Фотографии

Ваня с настороженным любопытством наблюдает за существом, сидящем на его руке. Маленькая черная капля деловито тыкает лапками в татуировку апельсина, обтекает ее то с одной стороны, то с другой, сосредоточенно пытается крутить ключ... Ване щекотно и дико смешно. Он и не ожидал что питомец Охры окажется таким забавным. Правда, питомец ли?... Ваня осторожно трогает кончиком пальца Тень. Для такого пафосного имени ей было еще расти и расти, так что Ваня всё чаще звал ее — и вслух, и про себя — Тенькой. Охра сначала хмурился, потом незаметно стал называть так же. Рудбой несколько раз пытался добиться у Охры честного ответа, откуда он все-таки притащил это забавное существо, похожее на ожившую капельку чернил, но Охра то отмалчивался, то отшучивался. Единственное, на вопрос Вани “А она большая вырастет?” серьезно ответил: “Будем надеяться, что нет”. Ну нет и нет — Тенька была мелкой, забавной и непоседливой, как трехлетний ребенок. Охра, видимо, запретил ей покидать Ванину квартиру, но этого пространства ей хватало с лихвой. Ваня натыкался на нее, когда брал в руки чашку с кофе, высовывалась из сахарницы, дрыхла на компьютерной мыши, Тенька вытекала из тюбика с зубной пастой, пару раз Ваня двумя пальцами выуживал ее из унитаза, после чего запомнил намертво, что крышку унитаза надо опускать. Ни одна девушка от него такого добиться не могла. Особо нежную любовь Тенька питала к Ваниным татуировкам, и Ваня, честно говоря, на ее игры с татухами мог долго залипать. Поначалу-то он даже испугался, когда в одно прекрасное утро увидел, как эта пузатая мелочь, пыхтя и отдуваясь, тащит по его локтю чемодан. Который, вообще-то, на ноге был набит. Хорошо, потом на место вернула, после того, как Охра велел… так что если сейчас опять что-нибудь натворит, придется дожидаться возвращения Охры. Сейчас вот к апельсину прицепилась. Или нет. Тенька спускается на кисть, оглаживает лапками “поляроид” и едва слышно урчит. Не знает, с какой стороны подступиться. — Я тебе сейчас покажу, — Ваня встает из-за стола, копается в шкафу. “Полароид” находится через пару минут, Ваня щелкает ладонь с сидящей на ней Тенькой, ждет, пока снимок проявится, и подносит ближе к руке. Тенька возбужденно пищит, волочит камеру куда-то в сторону, отчаянно начинает давить лапками на выбитые на коже рычажки камеры. У Вани зудит плечо, на месте одной из пустых “полароидных” рамок, он разворачивает руку, чтобы глянуть, и хохочет от неожиданности. В рамке проявляется вполне узнаваемый портрет взъерошенного Вани в домашней футболке с чашкой кофе. — А еще? Тенька суетится возле камеры, рука опять зудит и кадр на руке меняется - компьютерный стол. Ване становится любопытно. — А можешь сфотографировать что-нибудь поинтереснее? В зазеркалье, например? Он подносит руку к зеркалу, наблюдает с улыбкой, как Тенька с камерой перетекает, как ртутная капелька, в зеркало, пропадая в отражении, сливаясь с гладкой поверхностью. Через пару минут рука снова зудит - куда сильнее. Камера внезапно проявляется на руке, Тенька прыгает на ногу, прокатывается прохладной каплей и — Ваня это видит — прячется в чемодан. Ваня рассматривает проявившийся на руке “полароидный” снимок и недоуменно хмурится, забыв про сигарету. Черный силуэт на сером фоне. Высокий. На Охру похожий. Он трогает его кончиками пальцев, философски пожимает плечами — ладно, Охра уберет, когда вернется, снова тянется за сигаретой. Ойкает, когда руку простреливает боль. Разворачивает руку, чтобы вновь взглянуть на снимок. Вроде что-то изменилось. Или нет? Да, точно, изменилось, фигура стояла боком, опустив голову, а теперь почти полностью повернувшись лицом к камере стоит. Всё также с опущенной головой. Ване становится малость не по себе. Он с силой трет снимок, будто пытаясь стереть его с руки, и вскрикивает уже в голос от боли. Фигура будто приблизилась. И еще. И еще. И вроде бы как голову поднимать начинает. Стоит Ване отвести взгляд или просто моргнуть, как снимок меняется, изображенное на нем существо будто бы приближается к камере. Приближается к Ване. И Ване отчего-то очень не хочется узнавать, что будет, когда оно наконец поднимет голову или дойдет до самого края. Он пятится к зеркалу, стараясь не отводить взгляд от снимка, глаза начинает жечь от напряжения, но Ваня изо всех сил старается не моргать. — Охра! — Ваня бьет ладонью другой руки по зеркалу, его начинает охватывать паника. Он быстро смаргивает выступившие от напряжения слезы и едва не стонет от ужаса — фигура на снимке стала еще ближе, руку от этого снимка заливает какой-то мертвенный холод, и вот теперь Ване пиздец как страшно. Он вообще-то думал, что уже забыл, как это, и вот - ему напоминают. Снимок на руке уже заливается чернотой, Ваня почти задыхается от охватывающего его ледяного ужаса, как вдруг отключается. Так бывало раньше, когда Охра резко и грубо перехватывал контроль, отталкивая Ваню, он уже давно так не делал. Но в этот раз Ваня не собирается с ним спорить, когда приходит в себя, он до чертиков благодарен, особенно когда видит, что на руке больше нет никаких новых рисунков. Я вас когда-нибудь смогу оставить спокойно хоть на пару часов, а?! — Я не специально, блядь. Я даже не понял, что это было! Я мелочь развлечь хотел... Ваня тянется за сигаретами, но Охра ухмыляется в отражении и не дает ему это сделать. Посиди-ка, Вань, недельку без курева, может, соображать начнешь. А ты в чемодане сиди. — В смысле, блядь?! Две недели, Вань. Охра почти исчезает в зеркале и напоследок бросает язвительное: Можно найти куда более простой способ покончить с жизнью вместо знакомства с моими родственниками.