Трус

      Кажется, это было так давно. Но стоит оглянутся и понимаешь, что оно рядом. То совершенно пустое чувство тревоги, непонятное и от того еще более жуткое. Оно преследовало меня, вгоняя в депрессию, так ловко и безнаказанно, что казалось я сломаюсь, а этот безумный смех одиночества будет преследовать меня и на том свете. Это приводило к осознанию ничтожности моего существования, тщетности борьбы с этим.       Вскоре я купила ружье. Так и не заставив себя испытать его в деле, просто утешала себя его наличием на соседней подушке. Я часто вздрагивала во сне, вскидывала ружье в поисках опасности, пыталась расслышать что-либо кроме собственного грохочущего сердца. Стала параноиком, всюду брала свой охотничий нож, двигалась перебежками и ждала. Ждала когда оно меня настигнет, воткнет короткий меч между моих лопаток и возликует.       Я много молилась кому-то. Просто чтобы душа моя была спокойна. Иногда это помогало остановить безудержно текущие слезы или задушить в себе неуместно громкий смех. Ненадолго, но помогало. Я трус, жалкий дрожащий заяц, который продолжает бежать от волка, хоть и понимает: "Мне не уйти!".       Стук в дверь отвлек меня от попыток понять, какой по счету вторник длится мой путь к бездне. Горькая усмешка исказила мои губы. За порогом стояла моя смерть. Сначала я увидела злой и раздраженный прищур красно-карих глаз. Столько бежала, а меня все равно догнал тот, кто разрушил мою жизнь, превратил ее в бесконечную гонку за последним глотком воздуха. Я попятилась, под ноги некстати попался осколок очередной чашки, и замерла, словно перед опасным хищником, который приготовился к прыжку. Инквизитор пристально разглядывал меня, затем вошел в мой дом и демонстративно запер дверь, отрезая меня от спасительного выхода. Достал принесенную им бутыль вина и сделал глоток. Судя по недовольной гримасе - в этом городе пойло не отличалось изысканностью.       - Ну, чего молчишь, ведьма? Давай, оправдывайся! - хриплый смех заполняет небольшую комнатушку.       - Я... Я... мне нечего сказать, - мой тихий шепот еле слышен, но он слышит. Смеется, пьет вино и снова смеется так громко и звонко, почти истерически всхлипывая. По моим щекам бегут слезы, а инквизитор садится в единственное имеющееся кресло. Его взгляд цепляется за ружье около кровати. Стою, смотрю на него и не могу надышаться его эмоциями - пьянит не хуже хорошего виски, притупляет все чувства, заставляя говорить правду ему, а главное себе.       - Долго же я тебя ждала, слишком долго,- забираю бутылку и отступаю к кухне,- и бежала, как оказалось, слишком медленно. Пыталась убедить себя, что боюсь, а увидев тебя поняла, что нет. Это сейчас просто не имеет смысла, - два бокала заполняются мутной багровой жидкостью. Капля яда в свой бокал - иллюзия свободы. Он в мгновение ока оказывается рядом - осколки брызгают во все стороны, а доски пола медленно пропитываются вином.       - Нет, ведьма. Не вздумай так просто от меня избавиться. Ты будешь казнена по всем правилам.       Я всхлипываю, он больно хватает меня за руки. Вырываюсь, но инквизитор крепко держит. Срывает с меня подвеску и личина серой мышки сползает, открывая истинное обличье. Огненные кудри, заплаканные кошачьи глаза. Миг - и мой личный палач ведёт меня на городскую площадь. Там уже приготовлен погребальный костер. Последняя капсула яда, которую я глотнула очень давно, ждет словесной активации. Не так ведьмы хотят заканчивать свой жизненный путь, но теперь это наше единственное спасение от мучений. Меня привязывают к столбу, горожане подкидывают дров. Их злые лица расплываются у меня перед глазами, слезы не перестают бежать. Ну вот и все.        - Твое последнее слово, ведьма! – насмешливый голос инквизитора разносится по площади. Я молчу, его горящий факел касается веток. Горожане ликуют, а я содрогаюсь, когда первые языки пламени лижут мои босые ступни. Шепчу, глядя в глаза своему кошмару:        - Я люблю тебя, Кириен.       Слово-активатор прозвучало. Тело постепенно утрачивает чувствительность. Кажется, кто-то рвется потушить пламя, но силуэты людей для меня становятся всё более нечеткими, звуки отдаляются и я, окончательно отказываясь от мира, закрываю глаза.