Many happy returns

      Грег не знал, хорошая ли это идея. Наверное, не стоило доставать эту коробку, она прекрасно стояла у него в кабинете на самом заваленном шкафу. Беда была с её содержимым. Инспектор Лестрейд втянул носом воздух, выдохнул и нажал на звонок. Открыл Джон.       Он постарел и поседел, немного осунулся, хотя и был в целом практически таким же, как и… до Падения. Старый друг, подумал про себя Грег, как же ты плохо выглядишь. Прошло полтора года, но каждый, кто был связан с Шерлоком, как будто носил траур: Донован стала в разы тише и мягче, Андерсон оброс и окончательно съехал с катушек, воображая, что детектив строит планы по возвращению и связан с каждым мало-мальски интересным случаем в криминалистике, Джон… на него было просто больно смотреть. Тем не менее, инспектор улыбнулся ему и по старинке похлопал по плечу, пожимая руку и проходя в светлую гостиную.       Коробку, которую он мял в руках, взял Джон и привычно поставил её на полку, даже не посмотрев на неё. — Рад тебя видеть, Грег. Присаживайся. — Как ты? — Лучше. Гораздо лучше, — быстро ответил Джон, кивая и складывая руки в замок. Лестрейд тоже кивнул, отмечая про себя, что Джон напряжён и зажат — видно по плечам и морщинам на лбу. Мужчина махнул рукой в сторону коробки, — Так что там?       Чёрт. Это сложнее, чем он думал. Чем он вообще думал? — Это некоторые вещи из офиса, вещи Шерлока, — объяснил Грег, опуская голову. Идиот. — Возможно, надо было их выкинуть, я только не знал, можно ли… — Нет, всё в порядке, — Джон улыбался, и Лестрейд вскочил, направляясь к коробке. Он знал её содержимое наизусть: небольшая маска — напоминание о китайском театре, металлический игрушечный локомотив (остался после какого-то из дел по похищениям детей), листок с инструкциями для него, ГРЕМА, который просто рука не поднялась выбросить, и розовый телефон после Большой игры Мориарти, который чуть было не расколошматил Андерсон. Но пришёл он не с этим. — Тут есть кое-что, тебе стоит это увидеть.       Рука нашарила белый диск в матовой обёртке. — Помнишь видеообращение, которое он записал на твой день рождения? Это было пугающе, — Джон еле заметно усмехнулся, — тут полная версия. Достаточно забавная. — О, — просто ответил Джон, вертя пластик в руках. — Хорошо.       Глупая затея. Принести это Джону спустя полтора года? Зачем он вообще об этом вспомнил? Расхотелось нести бремя одному? — Не стоило мне это приносить… — Не беспокойся, всё в порядке. Может, я его вообще не посмотрю, — грустно отшутился Джон.       Они скомкано попрощались — Грег притворился, что его ждут груды отчётов, а Джон был, очевидно, не против остаться в одиночестве.       Когда инспектор уже вышел, Джон решительно направился к шкафу и вытащил оттуда початую бутылку виски. Он не видел Грега около года — напрочь завязал со всеми старыми знакомствами, съехал с Бейкер-Стрит, устроился в новую больницу: даже Сара его раздражала. Его раздражало всё, что имело отношение к старой жизни, к миру, где был Ш… где был его друг, его лучший друг, которого все эти люди довели до прыжка с крыши. Все они, все… И они живы.       Джон не хотел признаваться в этом самому себе, но он никому не простил тот звонок и ту дрожь во всегда уверенном голосе, обречённое «Я прохвост…» Никому из них, кого он знал и не знал, Джон не простил того, что его друга загнали в ловушку чужой лжи и заставили покончить с собой.       Он не верил ни одному слову в телефонной трубке. Пришлось верить крови на мостовой у подножия Бартса и надгробной плите под старым дубом. Шерлок был мёртв, и от этого становилось особенно невыносимо, как будто звон в ушах от удара того велосипедиста не прекращался, а лишь усиливался, и сам воздух раскалялся с каждым днём всё сильнее и сильнее.       Джон устал говорить этому паршивцу: «Перестань, это не смешно, Шерлок, это уже не смешно, прекрати быть мёртвым, прекрати всё это». Глупо было верить, что Шерлок дал ему какую-то клятву вроде «никогда не умирать», но Джон ничего не мог с собой поделать. Кажется, он устал оплакивать друга. Отрицание перешло в гнев.       Как он мог быть мёртвым? Как смел он быть мёртвым? Он, уникальный, бесценный, поразительный, один-единственный на планете, кому стоило бы жить и кто этого заслуживал! Он был нужен этому миру, миру, который его предал.       Он был нужен ему — живым, наглым, долговязым, с растрёпанными кудрями по ветру, в его вечно расстёгнутом пальто и с шарфом. Шерлок должен был быть живым, а он не был, и Джона это бесило. Как будто приятель бросил его одного в этом сумасшедшем доме, хотя кто угодно назвал бы сумасшествием старую жизнь Джона, а не то тихое и мирное болотце, в котором он жил сейчас.       «Как ты смеешь быть мёртвым?», думал Джон, потягивая янтарную жидкость из бокала. Как ты мог? Почему предпочёл соврать мне напоследок, почему не дал помочь? Диск на столе мягко светился, пуская блики на противоположную стену, и Джон вдруг решил: плевать. У него есть вторая бутылка, а в столе лежит револьвер: хуже ему уже не будет, а перспектива увидеть Шерлока живым была слишком заманчивой.       Живым… как будто он и так не видел его первый год за каждым поворотом и не слышал его скрипку, продолжая первое время жить в своей комнате на Бейкер-Стрит.       Диск плавно щёлкнул, экран загорелся, и Джон, удобно устроившийся на диване, увидел их гостиную: бело-чёрные гербовые лилии, ухмыляющаяся жёлтая рожица в левом верхнем углу, потёртый диван, на котором Джон столько раз раскладывал свою аптечку, латая друга. Он был готов к тому, что Шерлок будет что-то говорить, но это оказалось мучительно больно — услышать этот голос снова.       Такой же неуверенный, суетящийся — Шерлок что-то искал вне зоны видимости камеры и бормотал нечто несуразное. Как всегда, когда дело доходит до сантиментов, мрачно подумал Джон, отпивая ещё. — Так что я… что мне сделать в конце? Улыбнуться и подмигнуть? Я так делаю иногда, без понятия, зачем… Людям нравится. Это меня очеловечивает, — Шерлок почти что закатил глаза. Как всегда. Скептик. Циник. Мизантроп. Но живой, такой обыденный, как будто это было вчера. — Да что хочешь. — Напомни-ка, зачем я это делаю? — Ты пропускаешь ужин. — Конечно, я пропущу ужин, там же будут люди! — Ну конечно, люди… Те самые, которых ты так терпеть не можешь. Шерлок на экране презрительно поджал губы и отвернулся. — Зачем Джон вообще устраивает этот ужин, если все те его друзья его ненавидят?! Не могу смотреть на эти лица. Я мог бы написать эссе о человеческих девиациях, основываясь только на его друзьях. Но, наверное, отражение было бы не лучшим выбором для подарка...       Это было не смешно, совсем не смешно, но Джон против воли слегка улыбнулся. Мерзавец… Знал, что Джон никогда не поверит этому на слово, и специально не пришёл, чтобы не испортить ему праздник. Тот день рождения прошёл так ужасно, что Ватсон пообещал себе в жизни больше не устраивать больших застолий: ему бы хватило миссис Хадсон, Грега, Молли и Шерлока.       Детектив поморщился, выдыхая абсурдное: «Что у меня за причина?» — усталый голос Лестрейда за кадром напомнил о «деле», и Шерлок снова встрепенулся. Почему он так мельтешит и нервничает? Это всего лишь видео, где надо наврать, Джон прекрасно помнил, как смотрел итоговый вариант сам и что там было. — Хочешь рассказать в деталях? — Нет, только у лжи есть детали, — бросил Шерлок, и Джон нахмурился. Позёр. — Мне нужна минутка, чтобы понять, что сделать. — Я знаю, что тебе делать. Перестань быть мёртвым, — тихо бросил Джон, снова поднося бокал к губам. — Ладно. Это прозвучало, как выстрел, как звон разлетевшейся на мириады осколков витрины, и Джон давится виски, глядя ошарашенным взглядом на экран, как будто в комнату влетело привидение и опустило ледяные влажные руки ему на плечи. Ладно? Ладно?! Всё остальное он слушает не так внимательно, эту часть он уже видел, только пристально следит за каждым движением серебристо-зелёных глаз, за каждой улыбкой, в которой растягиваются знакомые искусанные губы. Лжец. Обещаешь, что мы скоро встретимся, а сам лежишь на том кладбище, куда я прихожу каждые три дня.       Джон так погружается в этот круговорот мыслей, что вздрагивает, когда в образовавшейся словесной бреши отчётливо раздаётся дверной звонок.       Да они издеваются. Не нашли другого времени принести почту, поговорить с ним о Боге или переустановить спутниковую тарелку, что там ещё им обычно бывает нужно?       Он ставит видео на паузу, и Шерлок умолкает, преданно и серьёзно глядя прямо в объектив. А раньше его было не заткнуть, сварливо и мрачно думает про себя Джон, направляясь к двери и собираясь хорошенько взъерепенить того, кто осмелился зайти.       Дверь открывается, и Джон будто бы снова слышит выстрел — вот только пуля попадает прямо в него, бьёт в сердце и мозг сразу, и военврач в отставке отчаянно пытается понять, в какую долю она должна попасть, чтобы вызвать зрительные галлюцинации. Его галлюцинацию еле заметно потряхивает от усталости, и к картинке скоро добавляется звук: родной голос, который он дал себе послушать только сегодня и который не слышал проклятых восемнадцать месяцев и вот уже десять дней, голос, от которого у Джона крепнут кулаки и сердце заходится в ритме тарантеллы. — Джон…       Его галлюцинация не удерживается на ногах и падает, Джон еле успевает его подхватить и втянуть в квартиру. Устал. Ранен. Голоден? Измождён бессонницей?       Жив. И Джону сносит крышу. Он материт Шерлока на все лады, затаскивая его в гостиную и укладывая на диван, по стонам понимая, что класть на спину было нельзя. Значит, на бок. Перевернуть, раздеть, аккуратно ощупать, глядя в осунувшееся лицо.       Жив.       Ему плевать, как, плевать, почему — Джон только делает то, что делал тысячи и тысячи раз в той жизни, которая была до… которая была прежде. Собирает Шерлока Холмса, чья очередная игра вышла из-под контроля. Шерлок, потерявший сознание, очнётся только к вечеру — он не узнает, как трясло Джона, когда он перевязывал его спину, превращённую чьими-то искусными руками в адское месиво из ожогов, порезов, рубцов и шрамов. Он не увидит, как его друг переносит его в свою комнату и устраивает на своей кровати, пристально разглядывая его и пощипывая до синяков руки, только чтобы убедиться, что это не сон и не белая горячка. Джон слишком шокирован, чтобы не держать Шерлока за руку, ловя пальцами пульс. Тихий стук в синеватой вене помогает привести мысли в порядок.       Тук-тук. Пульса нет, расколот череп, кровь залила всё в радиусе нескольких метров. Безжизненная рука выпадает из его пальцев, и в отдалении Джон слышит крики людей, которые забирают труп и вносят его в карету скорой помощи. Они так близко, что должны оглушать его, но Джон ничего не слышит, кроме своего прерывистого дыхания, сопровождаемого только пустотой.       Тук-тук. «Пожалуйста, осталась ещё одна вещь, ещё одна вещь, ещё одно чудо, Шерлок, ради меня. Не будь мёртвым. Сделаешь это ради меня? Просто прекрати это. Прекрати…»       Тук-тук. «Перестань быть мёртвым.» «Ладно.»       Тук-тук. Когда Шерлок проснётся спустя шестнадцать часов, он будет немногим живее того, каким ввалился в квартирку Джона накануне. Тем не менее, спустя одну затрещину, пять чашек очень крепкого чая и серьёзный разговор всё слегка выправится. Возможно, Шерлок имел ввиду не совсем это, когда желал Джону всего наилучшего и долгих лет жизни, но что есть, то есть, и Джон с этим более чем согласен.