Проснись, проснись...

Она родилась из шепота. Маленькая точечка, блуждающая по горам босиком или сидящая на крутых обрывах, шепчущая: "Проснись, проснись..." Один Бог ведает, кому она шептала: то ли горам этим, то ли самой себе. Она верила в красивую легенду, которую слышала в этих местах множество раз: о нартах-богатырях и о красавице Машуке. Говорят, когда-то в этих землях обитали нарты, и царем их был могучий седовласый Эльбрус. Был у него сын, Бештау, и влюбился он однажды в девушку невиданной красоты. Машука ответила взаимностью, и три дня и три ночи гуляли нарты на их свадьбе. Эльбрус же становился все мрачнее и мрачнее день ото дня и, наконец, принял решение отправить сына в поход, из которого бы тот живым не вернулся: влюбился Эльбрус в красавицу Машуку, и пожелал, чтобы стала она его женой. Однако Бештау вернулся, и, вызволив из заточения Машуку, бежал. Узнал об этом Эльбрус и собрал воинов, и настиг он своего сына. Началась битва. Пали в ней Верблюд, Змея, Бык и Лев, пало множество воинов, и вышли Эльбрус и Бештау сражаться один на один. Ударив мечом, Бештау разрубил голову отца пополам, а тот в ответ, собрав свои силы, рассек своего сына на пять частей. Машука же, увидев смерть возлюбленного, выхватила Кинжал у него из-за пояса и убила себя. И содрогнулась земля, и обратились их тела в горы, и стоят они так и по сей день. И вот теперь бродит она по лесам, эта маленькая точечка, среди этих гор, дитя юга и древних легенд, вскормленная солнцем и старинными преданиями. Она как будто была здесь всегда, дочь долин и серпообразных горных ручьев, скачущая по камням, словно косуля, теряющаяся в шелесте ветра. Ее звали Тамара. Черные кудри до самого пояса, оливковая кожа и ослепительно горящие глаза, лукавые, но не темные - медовые, с отливом голубизны. Тонкая и стройная, как кипарис, прямая и уверенная, как кинжал, она проносилась вихрем сквозь леса, и ее голос эхом отдавался в низинах и пещерах, рассеивался над бурными речками и, наконец, растворялся в тишине. Ее судьба, должно быть, настолько срослась с историей этих гор, что повторила ее. Под оглушительный цокот копыт и звон клинков, она вонзила кинжал себе в сердце, решив отправиться вслед за своим возлюбленным прямиком в ад. Их тела, конечно, не обратились горами, и земля не содрогнулась под ногами джигитов, нанесших роковой удар. Тамару похоронили под стенами заброшенного монастыря на обрыве, в тени дикого винограда. Тело ее возлюбленного те, кто сразил его, сбросили вниз на скалы. Стоило ему коснуться земли, как к нему тут же подлетел ворон, чернее ночи. Над седыми вершинами гор все еще витает призрак ее шепота: "Проснись, проснись..." И она просыпается. Как королева мотыльков, Тамара продолжает носиться по зеленым холмам и склонам. Ее стенания проносятся над горами Кавказа, и им внемлют лишь звезды и узкий сероватый серп в ночи, днем - спокойное, холодное солнце. Три дня и три ночи ее могучий дух бродит по земле, неприкаянный и безутешный, и кличет только одно-единственное имя. Но нет нигде ее возлюбленного, и только одно эхо откликается на ее зов. Его звали Макá. В тот день он собирался просить руки Тамары у ее отца. Когда он подъехал к старому дому одного из аулов на склоне горы, он еще не знал о том, что произошло. Но вот двери распахнулись, и на пороге появилась ее мать, вся в слезах, и сказала, что дочь ее, ее ненаглядную соколицу, похитили: увезли на вороном коне, и только их и видели. Отец Тамары направился следом. Выслушав рассказ, Мака тоже пустился в погоню. В свете заходящего солнца она долго вспоминала, что было в ее жизни хорошего и плохого, но вспоминала без причитаний и слез. Вдруг один из лучей словно отделился от солнца, начал расти в ширину и в длину, и перед Тамарой предстал ангел: без огромных белых крыльев, но с крепким щитом в руках. - Велико горе твое, Тамара, так велико, что прослышали о нем и на земле, и под ней, и на самих Небесах, - молвил он. - Ты явился, чтобы сказать мне, где он? Скажи мне, о, скажи же мне! Почему он не идет ко мне? Почему не откликается на мой зов? - Не за тем я пришел, но скажу тебе, что он там, где никто уж его никогда не услышит. - Так отведи и меня туда! Все равно, где, все равно, как, только с ним хочу быть, лишь он один мне нужен был и при жизни, и по смерти моей. - Нет тебе пути в обитель скорби, так как умерла ты из-за любви, равно как нет тебе и пути на Небеса - свою жизнь ты забрала у себя сама. В злобе Тамара промолвила: - Так зачем же ты пришел, дух? Ничто больше не облегчит моих страданий. - Я здесь, чтобы предложить тебе забвние. Забудь, Тамара, и тогда... - Забыть? Забвенья досель мне не дал Бог, и не взяла бы я забвенья! Нет, не приму я никогда такого предложенья. Я лучше в ад сойду, посмертно совершая грех, чем забуду! - То выбор твой. Но знай: раз отказавшись - дороги нет назад. Сама вершить судьбу свою отныне будешь ты. И то сказав, он вдруг исчез в последних лучах заходящего солнца. Дух Тамары пылал. Забыть? Нет, никогда! Уж лучше муки ада, раз он там. И план вдруг созревает сам. Раз ей теперь судьбу свою вершить, она сама себе вымостит дорогу в ад - туда, где будет ей милее, чем в раю, коль там есть тот, кто часть ее души. Их было трое. От рук Тамары первым пал Дади - утонул в одном из горных озерцов. Вторым стал Нато: его борзый конь вместе с всадником, подгоняемый могучим духом Тамары, обезумевший от ужаса, сорвался в пропасть. Последним был Резо - тот самый, кто ее похитил. Услышав зов ее в тиши ночи, он сошел с ума и, как и Тамара, заколол себя кинжалом. Три жизни - за одну. И вновь явился ангел ей. Он говорил: - Теперь я вижу путь, что избрала ты. Врата подземные открыты пред тобой. Но знала ты, что ждет тебя, на что идешь ты? Какие муки будут впереди? Гордый дух Тамары отвечал: - Нет мук страшнее тех, чем те, что уже со мной. И я готова войти в ад, если там половина моей души. И он ведет ее вниз, в непроглядую даль. Там - вдали от гор, от света солнца и сиянья звезд теперь ей суждено влачить свое существование. Но ничто не страшит ее - столь гордый дух не знает страха и не боится мук. Но ждет ли он ее? Средь сотен, тысяч, миллионов душ найти одну, одну-единственную... Она носится и носится в вихре из тел, терзаемая ветром и огнем и мучимая жаждой, но нет его нигде, и нет ни в чьем лице знакомых черт. Она вновь кричит, но крик ее тонет в сонме других. Но что это?.. Неужели... неужели... Тамара видит его - пред ней ее Мака. И в тот момент когда души их соединяются, ад, словно впервые, озаряется светом. И в безвременьи есть время - ее душа горит из раза в раз, горят обе их души, терзаемые невыносимой мукой, но нет грешников счастливее этих, и в этом море проклятий и ругани, в море стонов, криков и сорванных голосов лишь два тех, что всегда молчат. В очередной раз Небо посылает им гонца. Сияющий, словно само солнце, вновь является ангел, разгоняющий бесов, проклятых, и царящий вокруг мрак. - Вновь ты пришел. Что на этот раз? Отныне вместе мы, и большей милости не надо никому из нас. Но англе говорит, и слова его звенят, как удары колокола: - Возрадуйся, дитя, ибо ждет спасение. - Спасение! - воскликнула Тамара. - Но за что? И для кого? - Я здесь, чтобы забрать в рай одного из вас. Своим смирением один из вас заслужил того, чтоб грех его был искуплен. И вновь мятежный дух пылает гневом: - Ах, злой ты дух! Что же это, что же за милосердие такое? Обоих обрекаешь ты на муки, что здесь, в аду, что там, на Небесах! Нет - мой ответ! Да будет проклят рай, в котором нет его! - Что скажешь ты, Мака? Желаешь ли спасенья? - Спасенья нет там, где нет ее. И ад нам слаще рая, если мы вместе. Уж лучше муки здесь, вдвоем, чем там, в раю и в одиночку! Ангел не сказал ни слова. Исчезнув в свете миллионов солнц, он покинул ад, вернул его во тьму и разложенье. И сотни душ тогда столпились перед ними. - Рай? Посмели отказаться вы от рая? Проснитесь... проснитесь! Да каждый бы из нас на свете отдал все, раскаялся во всех грехах, лишь бы покинуть ад навечно! А вы, глупцы... сейчас поймете вы, какую совершили вы ошибку! И эти сотни душ набросились на них и принялись терзать и рвать когтями и зубами, пытаясь уничтожить. И прибывали души, миллионы душ, и обступали их со всех сторон, и набрасывались одна на другую, желая дотянуться до глупцов и причинить им столько боли, на которую даже ад не был способен. Они были повсюду, сплотились в единый водоворот и, противостоя огню и ураганному ветру, превозмогая боли и страдания, они стремились стереть и разлучить две несчастные души, заброшенные в ад. Их оторвали друг от друга, и разнесся крик, перекрывающий брань и вопли сотен грешников. Они зажали уши, не в силах вынести его. На крик этот опять явился свет. Он, разгоняя тьму, всех ослепил, и расступились полчища мертвецов, прикрывая глаза и корчась в муках от слепящей яркости. Но в свете этом не было ангела. Был лишь Голос. - За то, что предпочли друг друга раю вы, за то, что ради этого стерпеть решились вы любые муки, дарован вам покой, - промолвил он, и расступилась тьма, и ад исчез. Вместо огня - ночное небо, вместо урагана - прохладный ветерок. На небе - прямо над горой Машук - сияют две звезды, и свет их порою соперничает с яркостью лунного диска. Они сияют испокон веков, и счета нет годам, что есть они на небе. И даже в самую ненастную погоду свет их пробивается через облака и робко пытается осветить дорогу путникам и дает ориентир и надежду заблудшим душам.