Формулы

Аксиома пятая. Любовь между родственными душами сильна и нерушима, так же, как и их связь.

Теодор Котли. Доктор Теодор Котли. Декан Котли. Чертов Котли. Тео. Теодор Котли едва ли не лучше всех знает, что хороший костюм и белая рубашка скрывают мысли лучше карманов или синих перчаток. Пожалуй, он лучше всех знает, как это — жить с чужими руками. Он прячет руки от своих друзей, почти всегда носит перчатки и ненавидит теплое время года — ему по душе вьюга и колкий, жгучий мороз. Доктор Теодор Котли выпускает четыре статьи Scopus за год, а его докторская диссертация по биохимии с блеском защищена в двадцать девять лет. Наука Котли индивидуальна — и, может быть, даже эгоистична. Он не просит о помощи, не делится знаниями, редко посещает конгрессы и конференции, подключает свою научную группу к работе только на последних стадиях исследования. Доктор Котли уходит из Кембриджа в тридцать два по собственному желанию и старательно игнорирует (ну, или намеренно не слышит) вздохи облегчения за спиной — исследования соулмейтов были, пожалуй, слишком табуированной темой. Декан Котли терпеть не может бумажную волокиту и хранит бутылку хорошего виски рядом с пачкой индийского чая в нижнем ящике дубового стола — декан Котли с радостью меняет богатую обстановку кабинета и четыре обязательные статьи в год на холодную, продуваемую лабораторию и одиночество в ней. Легкое, ненавязчивое, обязательное одиночество — желанное, тихое, пахнущее яблоками. — Чертов Котли! — он, когда объявляет о тесте за десять минут до начала пары, усмехается и почти уходит — замечает, как Бьюкейтер сосредоточенно пишет фиолетовые шпаргалки на ладонях. Межмолекулярные взаимодействия, сигнальные пути, фосфорилирование киназ — все уходит прежде, чем почувствует знакомое, щекочущее, раздражающее чувство на руках. Он печатает бланки ответов, когда видит нервно неровные фиолетовые строки на своих руках. Не сжимает руки, не трет и не стирает, и впервые в жизни хочет ответить. Котли чуть задерживается — входит в замершую, замерзшую и солнечную аудиторию с запасного входа. Спускается по ступеням амфитеатра; студенты оборачиваются, смотрят на него. — Мисс Бьюкейтер, не поможете мне? — Теодор спускается на ступень ниже и протягивает ей стопку бумаги; она сидит у прохода — на свету ее волосы завиваются рыжим золотом. Бел быстро оборачивается. Смотрит на него с большим сомнением и только потом встает, оказывается на две ступени ниже его. Мидж случайно роняет ручку — шариковую, зеленую — громко, шумно; встает со скрипучей скамьи и долго ищет ее — сначала с одной стороны, потом с другой, потом заглядывает назад, но так ничего и не находит. Бел не делает ни шага. Котли все также протягивает ей стопку бумаг — она смотрит на его тонкие, длинные пальцы в синих перчатках; бледно-синие вены чуть выше запястий — слишком изящными линиями, белые, чистые манжеты и черные запонки. От Котли пахнет зимой, но Бел почему-то чудится тепло и совсем немного весна. В наклоне головы, в вопросе с подвохом, в синем воздухе и голубом небе в окнах аудитории — в солнце, что отбрасывает резкие, четкие тени. Он чему-то усмехается и делает шаг навстречу ей. Отдает работы в руки Бел и чувствует, как весна распускается сиренью на ее запястьях. Парфюм, который останется на кончиках его пальцев и будет преследовать его до конца дня. — Раздайте работы, пожалуйста. Впрочем, себе вариант можете не брать. — Но почему? — она хмурится забавно, по-детски и даже как-то искренне. Прижимает к себе стопку работ, а ему хочется забрать ее — выхватить и заставить показать свои же ладони. — Если впредь будете делать шпаргалки, мисс, — он смотрит на нее, — то оглядитесь сначала по сторонам. — У вас тридцать минут. Котли спускается на еще одну ступень — поднимает упавшую ручку и возвращает на парту. Мидж шепчет извинения, но переживает она отнюдь не из-за ручки. Бел смотрит на него яростно — чуть не рычит от досады. Краснеет — не легким румянцем, а тревожными пятнами, зло спускается следом за ним, раздавая работы не глядя. Оставляет себе последний лист. Решает между «порвать» и «выбросить» — на странице забавно теплится солнечный луч, но в итоге забирает себе работу и возвращается на свое место. Пишет — чертовой-фиолетовой-ручкой — долго, лихорадочно, как будто бегло, но на самом деле очень подробно. Решает задачи, отвечает на один развернутый вопрос — досконально, до чертиков идеально, настолько хорошо, что ни в одном учебнике не найдешь. Обычно ее мелкий, убористый почерк становится летящим, широким и свободным — она дышит часто и полной грудью. Когда Бел идет сдавать работу, солнце почти прячется за серые жалюзи. Стены аудитории грустнеют и вечереют, становится прохладно и немного грустно; за окном, кажется, собирается снег. — Порвете, если что, сами, — едко замечает она и уходит первая из аудитории, вслед за солнцем. Вечером вьюга вступает в свои права и заметает голубую оттепель. Фонари надевают забавные высокие снежные шапки, боятся простудиться на холодном ветру, несут свою службу стойко и храбро в объятиях ночи. Из окна кабинета Котли открывается симпатичный вид на заснеженный, дремлющий город. Он пару раз встает пройтись, смотрит на кружащийся, тихий снег и оранжевое небо, а потом зашторивает занавески. Отгораживается от мира и себя — возвращается в свое кресло и долго смотрит на вишневые тени, задумчиво подпирает голову рукой. В его кабинете пахнет деревом, уютом и одиночеством — последнее хрустит, как свежее зеленое яблоко. Среди бумаг на его столе очередное заключение от его лечащего врача. Говорят, у него агрессивная форма системной красной волчанки и лекарство нужно подбирать как можно скорее. «Можно подумать, у меня есть на это время», — думает он и пьет третью чашку кофе с капелькой коньяка, только капелькой, и не собирается этой ночью домой, потому что за дверью его ждет незаконченный эксперимент. Он проверяет ее работу самой последней — проверяет очень быстро. Пожалуй, дольше сравнивает цвет чернил на своих ладонях и на бумаге, и со странным удовольствием ставит правдивую, красную, идеальную — ее A. Теодор он только в окрике рассерженной сестры и на устах покойной матери. *мальтоза — солодовый сахар, использующийся в алкогольных напитках, например, в виски.