Кто мы друг другу?

      Небольшой квадрокоптер Федеральной экспертной службы методично кружил над территорией бывшего литейно-механического завода, изучая каждый условных квадрат громадной территории и транслируя картинку со своей камеры на планшет оперативников. Разместившись под кронами деревьев у машины группы захвата, мужчины всматривались в изображение.       — Всё, хватит мучить технику, — на правах старшего по званию распорядился Лисицын. — Опускай наш «вертолёт», Игорь. И так уже понятно, что машины на территории нет. Будем начинать штурм, — закончил Костя, переведя взгляд на майора из группы быстрого реагирования. Тот кивнул и отошёл в сторону, выхватив из-за пояса рацию.       — Со здания столовой нужно начинать, — уверенно заявил Степан, сжимая в руках планшет и продолжая просматривать сохранённые в его памяти кадры. Он увеличил один из фрагментов, демонстрируя изображение товарищу. — Вчера дождь был, а на грязи отчётливо видны свежие следы. От протекторов автомобильных.       Выводы Данилова оказались единогласно поддержаны, и уже через считанные минуты здание, некогда используемое как заводская столовая, было окружено. Чуть в стороне от одного из входов заняли свои места Стёпа с Игорем, у противоположного наготове оказался Лисицын напару с Игнатом из ОМОНа. Лисицын в очередной раз кивнул своему собрату по погонам, и тот зажал на рации кнопку.       — Соблюдаем предельную аккуратность. Заложница пострадать не должна, — начал он первостепенно и только после этого напоминания отдал приказ к началу штурма. — С Богом, парни, работаем!       Отточенная за годы службы чёткость не подвела и на этот раз — специально обученные сотрудники во главе с покинувшим Костю Варановым оказались в опустевшем задании через считанные мгновения, и уже спустя минуту-полторы в рациях оперативников ФЭС стало звучать ёмкое и понятное без разъяснений «Чисто!». ОМОН продвигался всё дальше по корпусу бывшей столовой, а вслед за ними, навстречу друг другу следовали, не забывая о мерах предосторожности, и майор с капитанами.       — Есть заложница! — раздалось на линии, и на мгновение показалось, что реальность остановилась. Для всех, кроме Данилова, сорвавшегося с места, наплевавшего на две контрольные точки и ворвавшегося в здание. Офицер, словно видивший сквозь бетонные блоки этот манёвр, тем временем таким же уверенным голосом продолжал: — подвальное помещение. Правая лестница первого входа.       У Стёпы сердце отбивало бешеный ритм, отзывающийся где-то между висков, пальцы сильнее сжимали рукоятку пистолета, а ноги несли вперёд, будто в малейших деталях зная дорогу. На линии продолжали звучать отчёты из других помещений, какие-то переговоры, но Данилов не разбирал ни единого слова, буквально отключив себя от всего происходящего. Капитану не потребовалось и двух минут, чтобы прорваться сквозь захламлённый коридор цокольного этажа, сдвинуть с места парочку ребят из «маски-шоу» и разглядеть супругу в сером углу бывшего склада.       — Рита, — на ходу спрятав табельное в кобуру, Стёпа опустился рядом с бесчувственной Власовой, уложенной на потрёпанный матрас, явно повидавший за свою жизнь ни одно десятилетие, а может и вовсе заставший ещё и открытие ныне ликвидированного завода. Он с хирургической осторожностью снял с её губ скотч, ладонью провёл по лицу супруги, едва уловимо касаясь запёкшейся раны над бровью и стирая с её щеки частички пыли.       — Стёпа! — с порога крикнул Лисицын, и они с Шустовым, уже застёгивающим кобуру на поясе, поспешно оказались рядом. — Ну, как она?       — Я не доктор, — отозвался капитан. Он осторожно приподнял Маргариту с матраса, прижал к своей груди и мимолётно коснулся губами её растрёпанных волос. Сердце уже не стремилось вырваться из-под рёбер, и Стёпа чувствовал, что ему буквально физически становится спокойнее от возможности прижать Риту к себе, ощутить её дыхание и главное — очень скоро увезти подальше от этого серого подвала.       — «Скорую» ко входу! — переключившись на линию связи с медицинской «каретой», дежурившей в нескольких метрах от территории завода, распорядился Костя. Он оглянулся по сторонам и, не обнаружив в помещении майора Варанова, вышел обратно в коридор. Уже оттуда донеслось начало его разъяснений: — к центральным воротам подъежайте. Дальше…       Данилов рывком расстегнул одну из сторон бронежилета, похлопал себя по карманам форменной спецовки и наконец нашёл нужный — тот, в котором притаился складной нож.       — Игорь, ноги, — коротко бросил товарищу Степан. Сам же аккуратно и максимально возможно оттянул обвитую вокруг запястий жены верёвку и полоснул по ней лезвием. — Всё хорошо, — прошептал он не то себе, не то в надежде, что Рита его слышит, поцеловал Власову в уголок губ и уверенно поднялся на ноги, прижимая супругу к груди. — Игорь, — оглянувшись уже в самом проходе, обратился к Шустову капитан, — дай знать, когда задержите этого урода.

***

      Стёпа прошёл очередной десяток шагов по больничному коридору, ожидая, когда же распахнётся закрытая буквально перед его носом дверь, замер возле окна и, не надеясь ни на что, выглянул на улицу — на парковке возле входа сразу же обнаружилась машина с до боли знакомой фиолетовой полосой на боку. Капитан и поразмыслить не успел, как с противоположного конца коридора, оттуда, где скрывался лестничный пролёт, долетел громкий хлопок дверью. Стёпа обернулся.       Белый халат развивался во все стороны от бега, но, миновав больше половины коридора, быстро обмяк, замерев вместе со скрывающимся под ним подростком. Никита не сводил с Данилова глаз, не решаясь подойти ближе.       — Почему ты мне не позвонил?! — не найдя ничего лучше, чтобы начать разговор, возмутился Власов. Он ещё минуту назад собирался налететь на Степана с объятиями и извинениями, предложить забыть все эти рвущие сердце потоки негатива, а потом увидел перед собой Данилова, и вся его уверенность растворилась в воздухе. Страх быть непрощённым сковывал, обида, вроде бы искоренённая, появлялась вновь, и Никита, сам не ведая к чему эта защита, словно ёжик, выпустил колючки.       — На разбитый и утопленный телефон? — Стёпа, и сам не до конца понимающий, как себя правильно вести, сделал несколько шагов навстречу парнишке. — Давай не будем ругаться в больнице. А когда нас пустят в палату, не станем расстраивать маму. Хорошо?       Данилов успел сделать ещё пару шагов, поймал ощущение, что в груди вновь тяжело, но теперь исключительно от их с Никитой недопонимания, и, не сводя с парня взгляд, ждал его ответа. Готов был цепляться за любую его фразу, в надежде выйти на откровения и расставить наконец все знаки препинания, но Никита будто пропустил мимо ушей половину слов, все его предложения, и лишь о важном спросил:       — Как мама?       — Она без сознания была, когда мы её нашли, — ответил Стёпа, не став сокращать отделяющее их друг от друга расстояние. Эти шагов пять казались чем-то непреодолимым, желающим утащить безвозвратно, словно в пропасть. И они оба собирались было броситься в эту пучину, но в последний момент останавливали сами себя. — Сейчас врачи обследование закончат и точно скажут.       — Хорошо.       Власов отвёл глаза в сторону, почти тут же почувствовав, что взгляд, не выдержав, опустил и Данилов, спрятал руки в карманы джинс, от злости на самого себя и бессилия сжимая в кулаках ткань, и, сделав всего пару шагов в сторону, прижался спиной к ближайшей стене.       Тишина добивала, и Стёпа решил спасти от неё их обоих.       — Никит, — позвал капитан. Он и сам точно не знал, хотел ли, чтобы парень перевёл на него взгляд, дал понять, что слушает… он даже подумать на этот счёт не успел, когда Власов поднял на него свои печальные глаза. — Никит, я не собираюсь оправдываться. Или доказывать тебе что-то. Ты взрослый парень, у тебя своя голова на плечах.       На этих словах капитана парень чуть запрокинул голову, чтобы затылком упереться в больничную стену. Про себя отметил, что если бы не эта его «взрослость», на деле оказавшаяся глупостью, и не уверенность, что своей головой он понять может куда больше, чем взрослые, не было бы ни обвинений в адрес Степана, ни приключений, начавшихся дома с шальной мысли и закончившихся в отделении, ни этого напряжения, которое уж точно не рассосётся само собой. У Никиты вязкий ком подступал к горлу, в голове путались мысли, и лишь голос Данилова помогал удерживаться в реальности.       — Но хочу, чтобы ты понял одну вещь: я не могу круглосуточно быть рядом с мамой. При всём желании не могу. Да даже если бы была такая возможность — не факт, что ничего бы не произошло, — резонно отметил Стёпа. Он перевёл взгляд с Никиты на всё так же глухо закрытую дверь и продолжил: — наверное, всё так, как должно быть. Кем-то решено, что именно так, — Стёпа потёр уставшие глаза и только в этот момент сознательно понял, что за неполные трое суток почти не спал. Усталость окутывала с головой, и лишь осознание, что всё было не зря, не давало окончательно лишиться сил. — Главное, что сейчас твоя мама в безопасности. Никит, я за эти дни сделал всё, что мог. Теперь за тобой решение, как быть дальше.       Данилов, собравшийся было отойти в сторону, дав парню побыть наедине со своими мыслями да и самому проветрить голову, и шага ступить не успел — Никита сорвался с места, в шаге от Стёпы замер и вернулся к тому, с чего собирался начать эту больничную встречу.       — Прости меня. Пожалуйста, — добавил Власов, всё же подняв глаза на не сводящего с него взгляд капитана. — Я был не прав, когда так себя вёл, обвинял тебя в случившимся и… — Никита на миг замолчал, не решаясь продолжить задуманную речь, взгляд его блестящих глаза метнулся в сторону, но почти сразу вновь поднялся на Степана, — когда сказал, что ты мне не отец. Ты лучше, — признался он и, больше уже не став медлить, прижался к груди Данилова, почти до побеления костяшек сжимая халат и форменную рубашку на спине капитана.       — Я был не прав, когда ругался, — приобняв парня за плечи, вторил Данилов. — Надо было сразу просто поговорить, а не срываться друг на друге.       — Прости, пап.       Власов произнёс последние слова шёпотом, словно не желая, чтобы хоть кто-нибудь посторонний услышал эти сугубо личные вещи; боясь, что этот его порыв не будет принят Степаном или покажется неискренним. Но Стёпа, который и подумать не мог, что услышит такое, который совсем недавно только и мечтал, что как и прежде сможет обнять ребёнка, в искренности не сомневался. В первую секунду ему показалось, что вся эта больничная встреча ему только снится, во вторую он почувствовал, как глаза его стали влажными, в третью крепче прижал Никиту к себе, коснувшись губами его макушки, в четвёртую прикрыл глаза, теряя счёт времени.

***

      Белая на этаж поднялась уже когда отношения у Стёпы с Никитой были налажены — словно наперёд знала, сколько времени им потребуется для разговора. Они разместились на лавочке возле отделения, и Таня практически подошла к ней ровно в тот момент, когда у Данилова сложился вопрос:       — А как там в школе дела?       — Откуда я знаю? — как ни в чём не бывало пожал плечами Никита, но глаз на Данилова всё же поднимать не стал. Он нарочито внимательно рассматривал шнурки на своих кроссовках и не мог взять в толк: они с экспертами всё же где-то спалились, или это Стёпа к методу правокации решил обратиться, на самом деле ничего не зная? — Ты ж меня не пустил.       — Я-то не пустил. Но другое дело, что ты всё-равно там был.       Никита помедлил с секунду, потом всё же перевёл мимолётный взгляд на примостившуюся рядом с ним Таню — девушка повторила его манёвр, встретившись с Никитой взглядом, но вскоре отвела глаза в сторону, не зная, как лучше поступить. Стёпа наблюдал за заговорщиками молча, едва скрывая улыбку.       — Откуда ты знаешь? — всё же не выдержав и резонно понимая, что плана, чтобы выкрутиться всё равно нет, спросил Власов, всем корпусом развернувшись к Данилову.       — Мне не известно, как тебя вытащили из ФЭС, — начал Стёпа. — Пусть это для меня тайной останется. Ладно? У вас, наверняка, был идеальный план, — взглянув на Белую, отметил Данилов, уверенный наверняка, что самостоятельно Никита справиться не мог, а кто и замешан в побеге — так это точно ребята из лаборатории. — Но вы не учли одну маленькую деталь. Классную руководительницу! Она мне позвонила с вопросом, почему я предупреждал, что тебя не будет, а ты пришёл.