каминной полки заставила Пасифику, уже начавшую привставать с кресла, осесть обратно. — Невозможно… — прошептала она помертвевшими губами, наблюдая как мужчина ловко перехватывает летящий в него предмет. — Это очень просто, — вздохнул Питер. — Но я могу и больше, если хотите, то покажу. — Не стоит, — задумчиво ответил Бернард, с интересом наблюдавший за представлением. — Демонстрацию умений вы устроите нам позже. А сейчас — будьте добры объясниться, зачем пришли в наш дом и чего хотите. — Это очень долгий разговор… Но если вкратце, то я нуждаюсь в вашей помощи. Понимаете, Гарри мой крестник, магический. А я даже не помнил об этом, пока не оказался в Германии. И вообще был заперт в анимагической форме… Эм, то есть в образе крысы — того самого зверька, которого вы спасли. И это очень, очень странно, потому что запереть меня мог только сильный маг, да ещё и память стереть… В общем, я остался без денег и документов, а сунуться в Англию — чистое самоубийство, как и выйти к магглам, то есть обычным людям, ведь я совсем ничего не понимаю в их жизни. За эти три дня я очень чётко понял, что больше обратиться мне не к кому, кроме вас… Да и с магией проблемы.       После этой неожиданной исповеди супруги Мур некоторое время сидели ошарашенно, пытаясь переварить услышанное. А затем Бернард решительно заявил: — Значит так, сейчас мы перейдём в кухню, выпьем чаю, а затем ляжем спать. Уж на одну-то ночь место для вас, мистер Петтигрю, найдётся. А с утра, на свежую голову, вы ещё раз повторите нам свой рассказ, только уже подробно, благо будет выходной. — Обязательно, мистер Мур. Благодарю за гостеприимство.

***

— Герман! Герман! Несносный ты мальчишка, а ну подожди меня! — Пасифика с трудом продвигалась сквозь толпу главного рынка Каира, стараясь не потерять из виду сына. — Питер, ну сделайте вы с ним что-нибудь, это же просто невозможно! Он опять в магической лавке спрятался.       Молодой человек, следовавший за женщиной по пятам, только насмешливо ухмыльнулся. За те семь лет, что прошли с его первого появления в жизни семейки Мур, Питер успел отлично изучить всех четверых, так что теперь был уверен: Пасифика жалуется больше для виду, на самом деле она давно привыкла к выходкам своего младшего отпрыска. Да и старшего тоже. — Гарри, если ты сейчас же не подойдёшь к матери, то я лишу тебя карманных денег на неделю, — веско произнёс Берни, обнимая запыхавшуюся жену. — Милая, тебе нельзя волноваться, оставь детей Питеру, он с ними отлично справится. Идём, посмотрим платки, помнишь, тебе понравился синий с серебряным узором? Я как раз подумывал его купить… — Не хочу синий, — поморщилась Пасифика, опираясь на руку мужа, — От синего у меня морская болезнь. Лучше жёлтый. — Как скажешь, дорогая, пойдём, ты посмотришь и выберешь…       Питер проводил взглядом пару, и невольно вздохнул. Ему за всё то время, что он провёл вдали от родины, так и не встретилась девушка, которую он бы хотел обнимать так же, как мистер Мур обнимал свою жену. Впрочем, времени до последнего месяца на поиски этой девушки, в общем-то и не было — они продержались в Берлине чуть больше года, затем отправились в Россию, почти пять лет прожили в этой стране, вынужденно задержавшись из-за необходимости выучить Гарри магии и полного отсутствия переводов из школы в школу. Теперь вот почти год путешествий окончился Египтом, и, похоже, это снова надолго — Пасифика беременна, а Гарри записан в Египетскую магическую школу, куда берут как раз по достижении пятнадцати лет. Хотя Питер не собирался жаловаться.       За это время он сумел полностью восстановить память и магию, получил новые документы, благодаря содействию Бернарда, и даже смог отомстить тем, кто когда-то обрёк его на крысиную жизнь. Теперь в Англии пост министра занял Люциус Малфой, а кресло директора Хогвартса — Северус Снейп. В Визенгамот вошёл Барти Крауч. Некоторые отделы Министерства Магии претерпели кардинальную реорганизацию, да и в школе прошло несколько весьма серьёзных реформ. Питер был доволен. Ему даже удалось вытащить из тюрьмы Сириуса и отыскать Люпина, правда мозги им вправляли лучшие медики России, что потребовало огромных денег, но во всяком случае удалось пристроить друзей в один из магических заповедников, и то хлеб: Люпина как охраняемое животное, Сириуса как работника.       Питер потянулся, прищурился, а затем ловко ухватил двух негодников, полагавших будто они уже затерялись в толпе, за уши. — Ну что, друзья мои? Попались…

***

      Седой старик, запертый в одной из камер Нурменгарда, каркающе рассмеялся. Звук разнёсся по пустым коридорам, и эхом вернулся обратно. Крупный шар, который маг до этого держал в руках, выпал из ослабевших пальцев и покатился по полу.       Старик осел на груду тряпок, вот уже который год служившую ему постелью. Обветренные губы сложились в торжествующую усмешку. Выцветшие глаза закатились, так что стали видны некрасивые, грязно-серые белки. Тело выгнулось в конвульсивной судороге, затем опало.       И последним вздохом, вырвавшимся из груди, были всего два слова: — Прощай, Альбус…       А в это же время некто, похожий на узника точно две капли воды, прошёл вслед за группой туристов в главный зал Каирского музея. Торопливо шагая от одной экспозиции к другой, этот некто присматривался к окружающим его людям, точно пытаясь найти кого-то.       Он добрался до последней группы экскурсантов, направлявшейся к выходу, и неожиданно заметил двух людей, склонившихся над витриной, в которой лежал старинный амулет. Мужчина, похожий на моржа, заканчивал какие-то объяснения, судя по виду блондинки, смотревшей на него с явным интересом: — … принадлежал самому Хор Аха и обладал невероятной властью над душами. Если смотреть на него под определённым углом, то легко увидеть созвездие жертвенника, которое может украсть душу смотрящего. — Жертвенник? Куда смотреть? — перебила девушка, и наблюдавший за сценой старик ухмыльнулся. Это были именно те, кого он так настойчиво выискивал среди толпы.       Лёгким движением палочка скользнула в руку. Зелёная вспышка озарила почти пустой зал… — Ваши души украду я.       Две фигуры у витрины опали сломанными куклами. Ветер, невесть откуда взявшийся, пронёсся по помещению, разметав волосы девушки и развеяв песок, неопрятной кучкой насыпанный у самого выхода.       И никакого старика в этом музее больше не было.