Июнь

      Температура пропорциональна средней кинетической энергии частиц системы.       Город стремится к газовому состоянию: отключают воду, укладывают асфальт поверх испаряющегося грунта, срочно забираются в самолёты — колёсики чемоданов используют стенки выбоин как трамплины, чтобы больше не касаться земли. Земля кипит.       В условиях аномальной жары плодятся бабочки — боярышницы, а не капустницы, род белянок, — носящиеся по немыслимым траекториям, гроздями виснущие на цветах и собирающиеся в соцветия над грязью. В безрадостной тени остролистых, жёстких кустарников их стерегут воробьи, но ежедневный пир птиц не уменьшает популяции. Их можно хватать горстями, их можно давить десятками, не выбирая пути. Радуйтесь, говорят с востока, радуйтесь белому шторму бабочек, — ведь к нам пришла саранча.       Ветра нет, и кажется, никогда не будет. Небо куют из железа, солнце сливается с ним — днём молот опускают на наковальню, и они звенят. Медным колоколам окраинной бедной церкви вторят гудки машин отправляющихся на дачи. Устало рычат моторы. Звякают велосипеды, привязанные к крышам. Отовсюду — дрязг хлама и голосов. Выезд забит, а пробка тянется чешуйчатым хвостом громадной рептилии, саламандры, дремлющей на углях.       Пахнет горячим кожзамом, слезающей — стекающей — с корпуса краской, едой в полиэтилене, липким пластиком бутылок и липкими пальцами, мутной водой, кислым чаем, немытым телом, дедовым табаком, бабушкиными ядрёными духами, пылью, потом, собранным под коленями, чёрным нефтяным асфальтом и бензином, и. Предвкушением? Вместо поющей лягушки — поющая саламандра, с палочкой очерёдности, которой проводят по гребню, по позвоночнику: за самой долгой минутой наступит момент, когда всё сорвётся в звук. Тогда       едва расслышать свист стёртых шин вжаться затылком в заднее сиденье свалиться в бок докрутить до упора ручку стеклоподъёмника оглохнуть от свиста ветра наглотаться круглого и гладкого шипастого и шершавого воздуха открывать сухой рот навстречу плотному потоку высовывать руку в окно пытаться и схватывать мир за край кожи сдирать с него бесконечное покрывало не помнить о заложенных ушах биться головой о спинку дедова кресла подпрыгивая на ухабах колдобинах лунках выщербинах заносах по щебню выхватывать травяной дух сигарет и густой лесной не успевать за мыслью за бабушкиными причитаниями за басовитым хохотом видеть в тяжёлых своих очках не больше чем без них реветь всем телом животным победным рёвом захлёбываться восторгом не выпускать его дальше себя оцарапаться о свёрток врезающийся в разбросанные будто чужие ноги грохотать греметь распадаться захлёбываться языком кровавой кислой слюной замирать со сбитым пульсом вывалиться в траву под вечер пережимая горло сглатывая рвоту прятать глаза от солнца дышать дышать до треска в груди ничего о себе не знать