Другие жизни

      Если бы всё было так просто… Ну, или хотя бы чуточку проще, чем оно есть, то всё могло бы быть иначе. Если не всё, то многое. Может, она никогда бы не узнала то, что знает теперь. Она была бы рада не знать всё это. Слишком тяжело от этих знаний. Значительно тяжелее, чем от незнания. Не стоило гоняться за призраком, а сделать вид, что его не существует.       – Дура, – отругала она себя в очередной раз. – Говорили же не торопиться, но нет же. Ведь не маленькая, чтобы понимать «нельзя». Ругала его, ругала, а сама не лучше.       Сколько могли бы продолжаться самобичевания? День, неделю, месяц или год? А может, всю оставшуюся жизнь?       – Теперь уже ничего не изменишь.       Лишь сейчас поняла, почему он тогда пытался не отпускать, не пускать, всячески преграждал путь, закрывал ей глаза и уши. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Дура.       – В этом мире всё слишком запутанно, да?       Она подняла глаза на подошедшую девушку. Та протягивала свои белые пальцы, выглядывающие из обтягивающих руку чёрных митенок. Её лиловый плащ развивался на ветру и казался единственным живым пятном в царившем мраке. Даже её белые волосы казались лишь линиями, разрывающим всё вокруг, трещинами в этом жутком месте. Она была единственным живым существом. Существом, которое смотрело на неё и ждало её возвращения.       Знала, но так и не подняла взгляда. Почему?       – Идём обратно? – спросила девушка, всё ещё держа раскрытую ладонь перед лицом.       Обратно? Куда? Зачем? Можно ли доверять?       Лучше остаться здесь. Тогда не произойдёт чего-то ещё более страшного, чем то, что уже произошло.       – Мы не можем изменить то, что уже случилось, но мы можем изменить будущее.       Давай вернёмся вместе.       Прозвучало ли это? Или только показалось? Голос звучал так мягко, что убаюкивал.       Она сжалась ещё сильнее. Зажала уши. Нельзя. Нельзя засыпать. В прошлом уже доверилась. Хватит.       – Гвен.       Резануло. Больно, резко и сильно. Внутри всё сжалось, стараясь не дать выхлестнуться содержимому. Нельзя.       – Гвендолен.       Она распахнула глаза. Воздух сдавил внутри всё, стал плотным комком в горле. Не вдохнуть, не выдохнуть.       – Гвен Теннисон! – белые пальцы схватили и рывком подняли куда-то вверх.       Она безвольно упала в ногах девушки. Чёрные высокие сапоги. Пахнут чем-то знакомым. Но почему-то так больно, что внутри всё начинает выворачивать.       Стошнило.       – Чему ты так сопротивляешься? – раздосадованный голос звенел где-то в голове. – Посмотри на меня, наконец! – по щекам хлопали.       – Я предупреждал, что она не готова, – чуть не взорвал голову ещё один голос. – Брось её.       – Нет! Я обещала, что проведу её, дядя.       – Интересно посмотреть, как ты проведёшь того, кто не помнит своего имени.       Кто не помнит своего имени. Эти двое о ней? Почему она слышит эти голоса, когда так старательно зажимает уши? Она не хочет ничего слышать. Она не хочет никуда идти.       Темнота вокруг снова сгущается. Это не просто отсутствие света, а что-то материальное. Тягучее, липкое, тяжёлое. Такое же тяжёлое, как её ошибки.       Сколько же она их совершила? Много. Очень много, даже не вспомнить всех. И не надо. Она совершенно не хотела вспоминать о них, помнить. Забыть. Сбежать.       Только белые пальцы держат сильнее, чем сгустившая тьма. Они такие горячие, что обжигают кожу. Жгут, словно огонь.       Еле слышный треск поленьев. Вдалеке слабый огонёк. Нет, закат. Лес словно в огне. Тени на лицах детей, ссорящихся за спиной старика. Тени пляшут по тарелке, что-то шевелится внутри, пытается сбежать.       – Деда, что это? – спрашивает мальчишка.       – Живые щупальца осьминога, – отвечает тот, пытаясь завлечь детей, но те продолжают ошарашенно пялиться на кишащую тарелку, еле сдерживая отвращение. – У нас они редко бывают. В некоторых странах они считаются деликатесом.       – А по-моему, это абсолютная гадость, – высказывает своё мнение девочка и чуть вскрикивает. Одна личинка вывалилась из тарелки и попыталась отползти.       – Если не хотите, у меня есть в холодильнике копчёный овечий язык.       – А я бы съел обыкновенный гамбургер.       Ребята перестали спорить, пытаясь договориться о своих запасах съестного.       А вот теперь треск намного сильнее. Деревья объяло огнём. Запах гари. А среди всего этого ада скачет огненный человек. Всё та же девочка из-за стола носится с огнетушителем. Девочка пугается огненного человека, но с трудом признаёт в нём брата.       Часы из космоса превратили в пришельца, но вскоре всё же мальчишка становится собой.       Атака роботов в лесу. Атака роботов в городе. Потом в другом.       Картинки мелькают, сменяясь одним за другим. Девочка, мальчик, их дедушка. Снова пришельцы. Снова ссоры детей, но что-то в них изменилось. Снова роботы. Дедушка ранен и попадает в больницу, а мальчик сбегает. Возвращается. Вся команда в сборе. Снова роботы и гигантский пришелец. Неугомонный мальчишка снова бросается в бой, но его схватили. Дедушка раскрывает свои тайны. Показывает, но почти ничего не рассказывает. Он знает этого пришельца, он не пугается других пришельцев, он ничего не пугается вообще. Странное оружие, непонятные технологии. Дедушка смело бросается в бой. Совсем как тот мальчик. Нет. Мальчик просто бросается в бой, а дедушка продумывает свои действия.       Сумасшедшая езда по космическому кораблю. Укачало. В глазах темнеет.        – Что ж, выбирай: или ты, или они.       Пришелец из часов беспомощно падает на колени. Часы прекращают беспорядочно превращать, возвращая ребёнка. Мальчишка всё ещё сидит на коленях, склонив голову. Даже не пытается сопротивляться, когда его как нашкодившего щенка хватают за шиворот и уносят.       Девочка ошарашенно смотрит, как космический корабль исчезает.       Этого не должно было быть.       Девочка повзрослела, но всё ещё её можно узнать. Ещё сложно назвать девушкой, но тело уже начало меняться. Её характер ожесточился. Старший брат бьёт книгой по голове и протягивает руку поколоченного ею парнишке. Тот огрызается, по рукам пробежались искры. Брат девочки свалился, а сама она опять приготовилась к драке. Розовое свечение у её пальцев.       Мягкое, розовое, такое живое.       Брат шипит и резко вскакивает на ноги, обоим заезжает по макушке. Те обиженно потирают головы и через силу протягивают друг другу руки.       Тепло в ладонях.       – Боже, нельзя же быть такой, – вздыхал брат. – Ты же девчонка, в конце-то концов. Разве ты не должна помогать Кевину, чтобы он исправился?       – Он опять хотел украсть сумку, – надула та губы, гордо отворачиваясь и задирая подбородок. – Почему я должна смотреть за этим преступником?       Так и не отпустила его руку.       Тепло.       И немного грустно. Он снова подвёл её. А она так старалась не дать ему снова оказаться в полицейском участке.       Праздник. Девочка уже стала девушкой. Она всё ещё держит за руку того паренька. Их пальцы переплетены. Они впервые оказались на карнавале. Девочка тянет его, хочется веселиться. А тот корчит недовольные рожи. И всё же плетётся за ней, так и не расцепляя пальцев.       Чёрное небо. Оно такое чёрное, что даже страшно. Никогда не было такой черноты. Что-то приближается к городу. Все в оцепенении наблюдают, как с неба несётся огненный шар.       Тот самый пришелец, что забрал брата. Девочка удивлённо распахнула глаза. Там за пришельцем, стоит человек. Человек с часами брата.       Взрыв.       Жжёт. Кажется, что жжёт всё тело. Тяжело дышать. Сдавливает тело.       Но так тепло. Она чувствует дыхание в шею. Каменное покрывало спрятало её от летящих обломков. Её закрыли.       – Кевин!       – Ты в порядке?       Девушка кивает, гладит своими пальцами обтянутые камнем щёки. Слишком тепло. И липко.       От этого крика режет уши.       Она пыталась спрятаться от него, сбежать. Зажать уши и зажмурится. Только бы не видеть кровь.       Зелёные глаза пристально смотрят на неё. Всё тот же зелёный цвет, но совершенно чужой взгляд. Он пронизывает насквозь, не признаёт.       Нога опускается рядом с головой девушки, втаптывает разметавшиеся рыжие волосы в лужу крови.       Больно.       Неправильно.       Он уходит. Зелёная вспышка. Снова где-то взрыв.       Сбежать. Не видеть, но белые пальцы цепко держат и не выпускают.       – Он жив, ты ведь знаешь это, – голос беловолосой девушки опять звенит где-то внутри головы. – Они оба живы. – Пытается развернуться к себе. – Возвращайся, давай вернёмся вместе.       – Нет. Я не хочу этого. Я не могу.       – Ты помнишь, как зовут хотя бы меня?       Она замотала головой. Не помнит. Не хочет. Нельзя.       – Значит, их уже здесь нет, – тот самый человек с зелёными глазами и часами брата. Кажется, он ищет карманы, но внеземная одежда ими не обладает, вот в итоге и просто скрестил руки на груди. Космические часы, которые она не надеялась уже увидеть. Всё тот же пустой взгляд на дом, где когда-то жили дядя и его жена. Эти улицы ещё не тронули разрушения, но здание уже давно приобрело зашарпанный вид. Никто так и не купил его. А может, его и не продавали. – Снова ты? – он лениво оборачивается на неё.       Высокомерный? Нет, скорее безразличный. Чужой.       Она делает шаг в сторону от него. А он прошёл так, словно её никогда и не существовало. Лишь на время останавливается за спиной и поднимает голову к небу.       – Не такое уж и голубое.       Она сама поднимает глаза. Тёмное. Чёрное. Солнце не может пробиться сюда. Сюда, где всё мертво. Только беловолосая девушка продолжает упорно сжимать запястье.       – Это твоя вина, – тот человек снова навис над ней. Зелёные глаза. Пустота меняется разочарованием и растерянностью. Обида и злость быстро вытесняют те эмоции. – Гвендолен Катрин Теннисон.       – Бен? – теперь её очередь растеряться. Магия между пальцев рассеялась, оставляя после себя лёгкое покалывание. – Этого не может быть.       Зелёная вспышка ослепляет. Больно режет глаза. Воздух болезненно вытиснился из лёгких.       – Ты должна была заботиться о нём, – рычит гигантский кот, продолжая вдавливать её в землю.       – Отпусти её! – вмешивается Колдунья.       Её заклинания почти не слышно, голос то и дело заглушают хлопки и раскаты грома. Двуногий кот отпрыгивает из стороны в сторону, играючи уворачиваясь от магических атак. Розовая сфера лопается совсем рядом с ней, оглушает. Голова готова взорваться. Ощущение, что если отпустить уши, то это всё-таки произойдёт.       Лоб упирается что-то каменное. Холодное. Мокрое. Тело машинально отталкивается. Страшно открыть глаза. Но ведь это кладбище. Тут полно камня.       “Максвелл Теннисон”. Остальное размылось. Или размывается перед глазами.       Щёки жжёт.       Здесь, в этой темноте так холодно. Но постоянно что-то обжигает.       – Гвен, мы уже почти выбрались, – продолжала тянуть Колдунья. – Проклятье, Гвен, ты не можешь отдать родную ему планету на растерзание!       Её рука тёплая. Всегда такая тёплая и крепкая.       – Руку! – откуда-то кричит Кевин.       Она просто тянет вторую руку, полагаясь на ощущения. Она ведь всегда чувствует где Кевин. Гвен всегда знает, где Кевин и как он.       – Пока вы тут в свои магические игры играете, этот придурок разрушает город, – отчитывает он.       – Да ты сам помнишь, что вытворял? – ставит щелбан Колдунья и звонко смеётся над его недовольной физиономией. – Осмосианин, ты бы не уводил свою девушку в такие дебри, ведь в следующий раз можем не вернуться. – Она сильнее сжала пальцы Гвен. – С возвращением, – улыбается ей. – И не забудь поблагодарить дядю Хекса, что он удерживал меня тут, а то бы совсем пропали.