Дочка Соньки

После того, как мою мать поймали, ее сразу же отправили в Санкт-Петербург. Судебные тяжбы над легендарной аферисткой продолжались почти 2 года! Тогда только ленивый не находился в гуще событий. О поимке моей матери трубили во всех газетах, шушукались в тавернах, в литературных кружках и, даже, в учебных заведения! В газетах писали буквально и все: как правду, которую они и без того плохо знали, так и вымысел. Больше всего "желтая пресса" любила рассказывать о низменных поступках моей матери, которых, думаю, вовсе и не было. Одни издания описывали Соньку, как воспитанницу публичного дома, другие и вовсе заявляли, что она происходила из известной польской воровской династии. Даже мою тетку, сестру мамы, и то не обошли стороной! Помню, как-то наткнулась на подобную беледерду, когда бабуля решила купить на улице свежую корреспонденцию. В ярости я скомкала ненавистную газетенку и швырнула под ноги. После чего, со словами: "Будьте прокляты! Будьте все вы прокляты!" топтала ногами уже промокшую от снега бумажку. Тогда бабушка одернула меня и, взяв за руку, быстро оттащила за угол. Я тогда не понимала, злилась. Обвиняла всех в произошедшем: и того ублюдка, подставившего мою мать, и полицию, что так долго удерживала Соньку, несмотря на наличие детей и перспективы оказаться двум малолетним девочкам сиротками, бабушку, за то, что оттащила меня от газетного киоска и так отчаянно вытирала слезы и сопли с моего детского заплаканного лица, себя за то, что не смогла уберечь мать и, наконец, саму Соньку за то, что та не была столь осмотрительной и повелась на ухаживания малолетнего ребенка. Только потом я осознала, почему бабушка поступила в тот момент именно так. Она боялась. Боялась за меня, за себя и за маленькую Сонечку. В тот момент она обронила такую фразу: - Девочка моя, вытри слезы, будь сильной. Помни, кроме нас с тобой, у твоей сестренки никого нет! И, если со мной что-то случится, - бабушка на миг запнулась и, будто проглотив невидимый ком, наконец, продолжила, - Если со мной что-то случится, береги ее. Помни: у Сонечки, кроме тебя, никого не осталось. И я, глотая слезы, кивнула. Признаюсь, в тот период у меня в жизни началась черная полоса. Тогда я училась в гимназии. Разумеется, новость о поимке легендарной аферистки, не обошла стороной и мое учебное заведение. Прознав о том, кем на самом деле была моя мать, гимназистки стали меня сторониться. При виде меня они злобно хихикали, и, стоило мне покинуть их, тут же начинали шушукаться за спиной. Никогда не забуду случай, который произошел за несколько дней до последнего судебного заседания по делу моей матери. Это было ранней весной. Я шла на учебу с кипой учебников. Подходя к гимназии я заметила троих девушек, примерно моего возраста. Они смотрели на меня и злобно ухмылялись. Закусив губу, я решила пройти мимо, сделав вид, что не заметила их. Но, увы, не "заметить их" мне не удалось. Одна из девушек, высокая худощавая блондинка с двумя косичками незаметно выставила ногу вперед, и я, споткнувшись об ее ногу, растянулась на земле возле входа в гимназию. Девушки злобно захохотали. Бросив недоуменный взгляд в их сторону и выругавшись последними словами, я стала яростно собирать выпавшие учебники. Вторая из девушек, коротко-стриженная шатенка, устремилась ко мне. Одной рукой я прижала к груди собранные учебники, а вторую, на всякий случай, что есть силы, сжала в кулак. - Ого, какой у тебя богатый лексикон! - надменно усмехнулась она, скрестив руки на груди, - Что уж, не зря говорят: "Яблоко от яблони..." Подружки шатенки залились звонким хохотом. - Заткнись, дрянь! - сквозь зубы процедила я, - Ты и мизинца ее не стоишь! - Ты действительно ее дочь? - подойдя ко мне, спросила третья из "троицы", темноволосая девушка в круглых очках, - Нашла чем гордиться! Твоя мать ВО-РОВ-КА! - со смехом бросила она. Внезапно мной овладело чувство ненависти. Я подлетела к мерзавке и я влепила ей заслуженную пощечину. - Ни слова больше! - рявкнула я, - Моя мать - легенда. А я ее дочь, Антонина Блювштейн. И я сделаю все возможное, чтобы мы еще долгие годы гуляли вместе по Дерибасовской и смеясь вспоминали всю эту историю! С этими словами я вновь занесла кулак над лицом негодяйки и вмиг сбила ту с ног. Подружки очкастой сразу же завизжали и, схватив учебники, ринулись прочь. А я со спокойной душой продолжила свой путь. Конечно, в тот день мне сильно досталось от директора. Он был в страшном гневе и грозился меня отчислить. Но тогда за меня вступилась бабуля, и произошедшее замяли. А через пару дней я узнала от Марфы Алексеевны страшную новость: мою мать осудили и оправили на каторгу в Сибирь. Единственное, что в тот момент меня успокаивало так это то, что мать осудили всего лишь на 5 лет. На суде было очень много людей. Пришли абсолютно все: и журналисты (как же без них?), и подлый Кочубчик, так мерзко подставивший мою мать, ее товарищи, которые не теряли надежду на освобождение моей матери и, даже, Исаак Розенбад, ее первый муж! Несмотря на то, что в свое время Сонька обворовала его, бросив с маленькой дочкой, Исаак до конца заседания оставался на стороне бывшей жены. Можно сказать, он поспособствовал смягчению наказания подсудимой. После заседания к Соньке подходили ее товарищи и друзья, чтобы попрощаться в последний раз. Когда настала очередь ее товарищей, Сонька внезапно схватила одного из них за рукав рубашки и прошептала: - Хилый... - Я слушаю, Соня, - твердым голосом, отозвался тот. - Пообещай мне одну вещь, - хриплым голосом попросила моя мать. Мужчина кивнул, и матушка продолжила.: - Позаботься о моих девочках, о Тонечке и Сонечке. Ты знаешь, где их найти... - Не волнуйся, Соня. Мы сделаем все возможное, чтобы их уберечь, - ответил за Хилого Кабан и припал губами к ее руке. Когда товарищи ушли, Сонька снова разрыдалась. Но, увы, избежать наказания было уже невозможно.