Не твоя золотая медаль

I surrender, I surrender. I’m giving up the role of pretender. Rainbow. I surrender. (перевод. Я сдаюсь, сдаюсь. Я больше не хочу притворяться) *** Когда рыженькое солнышко Норвегии, будучи слегка навеселе, нечаянно брякнул Саманте то, чего ей знать совсем не полагалось, - он, разумеется, никак не мог предугадать, к каким эпичным, почти катастрофическим последствиям приведёт его несдержанность. Сочинская Олимпиада 2014 подходила к концу. Внушительный список достижений норвежских биатлонистов исчислялся личными победами Бьорндалена в спринте и Свендсена в масс-старте, серебром Туры Бергер в пасьюте и золотом норвежской смешанной команды в эстафете. Бронзу женского масс-старта забрала красавица Тириль. Вторую бронзу девочки привезли вчетвером, уступив на эстафете только Украине и России. А впереди оставалась мужская эстафета, на которую вся команда возлагала большие надежды. Конечно, русские со своим Шипулиным даже во второй половине сезона ещё способны всех уделать, тем более на родной земле, а уж Франция, выезжая на одном только младшем Фуркаде, вообще фаворит всего и вся, - но и норвежцы могут показать, кто у них тут не пальцем деланный. Ещё в строю их великий биатлонный король Уле Эйнар, ещё не начал сдавать позиции СуперСвендсен. И мужская эстафета докажет всему миру, что и против объединённых усилий Шипулина с Фуркадом Норвегии есть что сказать. - Я тобой горжусь! – воскликнула Саманта, разглядывая две золотых медали своего мужчины. Эмиль немедленно расцвёл и заулыбался. Девушка никогда не скупилась на комплименты, а так как делала она это чаще всего, и не без умысла, в присутствии его сокомандников, то он, разумеется, чувствовал себя самым главным оленем в лесу, победно посматривая на друзей. Все они лишь усмехались, разделяя его удовольствие от приезда красавицы-подруги, и нисколько не завидовали. И умница Тарьей смеялся вместе со всеми и лишь, улучив момент, позволял себе подмигивать Эмилю. Саманта ничего не знает – и пусть не догадывается дальше. Она бы и не догадалась. И уехала бы после эстафеты обратно в Осло, уверенная в своём незыблемом праве на Эмиля и предвкушая близкие свадебные хлопоты, - если бы не Йоханнес. После общей вечеринки, знаменовавшей удачный для норвежцев масс-старт, все команды разбрелись по номерам и завалились спать, а скандинавы ещё продолжали отмечать и веселиться. И вот тогда-то между Самантой и Йоханнесом возник шутливый спор: девушка уверяла, что главное в жизни – семья и дети, и рано или поздно каждый спортсмен оставляет карьеру и женится на своей избраннице. Йоханнес, двадцатилетний раздолбай, не соглашался и ставил в пример Бьорндалена – 40 лет мужику, ни о какой семье и речи не идёт, бегает и бегает себе на лыжах. Главное – совершить великие дела, запомниться чем-то выдающимся, стать лучшим в своём деле, и он, Йоханнес, имея перед глазами пример Уле Эйнара, ни за что не станет связывать себя семейными узами, пока не достигнет таких же умопомрачительных высот. - Это ты сейчас так говоришь, пока у тебя девушки нет, - засмеялась Саманта. – А вот влюбишься в кого-нибудь – и нафиг тебе не нужны станут все эти высоты. - Ну неееееет, - помотал головой рыжий мальчишка, - девушки – это одно, но каждый настоящий биатлонист прежде всего верен своему делу и своей команде. А я, - тут он ткнул себя кулаком в грудь и неожиданно икнул, - настоящий биатлонист! - Ну а Эмиль? – не без задней мысли полюбопытствовала подруга Свендсена, - думаешь, он не хочет жениться? - Эми-и-и-иль? – пьяно протянул Йоханнес и вдруг расхохотался. – Сам по себе он, может, и хотел бы когда-нибудь. Ну, пока с Тарькой не познакомился. Врать не буду, не знаю. - А при чём тут твой брат? – перебила Саманта, смутно почуяв какую-то, ещё безымянную, неладность. - Как при чём? – искренне удивился Йося, - только не говори мне, что ты не знаешь. Все знают. Тарьей из Эмиля такие верёвки крутит, что змей морской от зависти дохнет, - он наклонился к девушке и доверительно понизил голос. В этот момент гордость за брата, приправленная алкоголем, перевесила осторожность, иначе он бы сообразил, кому и что он треплет, - вот как пить дать: наш Свендсен вроде нормальный мужик, у него там своё мнение есть, какие-то, не знаю, ценности, цели, но блин… Сам сто раз замечал: чуть только рядом возникает Тарьей – всё, кранты котику, Эмиль становится всё равно что пластилин, делай с ним, чё хошь. Так что хочет он там жениться или нет, это решает мой брательник, - Йоханнес хохотнул и булькнул пивом, опрокидывая в себя сразу полстакана. - Вот, значит, как, - медленно сказала Саманта. Потом так же медленно допила стоявший перед ней бокал с виски и вышла из-за стола. Йоханнес проводил её мутным взглядом, но не удивился, рассудив сам с собой, что девушки в принципе существа загадочные, и кто её знает, с чего вдруг ей понадобилось уйти. Не желая мучить уставший мозг досужими домыслами, он отставил в сторону бокал и опустил голову на сложенные калачиком руки, выключаясь до утра. Сквозь сон ему смутно мерещилось присутствие рядом Тарьея, который что-то ласково шептал в ухо и пытался собрать полусомлевшего брата в одну кучу, чтобы дотащить до номера. Йоханнес, не просыпаясь, машинально закинул руки на знакомые плечи и позволил извлечь себя из-за стола. - Ну и натворил ты дел, рыжая бестолочь, - прошептал Тарьей, обнимая братишку, - как мы теперь выкручиваться-то будем, горе моё? Он чмокнул сопящего Йоську в лохматую макушку и свободной рукой толкнул дверь в номер. *** Виновником своей всё ещё не устроенной до конца личной жизни Саманта до поры до времени считала Эмиля, который, несмотря на давние отношения, никак не делал ей предложения. Подарки – дарил, много времени – уделял, решал её проблемы как свои, ей не к чему было придраться – но колечко на пальце блестело своим отсутствием, и Саманта начинала терять терпение. Других женщин не было да и быть не могло. Несмотря на то, что Свендсена обожали как норвежки, так и русские, и ещё тысячи поклонниц по всему миру, - налево он не смотрел никогда. То ли родители так воспитали, то ли и правда любил одну Саманту. И лишь один таракашек в голове твердил, что что-то не так. Не было у таракашка ни серьёзных аргументов, ни даже стопроцентной уверенности в своей правоте, но долгими зимними вечерами, которые девушка проводила одна, пока Эмиль откатывал сезон, он тихо нашёптывал ей свои подозрения. И одно имя звучало отчётливее других. Тарьей. - Ты какого чёрта вертишься около Эмиля? – шипела Саманта, раздраконенная словами Йоханнеса, и вскидывала наманикюренные пальчики в опасной близости от глаз своего визави, - ты что ему жить спокойно не даёшь? Он давно бы женился на мне, если бы не твоя собачья морда… - Эй, потише, ты мне глаз выколешь, у меня прицел собьётся. - Мы с ним поженимся, хочешь ты этого или нет, ублюдок, потому что Эмиль любит меня, и ему нужна я, - я, а не ты. Иначе он бы давно мне об этом сказал. Не давая Тарьею и слова вставить, она перечислила все самые умильные моменты их с Эмилем совместной жизни, посчитав их достаточными аргументами в свою пользу. Всё давно идёт к свадьбе – и если она до сих пор не состоялась, виноват в этом только Тарьей, который сбивает своего друга с толку и не даёт принять самое важное в жизни решение. И хорошо хоть, что Йоханнес рассказал обо всём, иначе она, Саманта, и дальше вела бы себя как слепая, глухая тетеря. Но теперь она больше не позволит над собой смеяться – и получит то, что принадлежит ей по праву, её никто не остановит. В эту ночь она настояла на том, чтобы остаться с Эмилем. И тому пришлось, виновато опуская глаза, выставить друга в другой номер. Тарьей, молчаливый, всё понимающий, отправился к Йоханнесу – и за всю ночь так и не сомкнул глаз. Отчасти этому способствовал и брательник, мирно храпевший под боком, что не заткнёшь. Но гораздо больше его мучили собственные грустные мысли. Саманта – умная. Выплеснув раздражение на него, с Эмилем она будет кроткой овечкой. Ни единого слова упрёка, ни одного недовольного взгляда. Как бы там ни кипело у неё в душе, она сумеет сохранить это в себе, показывая внешне лишь любовь и ласку. А он и сам прекрасно знал, какой покладистый, какой нежный становится его друг, когда вокруг него мурлыкает красавица-девушка. Может, и правда стоит уйти с дороги, не мешать им двоим наслаждаться друг другом. Ведь ту ерунду, что происходит между ним и Эмилем, иначе как бредом и не назовёшь. Ничего особенного – для всех кругом, кроме самих себя. Только верный друг Йоська понимает, что к чему, - и на распределении жилплощади настойчиво требует расселения их с братом по разным номерам. Якобы, чтобы не мозолить друг другу глаза хотя бы часть времени на сборах, а на самом деле, чтобы Тарьей получил место в одной комнате с Эмилем. Только Бьорндален в приватной беседе изредка роняет замысловатые фразы, которые с одной стороны вроде ничего не значат, а прислушаться – и кажется, что Уле Эйнару известно чуть больше, чем он хочет показать. Только Мартен Фуркад, когда внезапно ловишь на себе его пристальный тяжёлый взгляд, молчит, не отводя глаз, но его молчание настолько значительно, что весит больше всех обличающих слов. Тарьей вздохнул. Конечно, нет никакой трагедии в том, что Эмиль и Саманта поженятся. Совсем никакой… Но если бы он мог, вдруг пришла шальная мысль, он хотел бы до конца жизни обнимать этого дурацкого Свендсена, закрывая его своим телом от всех женщин на свете. *** - Как ты? – встретил его на следующее утро Эмиль. Тарьей кивнул. Настроения не было никакого, он устал, не выспался и ещё не отошёл от вчерашних мыслей. - Прости. Я знаю, Саманта доставила тебе вчера несколько неприятных минут. - Всё норм, - Тарьей мотнул головой. – Ты же не скажешь, что она неправа. - Я и сам не знаю, права она или нет. Кое-как удалось убедить, что Йоська спьяну всякой ерунды нагородил. Кстати, нелишне будет, если он это подтвердит – смекаешь? Тарьей снова кивнул и хотел было идти, но Эмиль удержал его. - Слушай, я не знаю, о чём ты сейчас думаешь, но вид у тебя похоронный. Что мне сделать, чтобы ты меня простил? - Я не сержусь. - Я знаю. Ты ангел. Но мне ужасно хочется сделать для тебя что-нибудь. Что-то вау. Понимаешь? Просто чтобы ты улыбнулся. - Тогда привези мне завтра золотую медаль, - ответил Тарьей, чуть-чуть улыбаясь. Эмиль так виновато заглядывал в глаза, так крепко стискивал его руку, что остаться равнодушным тут мог разве что камень. - Договорились, - обрадовался Эмиль. – Если вы втроём не накосячите сверх нормы, будет вам всем золото лично от меня! С этими словами он дёрнул друга к себе, быстро обнял и хлопнул по спине. У Тарьки на этой Олимпиаде нет медалей, он даже на масс-старт не смог квалифицироваться, – если будет хотя бы одна золотая, пусть даже не личная, а эстафетная, можно считать, что Игры удались. А она будет. Шипулин бежит на родной земле, ему тут каждый сугроб друг и помощник. У Мартена за спиной – Франция, которой больше не на кого надеяться, кроме Фуркада. А Эмиль Свендсен… Он снова заглянул в ясные глаза друга и увидел там надежду и доверие. Эмиль будет бежать за всю Норвегию, за всю команду – и за золотую медаль для Тарьея. Вечером этого же дня он отправил Саманту в гостиницу, настояв на том, чтобы она не мешала ему сосредотачиваться перед гонкой. Девушка заметно расстроилась, но говорить ничего не стала, лишь метнула сердитый взгляд на ненавистного соперника. Когда за ней закрылась дверь, Эмиль расслаблено выдохнул и мешком свалился на кровать, устраиваясь головой на плече друга. - Вроде сегодня она поспокойней, - резюмировал он. - Ещё бы, - усмехнулся Тарьей, - Йоська от неё полдня не отставал – клялся и божился, что между нами ничего нет, а он спьяну дурака валял. Даже меня задрать умудрился, хотя я просто пару раз мимо проходил. - Классный у тебя братец, - одобрил Свендсен. – Как он там кстати перед эстафетой? Не боится? - Не, - легко откликнулся Тарьей, - рвётся в бой, как матадор. Глаза горят, уши дымят. Забыл уже, как на масс-старте носом снег пропахал. Наобещал мне с три короба, что придёт время – и сам Фуркад ему дорогу уступать будет. - Ну-ну, - Эмиль зевнул и потянулся, - только до этого времени ещё пара Олимпиад, не меньше. Зазвонил телефон. Свендсен лениво протянул руку, пошарил рядом с собой на кровати, но ничего не нашёл. Мобильник трезвонил на тумбочке у двери. Эмиль нехотя встал, добрался до трубки и, нахмурившись, увидел, что вызов от Саманты. Оглянувшись на Тарьея, он забрал телефон и вышел в коридор. Хватит драконить парня, ему и так лишнего досталось от этой ревнивой барышни. - Эмиль! – радостно и торжественно начала Саманта, едва только абонент принял вызов, - я долго думала и, наконец, решила... - Да, моя радость? – Эмиль изобразил любопытство, предполагая, что девушка, скорее всего, сейчас сообщит, в каком платье она решила ехать в гости к тётушке Розмари, которая звала их после Олимпиады к себе на пару дней. Повернув голову, он увидел проходящего мимо Мартена и кивнул ему, показывая на телефон – мол, поприветствовать не могу, занят. Фуркад понимающе кивнул в ответ и, не задерживаясь, прошёл дальше. - Если завтра ты возьмёшь третью золотую медаль, - объявила Саманта, потом выдержала паузу и договорила, - Я выйду за тебя замуж! - Что? – Эмиль поперхнулся воздухом, едва сделав вдох. – Как ты сказала? - Ты не рад? – тут же обиделась девушка. - Я … что ты… я… - тут он отстранил от уха телефон и раскашлялся, пытаясь выиграть себе время на обдумывание. Мартен, слышавший часть разговора, мгновенно развернулся, отнял у Эмиля трубку и заговорил на английском: - Эй, привет, это Мартен. Как дела? - Ну-ка отдай трубку Эмилю, - сердито приказала Саманта, тоже машинально переходя на общепонятный язык. - Я бы рад, но не могу, - засмеялся Фуркад, делая выразительные глаза Свендсену, - он так ошалел от радости, что сейчас сидит на полу в коридоре гостиницы, ты бы его видела – глазами хлоп-хлоп, рот открывает – а сказать ничё не может. Сдурел совсем, как бы крышей не поехал. - Серьёзно? – смягчилась девушка - Клянусь своей олимпийской медалью, - торжественно сообщил Мартен, - ты только что уничтожила все шансы на золото у всех команд сразу, даже у нашей. - Так вам и надо, - засмеялась Саманта, окончательно успокоившись, - у вас и так слишком много золота в этом Кубке мира. - Боюсь, завтра он побежит как три СуперСвендсена сразу, - фыркнул Мартен, - вот удружила так удружила. Но в любом случае – рад за вас. Счастья, здоровья, детишек и всё такое. Доброй ночи! Он отключился, не дав Саманте вспомнить, что она вообще-то хотела поговорить с Эмилем, и отдал трубку законному владельцу. - Спасибо, - выдохнул Свендсен. Всё это время он, побледневший, подпирал собой стену и не делал даже попыток осознать свалившийся на него ультиматум. - Тарьке – ни слова, ни звука, - сурово сказал Мартен, мгновенно отметая напускную весёлость. – Ты понял? - Ага. - Завтра сделаем так… эй, ты меня слышишь вообще? – Мартен пощёлкал пальцами перед носом оппонента, - мы с тобой оба финишёры, ты держись впереди до последнего километра, я не буду обгонять. Блин, там же Антоха ещё. Ладно, я с ним договорюсь. Потом в финишном створе разберёмся… Давай, если хочешь, я тебя подрежу, ты как будто упадёшь, потеряешь время, придёшь вторым. Там, конечно, опять разлай будет, да мне не привыкать, переживу. Ну как, согласен? Эмиль молча кивнул. - Отлично! – Фуркад хлопнул его по плечу. – Главное, помни – Тарьей об этом знать не должен. Пожалей парня, он и так на нервах из-за этой твоей… Саманты. Он ушёл, довольный собой, радостный, что так легко разрешил запутанную ситуацию и выручил друга. Эмиль посмотрел ему вслед. Да, всё можно было бы сделать именно так – до последнего драться за победу, гнать к финишу на всех парах и лишь по чистой случайности стать жертвой подлого характера Фуркада, отдать ему победу в двух шагах от финиша. Можно, можно… Если бы не данное сегодня утром обещание привезти золото для своего ясноглазого. *** Как назло, ребята гнали эстафету впереди планеты всей. Тарьей, бежавший первый этап, с первых шагов по трассе взял скорость выше своей оптимальной, на обоих рубежах умудрился отстрелять вчистую и ушёл на передачу эстафеты раньше всех соперников. Завозившиеся на стрельбище немец, француз и американец бросились вдогонку лишь спустя несколько секунд. Тарьей, всю дистанцию мчавшийся как на крыльях на радость болельщикам, уверенно додержал лидерство до самого конца и передал эстафету Йоханнесу с неплохим запасом времени. Рыжий рванул вперёд едва ли не с бОльшим азартом, чем его брат. Первая Олимпиада и самая ответственная гонка – эстафета, где ты отвечаешь не только за свой результат, но за результат всей команды. Раз ошибившись на первом рубеже, он влёгкую догнал вышедшего вперёд немца, обошёл, как стоячего, и привёз на передачу эстафеты такой же нехилый отрыв, как до этого его брат. Эмиль разминался, наворачивая круги по полю. Он знал, что парни мчатся, как укушенные, далеко оставляя за собой всех соперников. Знал, что оба нацелены на золото и что Бьорндален, стартующий на третьем этапе, тоже будет драться за победу, сколько хватит сил. И гулким, похоронным звоном раздавался в его голове голос Саманты. «Возьмёшь золотую медаль – выйду за тебя замуж». Ни дать ни взять, та украинская девушка, которая захотела себе башмачки самой царицы. Эмиль не думал о женитьбе. Ему было хорошо с Самантой в межсезонье, когда надо было чем-то занять себя до следующего старта Кубка мира. И статус несвободного парня как-никак был оберегом от слишком назойливых поклонниц. Но наступала осень – и он очертя голову бросался на сборы, с радостным нетерпением предвкушая встречу со своим солнечным другом. Глупо, конечно. Живя в одном городе, они слишком редко пересекаются в межсезонье, засовывая эмоции поглубже, чтобы не выдать себя, - но на сборах совсем другое дело. Там уже все привыкли, там обстановка ещё уютнее и роднее домашней. И можно обниматься у всех на глазах, не боясь быть осмеянным или допрошенным с пристрастием. Можно ластиться друг к другу на грани фола, едва-едва переступая запретную черту, и бесконечно насыщаясь этим взаимным обожанием. Если бы у Эмиля спросили, кого он любит больше – Саманту или Тарьея, он бы сделал вид, что очень удивлён таким глупым вопросом, и как-то отшутился. А про себя подумал, что если не говорить о любви, то потерять дружбу партнёра по команде он боится гораздо больше, чем возможного расставания с Самантой. Уле Эйнар не смог оторваться от соперников, и временной задел для Свендсена не получился. Но несмотря на это, он так же, как и ребята до него, привёз первое место для финишёра и с чистой совестью передал эстафету Свендсену. Какая глубокая тоска терзала сердце Эмиля, когда он выходил на старт своего этапа! Их план с Мартеном похерился давным-давно. Франция так безнадёжно отстала, что теперь даже гений Фуркад не смог бы догнать лидеров эстафеты. И ничего не мешало норвежской команде победить. У них самый сильный биатлет на трассе, а у биатлета – идеально скользящие лыжи, полный штиль на рубежах и ни одного человека впереди. Надо быть слепым, хромоногим медведем, чтобы в таких условиях не привезти золото. И Эмиль дрался бы за это золото, гнал всю дистанцию, забывая дышать, лишь бы победа, лишь бы медаль для Тарьея. Он снял бы со своей шеи золотую награду за масс-старт, чтобы отдать её тому, кто даже не имел права бежать этот масс-старт. И тут – как холодный душ на голову – слова Саманты. Она будет уверена, что он старается ради неё, - и как её в этом разубедить? И надо ли разубеждать? Он бежал, механически переставляя ноги, отталкиваясь палками от утрамбованного снега, и не знал, что делать. Какая свадьба, зачем ему эта свадьба? Он даже близко не мог себе представить, как потом смотреть в глаза Тарьею, если всё-таки свяжет себя этими узами. Первый рубеж – машинально, на автопилоте, все пять мишеней на ноль и дальше бежать. Соперники далеко за спиной, даже если бы и захотел пропустить кого-то вперёд – уже не получится. Только если встать столбом на трассе и ждать, пока подъедут. А в голове всё та же неотвязная мысль – что делать, на что решиться? Скандал с Самантой ему ни на грош не нужен. А скандал будет. Эмиль прекрасно знал, как умеет обижаться взбалмошная девушка. Не привези он золото, да ещё в таких идеальных условиях – этому будет только одно объяснение: сам не хочет этого золота, сам отказывается жениться. Он согласился на её условие, не возразил, принял молча. А Мартен доиграл остальное. И теперь – в отказ? Такого хамства она ему не простит. И он сам себя не простит, если не выполнит обещание, данное другу. - Боже, - прошептал Эмиль, подходя ко второму рубежу, - подскажи же мне, как сделать правильно. Расставил пошире ноги, вскинул к плечу винтовку, прицелился. И вдруг понял, как надо поступить. В единый момент, поймав в прицел винтовки первый чёрный глазик мишени, он почувствовал, как мир сконцентрировался и замер вокруг него. И в момент тишины и предельного напряжения необходимая истина открылась ему, как заветный ларец. Закрыть пять мишеней восемью пулями – легче лёгкого. Даже потерянного времени не жаль – если соперники уйдут вперёд, пока он будет возиться с перезарядкой, он всегда сумеет отыграть ногами и всё равно вырвется в лидеры. Значит, надо не оставить себе ни малейшего шанса на отыгрыш. Значит, штрафной круг. Болельщики ахали и бледнели хуже снега, наблюдая, как Эмиль Свендсен, один из сильнейших биатлонистов мира, лидер гонки, уверенной рукой кладёт пули мимо мишени. Один раз, второй… Уже закончились основные патроны, достаёт запасные, мимо, опять мимо. Уже уходят с рубежа соперники, немало удивившиеся тому, что ещё застали Свендсена стреляющим, а ещё больше – тому, что ушли раньше него. Пять мишеней, восемь патронов, - и когда заканчиваются все ресурсы, напротив стрельбища сияет чёрным глазом одна незакрытая мишень. Норвежские флаги уныло обвисают на древках. Болельщики молчат, и в этом молчании слышится что-то траурное. Закинув винтовку за спину, Эмиль, не глядя по сторонам, отправляется на штрафной круг, безвозвратно упуская возможность привезти своей стране не только золото, но хоть какую-нибудь медаль. - Это что, ***, сейчас такое было? – зло прошептал Йоханнес. Тарьей не ответил. Побледневший и растерянный, он стеклянно смотрел на экран, где камеры давали крупным планом Эмиля, отматывающего свои штрафные полторы сотни метров, и ничего не понимал. *** Пока вся Россия и один француз радовались золотому финишу Антона Шипулина, норвежцы подавленно сидели в стороне. Эмиль приехал четвёртым. Слишком поздно пришла мысль убить сразу всех возможных зайцев и привезти для Норвегии хоть какую-нибудь медаль, хоть несчастную бронзу. Не успел. Ни на кого не глядя, он отцепил лыжи, махнул рукой сервисёрам, что не нуждается в их услугах, и тут же сбежал. Йоханнес хотел было поймать его и допросить, что за фигня произошла на последнем рубеже, но брат остановил его. - Не лезь. Ему и так сейчас хреново. - Ему хреново? – вскинулся рыжий, - Какого чёрта он творил? Ты же сам всё видел! Первый рубеж на ноль, а на втором восемь пуль не хватило на пять грёбаных дыр! Так не бывает! - Бывает. Поверь. - Я его, ***, разделаю, как шпроту, - кипятился Йоханнес, грозя кулаком в том направлении, где исчез Свендсен, - золотая медаль была в руках!! Олимпийская медаль! А тебе всё равно, что ли? Опять будешь его защищать? - Мне не всё равно! – Тарьей едва не сорвался на крик, но вовремя обратил внимание, сколько вокруг них лишнего народу. – Если хочешь знать, он сам пообещал мне, что привезёт золото. – Он перевёл дыхание, сглотнул комок в горле и продолжил уже тише, - Эмиль сказал, что привезёт золото для меня. И я до последнего ждал, что так и будет. - Я его убью, - так же тихо ответил Йоханнес, выслушав брата, - убью прямо сейчас. Хрен с ней, с моей медалью, не последний день катаю. Но за тебя я не прощу. Он развернулся, явно намереваясь догнать Эмиля, разыскать его, где бы он ни был, и исполнить своё обещание, но тут к ним подошёл сияющий Фуркад. - Тарь, - начал он, полностью игнорируя рыжую мелочь, - я знаю, о чём ты думаешь. Но ты, клянусь тебе, ваще всё не так понял. Норвежец удивлённо взглянул на оппонента. Никогда в их отношениях не было особой симпатии, всегда между ними незримой тенью стоял Шипулин. И импульсивный Фуркад, если кто подходил к Антону, всегда сначала взрывался, потом разбирался, что да как. - Эмиль сделал это ради тебя, идиот, - объяснил Мартен. - Что? – переспросил Тарьей. - Как это? – встрял и Йоханнес, не желая оставаться в стороне от такого любопытного разговора. - Он обещал тебе медаль, я знаю. Но там потом нарисовалась Саманта и сказала, что если будет золото – то уже непременно свадьба, все дела. Он не мог сегодня привезти это золото, не предав тебя, понимаешь? Тарьей смотрел на своего соперника, принесшего такие неожиданные вести, и молчал. Притихший Йоханнес растерянно переводил взгляд с одного на другого. - Зачем ты мне это рассказал? – наконец, спросил старший брат. – Почему – ты? Фуркад улыбнулся. - Я в курсе, что ты считаешь меня грёбаным куском дерьма. Но я ведь тоже умею любить. Он хлопнул Тарьея по плечу и отошёл. Норвежец огляделся – совсем рядом с ними радостный Шипулин раздавал интервью в три камеры сразу. - Иди, - сказал Йоханнес, кивнув головой по направлению к домикам. Через несколько минут Тарьей отворил дверь в их с Эмилем номер. Свендсен был здесь. Он сидел в тёмной комнате, с завешенными шторами, спиной к двери, и даже согнувшаяся спина его была такой несчастной, что Тарьей усмехнулся про себя. Он подошёл, сел рядом, взял расстроенного друга за руку. - Я думал, ты сегодня у Йоханнеса останешься, - буркнул Эмиль, не поднимая глаз. - Нет уж, Йоська храпит, как Боинг взлетает, хватит с меня. Эмиль… я, в общем, всё знаю. - Кто? - Мартен. - Чёй-то? - Русские же выиграли. Вот он и пытается не сиять изо всех сил. Всех любит, ко всем добрый. Ну и мне перепало от его радостей. Эмиль повернулся, взглянул на него и, видя, что Тарьей спокоен, сделал жалкую попытку улыбнуться. - Ты думаешь, я мудак, да? - Да, - улыбнулся Тарьей, - но не потому, что похерил нам олимпийские медали. Просто ты по жизни мудак. И Саманта ещё не знает, как ей повезло не стать твоей женой. Затрезвонил телефон. - Вспомнишь лучик – вот и солнышко, - усмехнулся ясноглазый, глянув на дисплей. – Сейчас будет орать. - Я готов, - Свендсен улыбнулся в ответ и мазнул пальцем по дисплею, принимая вызов. И в тот момент, когда первые нотки истерического вопля добрались до его уха, он почувствовал, что крепкие руки обняли его за плечи, и светлая лохматая макушка прижалась к щеке. Всё было хорошо. Всё было правильно.