Девять роз и один клубок красной шерсти

Они столь чисты и невинны. Легко обнимаются и смотрят куда-то вдаль, сквозь изумрудный свет, отраженный от едва колышущихся листьев тополей. Сегодняшний день будто был специально сделан для них: это мягкое солнце, эта скамейка и эта старушка, продающая розы под сенью деревьев. Только недавно юноша подходил к ней за букетом, и вот теперь девушка осторожно обнимает три цветка нежного розового оттенка - цвета юной зари и первых пылких чувств, ещё не успевших перерасти в нечто большее. Именно такую картину наблюдала из окна кухни Марина, протиравшая очередную тарелку от капелек воды. Она неприкрыто завидовала этим юным сердцам, что могут наслаждаться обществом друг друга не замечая, что и краска на скамейке облупилась, и тучка на горизонте нарисовалась, да и вообще день не такой уж зелёный и счастливый, и получше видали. Женщина вздохнула и покачала головой в такт своим мыслям. У них с мужем всё теперь далеко не так гладко. Семейная жизнь, когда-то казавшаяся счастливой сказкой, приелась и больше стала походить на череду серых будней. Её дни превратились в бесконечное приготовь-постирай-убери, а Пётр стал воспринимать её как должное. Он не закручивает колпачок от зубной пасты, храпит и разбрасывает носки по квартире, после чего уже невозможно найти пару. Марина уже даже иногда сомневалась, что сделала правильный выбор, сказав тогда в ЗАГСе “Да”. Но тогда он казался столь очевидным… Но не только Марина наблюдала за влюблённой парочкой. В то же время во двор вышел Василий Игнатьевич. Вечно угрюмый мужчина “за пятьдесят” с проседью в редеющих чёрных волосах и бороде прослыл среди соседей ворчливым стариком. Увидев милующихся молодых людей, он скривился и сплюнул на землю. Ишь, нашли место. Только порядочным людям мешаются. Ещё, небось, сейчас и целоваться начнут при публике! Стыд и срам! Вот во времена Василия Игнатьевича такого никогда не было. Юноши были серьёзнее, девушки - скромнее, а любовь - целомудреннее… Поток мыслей Василия Игнатьевича прервало настойчивое мяуканье. Он опустил взгляд. Перед ним сидел молодой чёрно-белый кот. Мужчина сразу узнал его. Это был Пушок - кот его соседки, Катерины Сергеевны, пожилой женщины с первого этажа, не отличавшейся креативностью при выборе имён для котов. А если Пушок здесь… Ах, вот и она. Волосы с серебристыми прядями собраны в аккуратный тугой пучок. На плечах - цветной платок, связанный самой Катериной Сергеевной. Лицо покрыто лёгкими бороздками морщин, особенно в уголках глаз - она часто улыбалась. Катерина Сергеевна была из тех женщин, что сохраняют юношеский озорной огонёк в глазах до конца своей жизни. Пахло от неё всегда “Красной Москвой” и кипячёным молоком. Пока его хозяйка отдыхала на скамейке, подставив лицо тёплому весеннему солнцу, Пушок увидел какую-то мушку и, по всей видимости собираясь её схватить, принял позу охотника и почему-то замяукал ещё сильнее. В конце концов этот звук стал раздражать Василия Игнатьевича и он слегка пнул кота в бок. - А ну цыц! Ишь, разорался. Пушок отпрыгнул в сторону и с прищуром посмотрел на мужчину. Из-за чёрного пятна на глазу, напоминающего синяк, мордочка кота казалась ещё более бандитской. Не хватало только подраного уха. Он хотел было ещё как-то возмутиться, но тут неприятность настигла с другой стороны: его хвост оказался зажат между асфальтом и строгим коричневым мужским ботинком. Кот с громким мявом отпрыгнул, освобождаясь из плена, и запрыгнул на колени к хозяйке, чтобы пожаловаться. Невнимательным владельцем коричневого ботинка оказался Пётр. В свой законный выходной ему по прихоти жены пришлось мотаться по магазинам, чтобы найти “тот-самый-стиральный-порошок”, “безумно-полезный-йогурт-из-интернета”, “масло-которое-Юлька-посоветовала” и ещё кучу всего по списку. К тому же он ещё и не успел на начало баскетбольного матча по телевизору, а потому был в далеко не самом радужном настроении. Дома его встретила Марина, как обычно хлопочущая на кухне. Её волосы были собраны в кривой конский хвост, откуда торчали неровными прядями. Под глазами пролегли тени, у губ появились первые морщинки. Сейчас, в старом замызганном фартуке, сутулая, набравшая пару лишних кило она почти ничем не напоминала ту бойкую темноволосую студентку, в которую он когда-то без памяти влюбился. С ней они кормили уток в парке, встречали рассвет и делали ещё кучу различных романтичных вещей, к которым так стремятся юные сердца и которые теперь отдают банальностью. А теперь она вечно ворчит, попрекает за любой проступок и посылает за покупками тогда, когда этого хочется меньше всего. - Всё нашёл? - жена начала копошиться в принесённых пакетах. Ни “привет”, ни “спасибо”... - Всё, - отмахнулся Пётр. - Довольна? Я могу идти? Марина не ответила, разбирая пакеты. Спустя несколько секунд она резко остановилась. Разогнувшись, она протянула мужу белый бутылёк. Тонкие светлые бровки свелись к переносице. - Это что? - недовольно вопросила она, потряхивая бутыльком. Средство для мытья посуды, - ответил мужчина, вглядевшись в этикетку. - Оно было в списке. - Но не этой же фирмы! - Марина с негодованием всплеснула руками. - У меня на неё аллергия! - Мне-то откуда было знать? - Я говорила тебе! - жена упорно стояла на своём. - Когда отдавала список, говорила! Ты никогда меня не слушаешь… Теперь иди за новой! - Что? - Пётр опешил. Уже прошла примерно четверть матча, и больше он был не намерен пропускать. - Никуда я не пойду. - Ты хочешь, чтобы у меня кожа на руках шелушилась? - Марина уперла руки в бока и теперь напоминала мужу клокочущую индюшку. - Я хочу просто пойти и отдохнуть в свой законный выходной! - прикрикнул Пётр на супругу. - И я прямо сейчас пойду и сделаю это! - Может, я тоже хочу отдохнуть в свой законный выходной! - не унималась Марина. - Но вместо этого я почему-то целый день ношусь по дому с тряпкой, стираю, глажу, готовлю… и ни капли помощи с твоей стороны! - Вот тебе раз! - Пётр удивлённо развёл руками. - А кто по магазинам носился? - А из-за кого я теперь не могу посуду домыть? - Разве я в этом виноват? - Виноват. И будешь исправляться, - Марина подхватила одну из тарелок из раковины и сунула мужу в руки. Кайма была украшена мелкими синими цветочками, которые сейчас были в каких-то разводах. С края капала вода. - Мой! - Я? У меня матч! - вскипел мужчина. - Меня это не волнует! - Тогда меня не волнует твоя посуда! - Пётр замахнулся в сторону открытого окна. С высоты третьего этажа на улицу вылетела тарелка, украшенная мелкими синими цветочками. Встретившись с асфальтом, она с грохотом разлетелась вдребезги. Убийственный поцелуй асфальта и тарелки произошёл в безумной близости от только отошедшего от предыдущего шока Пушка, который пытался понежиться в лучах весеннего солнышка. Кот подскочил с места с почти человеческим криком, распушился от страха и помчался куда-то вперёд, не разбирая дороги. Проскакав по дорожке он оттолкнулся от поребрика, пронёсся по спинке скамейки, где сидела влюбленная пара, и, подпрыгнув, взлетел на ветку ближайшего дерева. - Пушок! - воскликнула Катерина Сергеевна, спеша к коту. У дерева она потянулась руками к питомцу, уговаривая его спуститься. Пушок же только жалобно мяукал, не в силах преодолеть боязнь высоты. - Как же так, как же это так… - лепетала женщина, обеспокоенно топчась под деревом. Она бессильно заламывала руки и то и дело поправляла платок на плечах, оглядываясь по сторонам. Василий Игнатьевич наблюдал за этой картиной, положа руки на старую трость с облупившейся снизу краской. На самом деле она ему была совершенно не нужна при ходьбе, но по мнению самого Василия Игнатьевича добавляла ему статуса, да и места в автобусе почему-то уступали охотнее. В этот момент Катерина Сергеевна под деревом больше напоминала ему маленькую девочку, потерявшуюся в торговом центре. Точно так же беспокойно ищет глазами помощь, вглядывается в лица редких прохожих, которые безучастными тенями проплывают мимо. Точно так же топчется на месте, не в силах решить, стоит ли ей ждать здесь или пойти за помощью. Кряхтя и для удобства опираясь на трость Василий Игнатьевич поднялся со скамейки. Похоже, тут не обойтись без его помощи. Что-то проворчав себе под нос он зашёл в подъезд, чтобы добраться до своей квартиры на втором этаже. На лестничном пролёте он чуть не столкнулся с Петром, спешно спускавшимся вниз. Марина снова устроила скандал. Неужели так сложно было подождать с этим чёртовым средством? Да и вообще, он ни в чём не виноват. Раскричалась на пустом месте. Пётр больше не мог находиться в одной квартире с этой истеричкой. Ничего, сейчас он придёт к Антону и они посмотрят матч у него. Благо Антон - счастливый холостяк, не обременённый кучей женских капризов. Как раз ко второй половине матча можно успеть. На улице Пётр заметил влюблённую парочку на скамейке. До этого он как-то обошёл их вниманием. Почему у них с женой всё не может быть так же? Неужели семейная жизнь всегда рушит тихое счастье? А ведь когда-то и они сидели вот так на скамейке. Она клала голову ему на плечо и нежно и игриво постукивала ноготками по его колену, а он ласково перебирал пряди её волос цвета тёмного шоколада. Тогда она была прекрасна в любое время, тогда она давала ему крылья и придавала особый смысл каждому дню. Но это всё было в столь далёком “тогда”... Девушка прошептала юноше что-то на ушко, и они вдвоём звонко рассмеялись. Она баюкала в руках букет из трёх роз, будто боясь даже дышать на их хрупкие лепестки, чтобы их красота не увяла быстрее назначенного времени. Когда-то и Пётр дарил своей жене розы. Она всегда так искренне улыбалась и убегала искать свою красивую хрустальную вазу. Почему-то в ней цветы всегда стояли особенно долго. Сейчас эта ваза отряхивается от пыли только по праздникам, а остальное время скучает в тёмном шкафу… Размышления прервало ощущение, будто кто-то настойчиво смотрит в спину. Пётр обернулся. Это была старушка с корзиной цветов. Она понимающе улыбалась и протягивала к нему три алые розы. Цвета бурлящей крови, выдержанного, глубокого. В нём не было легкости и чистоты, он был пропитан страстным томлением, а на солнце лепестки играли самыми разными оттенками, резко переходящими один в другой, будто застывшее движение пламенного танго. Он мгновенно всё понял. Входная дверь закрылась необычайно тихо. Марина всё ещё была на кухне. Она сидела на полу, опираясь спиной о батарею под подоконником и приобнимая колени. Плечи иногда чуть подрагивали от всхлипов. Пётр сел рядом и осторожно вложил ей в ладонь букет из трёх алых роз. Её рука с тонкими бледными пальцами сжала зелёные стебли с редкими шипами. Он приобнял её хрупкие плечи и подтянул к себе. И им не нужны были слова. Да, у них уже никогда не будет так - чисто, возвышенно, беспричинно. Они уже не будут сбегать из дома, чтобы полюбоваться луной, не будут робко бояться поднять глаза, а потом с таким же трудом пытаться оторвать взгляд друг от друга. Но у них есть нечто другое. Большее. У них есть общий дом, уверенность друг в друге и те узы, что не разорвать никакой силой. И пусть вокруг гуляют шторма, бьют волны и гудят ветра - им ничего не страшно, пока сердце одно на двоих, а свою лучшую в мире женщину обнимает её лучший в мире мужчина. Василий Игнатьевич подставил старенькую стремянку к дереву. Пушок почти не сопротивлялся, когда его подхватили теплые и сухие руки спасителя. Катерина Сергеевна едва не плакала от счастья и благодарности, когда сосед вручил ей утихомирившегося кота. - Ох, Василий, ох выручили, - радостно произнесла она, прижимая к себе Пушка. - Спасибо Вам огромное! Не знаю даже, как и поблагодарить… - Не стоит, - отмахнулся мужчина, собирая лестницу. Ему по какой-то странной причине было необычайно приятно уже просто то, какой счастливой стала Катерина Сергеевна, а большего, казалось, и вправду не нужно. - Нет-нет, не могу я так, - покачала головой женщина. - Знаете, а приходите ко мне сейчас на чай! Я как раз пирог испекла, абрикосовый. Придёте? Пушок спрыгнул с рук хозяйки и уселся, выжидающе уставившись на спасителя. Тот же не смог выдержать такого “давления”. - Ну хорошо, хорошо, - согласился Василий Игнатьевич. - Только стремянку отнесу. - Тогда я пойду ставить чайник! - охнула Катерина Сергеевна и поспешила в дом. Василий Игнатьевич, с лестницей в руках, шёл медленнее. Для него было странно то, как легко он согласился зайти к соседке с неугомонным котом. Но удивление это было приятным. Несмотря на тело пожилой женщины, Катерина Сергеевна оставалась в душе всё такой же юной привлекательной красавицей с тёплыми золотыми руками и живым взглядом. С ней было бы приятно поболтать просто так за чашечкой чая. Да и кто знает… У старушки в корзинке осталось всего три розы. Они были благородного тёмно-бордового цвета, словно дорогое многолетнее вино из подвала какого-нибудь величественного замка, цвета неувядающей, вечной красоты, живущей сквозь века и расстояния. Их бархатные лепестки мягко переливались в солнечных лучах. Сквозь оконное стекло старушка наблюдала, как в гостиной на первом этаже Катерина Сергеевна по-детски радуется подаренному ей тёмно-бордовому букету и ищет подходящую вазу, а Василий Игнатьевич, думая, что его никто не видит, наконец-то счастливо улыбается. - Ну вот и всё здесь, - произнесла старушка, прикрывая пустую корзинку платком. - Мяу, - прервали её откуда-то снизу. Пушок сидел рядом и заинтересованно дёргал ушами. Старушка подняла глаза и увидела, как позади него на солнце умывалась красивая серая кошечка. - Ну хорошо, хорошо, - со смешком согласилась старушка и, достав из кармана клубок красной шерстяной пряжи, кинула его коту. - Заслужил, купидон. Подхватив клубок, Пушок толкнул его к своей избраннице, и они, перекидывая его друг другу, понеслись вдаль по дорожке. А старушка, поудобнее перехватив корзинку, отправилась дальше - в новый двор, к новым сердцам. Есть множество значений у любви. Она приходит нежным утра взором, Иль ураганным вихрем сквозь затворы, Или узором зимним к январю… Есть множество значений у любви. Но для любого будет всегда к месту Пусть не словами, но от сердца к сердцу Сказать заветное: “Я Тебя Люблю”.