Обливион в её глазах

Под Брумой яблоку было негде упасть — если бы тут вообще падали яблоки; в этих промёрзлых снежных землях падали, наверное, только шишки с мрачных вековых елей. Лекс разглядывал лагерь: пёстрые флаги и щиты с гербами; собранные, настороженные люди — больше всего имперцев и нордов, редгардов тоже немало. Изредка мелькали узкие эльфийские лица, каменной глыбой возвышался орк в доспехе цветов Чейдинхола. Отряд из Анвила, похоже, прибыл самым последним. Лекс оглянулся на своих стражников. Ребята выглядели смущёнными и недоумевающими — они-то готовились к сражениям и подвигам, а не к сутолоке, грязи и толкотне походного, наспех разбитого лагеря. Да и сам капитан, честно говоря, растерялся. Капитан стражи Брумы, Бурд — Лекс его немного знал, — махнул рукой и, расталкивая широкими плечами столпившихся вокруг него людей, двинулся к новоприбывшим. Кивнув Лексу, Бурд оглядел прибывшее подкрепление, хмыкнул уважительно. Махнул рукой на дальний угол лагеря, где у костра кучкой сидели стражники Лейавина. — Вон там ставьте палатки. Есть будете вместе со всеми, интендант сейчас подойдёт, ужин вам организует. Говорят, уже завтра начнётся. Пожрёте напоследок наших северных харчей, нордского мёда выпьете — и помирать не страшно будет. Лекс кивнул своим стражникам: выполняйте. Сам же, подстраиваясь под широкий шаг брумовского капитана, пошёл с ним рядом в сторону городских ворот. — Кто командует?.. — Лекс замялся, не сумев подобрать слова. Обороной? Прорывом? Самоубийством? Бурд невесело хмыкнул, сплюнул в грязь под ногами. Каково ему было отдавать свой город на растерзание ордам даэдра, которые хлынут из Врат уже завтра, Лекс думать не хотел. Под Анвилом раскрылись лишь маленькие — хотя тогда так не казалось — Врата. Но вот Кватч — то, что от него осталось — анвильцам по дороге увидеть довелось. И долго ещё эта память не отпустит. — Главное, что не я, — Бурд снова хмыкнул. — Наше с тобой, капитан, дело маленькое: подохнуть тут вместе со своими ребятами, но не дать прорваться врагу… Шоровы кости, мои стражники привыкли ловить карманников и приструнять забулдыг, а не вот это всё… И снова Лексу оставалось только понимающе вздохнуть. Городская стража — отнюдь не ударные силы Империи… Но, с другой стороны, было в этом и что-то вдохновляющее: каждый город прислал помощь, отрывая от собственной защиты такие жизненно необходимые сейчас силы. Общее дело важнее личного. Империя важнее всего. — Клинки командуют, — кисло сообщил Бурд. — И императорский бастард. Дельный, кстати, мужик, умный. И ещё… Защитница. Лекс отметил и паузу перед последним словом, и отсутствие комментариев. Но так и не понял, о чём его хотел предупредить капитан Брумы. — А вон и она, — тихо сказал Бурд. — Иди, доложи, что вы прибыли. Потом найду тебя. Лекс проследил за его взглядом: у ворот, облокотясь о невысокие каменные перила, к ним спиной стояла женщина в потёртом кожаном доспехе. Она смотрела на лагерь, разбитый перед городом; холодный ветер с гор трепал её короткие, неровно обстриженные волосы — то ли седые, то ли от природы белые как снег. Полоска кожи между воротником куртки и сугробом волос была по-данмерски серой. Узнавание обрушилось как лавина. Так, как чует только нутро, обгоняя глаза и разум. Сотни мелочей, о которых никогда не вспомнишь умом — но стоит лишь увидеть мельком, и уже не отмахнуться. Защитница переступила с ноги на ногу, немного нервно заправила белую прядь за острое серое ухо, зябко повела плечами… …этот упрямо вскинутый подбородок не забыть. Не простить себе этих плеч, зябко дрожащих — но расправленных от злой, обиженной последней гордости. Волосы тогда были длиннее, и вместо кожаной доспешной куртки — платье. Синего бархата. То самое, которое она так любила. Лекс шёл к Защитнице Сиродила, механически переставляя ноги, и знал, кого увидит. И в то же время — совершенно не знал. — Я надеялась, что ты останешься в Анвиле, — сказала Защитница, не поворачиваясь. Голос, чуть хриплый, будто простуженный, стал жёстче, но не дрогнул. — Но и надеялась, что приедешь, Еро. Она всё-таки обернулась. На щеке — тонкий шрам, под глазами — тёмные тени. И жёсткий, чужой, совсем незнакомый взгляд. — Здравствуй, — тихо сказал Лекс. — Здравствуй, Миврина. Она смотрела несколько мучительных, долгих-долгих секунд — и вдруг расхохоталась. Горько и зло, вороньим граем. — Миврины Арано давно нет, капитан Лекс, — сказала она, перестав смеяться так же внезапно, как начала. — Опостылевшая любовница, ненужный информатор сослана за пределы Сиродила. Или умерла в тюрьме. Или утопилась в Румаре — выбирай любую версию, Еро, или придумай свою. Лекс не выдержал, отвёл глаза. Она была права: эта женщина не была Мивриной Арано. Не могла быть ею. — Простите, Защитница, — тихо сказал он. — Я, видимо, ошибся. Она усмехнулась криво и невесело. — «Прости, я ошибся», — растягивая слова, словно смакуя, повторила она. — Знаешь, Еро, было время, когда я бы жизнь отдала, чтобы услышать это. Как хорошо, что той наивной дурочки давно нет. Лекс молчал. В голове роились слова, объяснения, оправдания — и каждое было жалким, бесполезным и пустым. Несвоевременным и ненужным сейчас. Миврина чуть улыбнулась уголками губ, но уже живее, не так обречённо. — Не говори ничего, — то ли попросила, то ли разрешила она. — Пусть прошлое остаётся в прошлом. Знаешь, Клинки очень ловко умеют менять его: Миврины Арано правда больше нет, это не ради красного словца. Народной героине не к лицу быть воровкой и предательницей, не к лицу быть неудачницей. За титулами и званиями так легко спрятать то, что мешает — не так ли, капитан Лекс? Горечь в её голосе разъедала, как кислота. Просачивалась, казалось, ядом сквозь кожу и травила изнутри. Лекс почувствовал, как пылающее лицо остужает холодный ветер с гор… Отвык в тёплом солнечном Анвиле. А Миврина, казалось, вовсе не замечала стужи. — Я был должен так поступить, — сказал Еро. — Тебя… Миврину нужно было спрятать от Гильдии, показать, что… — Не надо, — резко сказала она. — Я поняла. Потом поняла, когда уже отболело. Да и… Теперь уже всё равно. Ты был должен. Я была должна. Мы все должны. Мы — игрушки судьбы, Еро. Жертвы обстоятельств. Наверное, так надо было. Там, в тюрьме, когда я… когда Миврина Арано умирала от боли и отчаянья, её нашёл император. И на свет появилась другая женщина. О, та, прежняя, и мечтать не смела о такой чести. Вот только мечты той, прежней, уже не имели значения. — Прости, — тихо сказал Лекс. — Я думал, так будет лучше… — Мне не за что тебя прощать, капитан, — резко бросила Миврина. — И да. Так действительно лучше. Только скажи… Ты жалел? Жалел, что так легко меня выкинул? Хоть немножечко, Еро? Хоть где-то в глубине твоего каменного бесчувственного сердца — жалел? Лекс посмотрел за её плечо. Походный лагерь жил своей жизнью. От костров тянуло дымом, пронзительный ветер разносил запахи полевой кухни, людского и конского пота, смешивая его со снежной свежестью гор. Одновременно приятно и тошнотворно. Горечь, снег и дым. Наверное, так пахнет несбывшееся. — Это было правильно, — решительно сказал он. — Прости, Миврина, но это действительно было правильно. Она отвернулась. Молча. Плечи под кожаным доспехом ссутулились, и вместо Защитницы, героини и легенды, перед Лексом вдруг снова появилась женщина — обиженная, раздавленная, несчастная. Слабая. Время застыло зябко и тонко. Сейчас… Обнять бы эти плечи, согревая, закрывая от стылого ветра, гладить когда-то длинные, а теперь безжалостно обрезанные, но всё такие же снежно-белые волосы, шептать в ухо глупости и нежности. Опуститься перед ней на колени и выпрашивать прощение… — Да, я жалел, — одними губами сказал Лекс. Она не услышала. — Не задерживаю вас, капитан, — не оборачиваясь, сказала… уже не Миврина: Защитница Сиродила отдала приказ. — Идите к своим людям, готовьтесь. Завтра будет решающий бой. От дикой, чудовищной смеси облегчения и вины из лёгких будто выбило воздух. Разговор, который казался страшнее предстоящего боя, закончен… Но отчего такое чувство, что этот бой-разговор он необратимо и окончательно проиграл? — Береги себя, Еро, — тихо сказала она ему в спину. — Я прощаю тебя. И капитан Лекс сдался. Еро, тот Еро, который только для неё одной и был, наверное, развернулся. Обнял, наконец заслоняя собой от ветра — хоть и не от завтрашнего самоубийственного прорыва. Погладил волосы, заново вспоминая их шёлковую податливую мягкость, попадая в их сети, плавясь от лавового жара кожи. Защитница Сиродила, женщина, которую он никогда не знал, скинула его руки и отстранилась. — Прощайте, капитан Лекс, — резко сказала она. Голос её был твёрже стали, а из алых глаз смотрела пылающая пустота Обливиона. Пылающая пустота Забвения. Миврины Арано действительно больше не было.