Ну, целуй!

      Однажды, одним жарким летним утром, когда ярко светило солнце и набегал лёгкий ветерок, молодая девушка в лёгком платьице светло-оливкового цвета и туфельках на маленьком каблучке, возвращалась к себе домой. Звали её Ксенией Соловьёвой. Худенькая девчушка, невысокого роста, с мягкими чертами лица, тёмными волосами, убранными в модную по тем временам причёску и большими добрыми золотисто-карими глазами, с чуть вздёрнутым маленьким носиком. Ксения уезжала, чтобы присмотреть за больной матерью и привезти ей нужных лекарств. Она должна была пробыть у неё три дня, но маме стало лучше и Соловьёва вернулась на один день раньше. Девушка думала, что тем самым очень обрадует своего будущего мужа. И вот, в предвкушении открыв ключом дверь, Ксения вошла в квартиру. В доме было подозрительно тихо. Вдруг, она услышала приглушённые звуки из дальней спальни. Предчувствовав, что-то нехорошее, Соловьёва медленно и тихо направилась в комнату. Дверь была приоткрыта, так что через щель можно было подсмотреть происходящее. Увиденное привело девушку в шок. Её жених развлекался с другой девушкой и, видимо настолько был занят, что поначалу даже не обратил на Соловьёву внимания. — Ксюша, что ты тут делаешь?! Разве ты не должна была приехать завтра? — воскликнул парень, заворачиваясь в простыню. — Милый, кто это? — пропищала обнажённая любовница, выглядывая из-за его спины. — Пошёл. Вон. Из. Моего. Дома, — твёрдо сказала Ксения, выделяя каждое слово. — И бабу свою забирай! Через пять минут их уже не было. Закрыв дверь, Соловьёва сняла с пальца кольцо и выбросила его в открытое окно. Плевать. Сказав горничной, чтобы та убрала всю постель, Ксения решила выйти на улицу, прогуляться и подышать свежим воздухом, чтобы хоть немного успокоиться. Придя в парк, который находился недалеко от её дома, Соловьёва села на скамью и зарыдала, сама не зная от чего. Толи от измены, толи от пострадавшего самолюбия. Она не знала сколько времени уже тут сидит, может минут двадцать, тридцать или даже час, но возвращаться домой не было никакого желания. Всё в нём напоминало о предателе-женихе. Хотя чего уж, вряд ли его теперь женихом назвать можно. Вдруг, Соловьёва почувствовала как кто-то легонько коснулся её плеча. — От чего Вы так печальны? Вас кто-то обидел? — спросил юноша присаживаясь на скамью рядом с девушкой. Ксения утёрла солёные слёзы рукой и взглянула на него. Парень, примерно её возраста, с блондинистыми кудрями и красивыми голубыми глазами, с беспокойствием смотрел на неё. — Нет-нет, что Вы. Всё хорошо, — соврала девушка, отрицательно помотав головой. Ну разумеется, с чего бы ей рассказывать незнакомому пареньку о своём несчастье? — Не хотите об этом говорить? Что же, Ваше дело, — мягко сказал юноша, пытаясь завести разговор. — Я — Сергей. Могу ли я узнать Ваше имя? — Меня зовут Ксения. — У Вас прекрасное имя, Ксения, — Есенин лучезарно улыбнулся девушке, на что та смущённо отвела взгляд и щёки её побагровели. Что как раз-таки и заметил поэт, и конечно же, не мог не воспользоваться этим. — Вы гораздо милее, когда смущаетесь, а не плачете. Запомните это. — Спасибо, — тихим голосом ответила Соловьёва, всё ещё ощущая как кровь приливала к щекам. Решив как-то отвлечь от этого внимание Сергея, девушка спросила: — А что же… Вы тут делаете, в столь раннее время? — Погода сегодня просто изумительная, и я решил прогуляться. Да и вдохновения в такие деньки хоть отбавляй, — сказал Есенин, глубоко вздохнув и откинувшись на спинку деревянной скамьи. — Вдохновения? Так вы поэт? — в удивлении спросила Ксения. На мгновение, Соловьёва даже забыла про случившееся часом ранее. Девушка ещё с раннего детства любила поэзию. Невольно она вспомнила как бабушка перед сном читала ей детские стишки из, потрёпанного временем, старенького сборника. Ксения хотела ещё кое-что спросить, но из-за своей стеснительности, просто промямлила: — А… Вы… не м-могли бы… проч-читать что-нибудь…? Сергей улыбнулся и смущённо согласился. Чего не сделаешь ради дамы? Немного погодя, он начал читать: — Я положил к твоей постели Полузавядшие цветы, И с лепестками помертвели Мои усталые мечты. Я нашептал моим левкоям Об угасающей любви, И ты к оплаканным покоям Меня уж больше не зови. Мы не живем, а мы тоскуем. Для нас мгновенье красота, Но не зажжешь ты поцелуем Мои холодные уста. И пусть в мечтах я все читаю: «Ты не любил, тебе не жаль», Зато я лучше понимаю Твою любовную печаль.* — Ох, это… это превосходно! У меня слов не хватает, чтобы выразить своё восхищение, — восторженно проговорила Соловьёва, прикрывая рот ладонью. — Благодарю Вас, Ксения, — Есенин слегка рассмеялся. — Мне очень приятна Ваша похвала. Они ещё долго так сидели и разговаривали на разные темы. Расставаться с таким собеседником Соловьёвой совершенно не хотелось. Однако, всему хорошему приходит конец. Хм, так почему же тогда не продлить это «хорошее»? — К сожалению, мне уже нужно возвращаться домой, — на секунду девушке показалось, как Есенин помрачнел от этих слов, но быстро оживился, когда она добавила: — Как насчёт чашечки свежего мятного чая со льдом? В такую погоду он будет как раз кстати. — Надо признать, звучит заманчиво! — весело ответил юноша.

***

      На этом их общение не закончилось, наоборот, Сергей с Ксенией стали ещё более дружны за эти недолгие четыре месяца. Со временем их простое общение переросло в дружбу. На следующий день, они договорились снова встретиться в том самом парке. Ксения просто сияла от счастья. Помолвку, к слову, она разорвала, и женишок уехал жить к своей ненаглядной любовнице. Ну да и чёрт с ним!       Соловьёва стала человеком, который самым первым слушал новые стихи Сергея. Есенин приходил к ней чуть ли не каждый день, чему та была несказанно рада, и принося ей самые красивые букеты цветов. Между ними были тёплые и нежные отношения. Однако, до любви всё никак не доходило.       Третьего октября, в день рождения поэта, в его доме собралось много народу. Разумеется, все пили и веселились. И Соловьёва была в их числе. Ну, разве что она выпила только два бокала шампанского и всё на этом. Хотелось запомнить этот вечер, а не умирать от головной боли на следующее утро. В самый разгар праздника один из близких друзей Есенина попросил того прочитать что-нибудь новенькое из его стихов: — Ну-ка, Серёга, ик… прочти нам чего-нить, — пьяно еле проговорил он, дружески хлопнув поэта по спине. Изрядно подвыпивший Есенин сначала отнекивался, но потом, выпив ещё одну рюмку «для храбрости», он встал из-за стола и под шумный гул и аплодисменты гостей, прочистив горло, начал: — Ну, целуй меня, целуй, Хоть до крови, хоть до боли. Не в ладу с холодной волей Кипяток сердечных струй. Опрокинутая кружка Средь веселых не для нас. Понимай, моя подружка, На земле живут лишь раз! Оглядись спокойным взором, Посмотри: во мгле сырой Месяц, словно желтый ворон, Кружит, вьется над землей. Ну, целуй же! Так хочу я. Песню тлен пропел и мне. Видно, смерть мою почуял Тот, кто вьется в вышине. Увядающая сила! Умирать — так умирать! До кончины губы милой Я хотел бы целовать. Чтоб все время в синих дремах, Не стыдясь и не тая, В нежном шелесте черемух Раздавалось: «Я твоя». И чтоб свет над полной кружкой Легкой пеной не погас — Пей и пой, моя подружка: На земле живут лишь раз!** Все с новой силой зааплодировали, кто-то выкрикивал: «Браво! Браво!», кто-то: «Во даёт, парень! Во молодец!», и тому подобное. — А кому посвятил, если не секрет? — воскликнул кто-то из гостей. — Самой прекрасной женщине на свете, которая, кстати, находится здесь, — загадочно ответил поэт. Женская половина стола заметно оживилась в этот момент, каждая девушка пыталась поймать хотя бы мимолётный взгляд Есенина на себе. Ксения с улыбкой наблюдала за этим зрелищем.       Когда праздник закончился, все гости уже разошлись. Соловьёва же решила остаться и уйти чуть позже, дабы помочь другу убрать всю посуду со стола, пока Сергей провожал кого-то из друзей. Складывая грязные тарелки в раковину, Ксения почувствовала как поэт подошёл сзади и прижал её к себе. Он начал целовать её плечо и покрывать поцелуями тонкую шею. Есенин, поднимаясь выше, нежно прикасается губами к мочке её уха. Соловьёва попыталась вырваться: — Серёж, что ты делаешь? Отпусти меня, сейчас же! — воскликнула она приказным тоном, но тот как будто вовсе не слышал её и начал горячо шептать ей на ушко: — Мне… мне нужно признаться тебе кое в чём, — Есенин уткнулся в макушку густых волос девушки и вдохнул их яблочный аромат, — Пойми, я больше не в силах скрывать свои чувства к тебе. — Сергей, ты пьян! Отпусти меня, — повторила Соловьёва. — Да, я пьян! И что с того? Это не влияет на мою любовь к тебе! — Есенин почувствовал, как ярость начинает наполнять его. — Мне слов не хватает, чтобы выразить насколько ты мне дорога! Каждая строчка того стихотворения была посвящена тебе и только тебе! Каждое несчастное словечко! Сергей только сейчас понял, что стоит перед Соловьёвой тяжело дыша. Поэт миллионы раз проигрывал в голове то, он как будет говорить ей об этом. И вот, он наконец-таки сделал это. — А вот… что насчёт тебя? — спросил уже тише Есенин, смотря на Ксению. Руки его крепко и одновременно нежно держали девушку за плечи. — Любишь ли ты меня? Соловьёва задумалась на минуту. А ведь действительно, что она чувствует к нему? Уж явно что-то большее, чем просто симпатию. Соловьёва вдруг вспомнила их первую встречу в парке, затем вторую, когда они опять же встретились в том же месте и долго разговаривали, не наблюдая часов. Все эти ухаживания Есенина, комплименты, подарки, «случайные касания». Ксения и сама не отрицала то, как быстро бьётся её сердце в эти моменты. Так… почему бы и нет? Спустя мгновение, Ксения встала на цыпочки и нежно поцеловала поэта в губы. Есенин незамедлительно ответил возлюбленной, улыбаясь сквозь поцелуй. Отпрянув он, пытаясь отдышаться, спросил: — Я так понимаю — это значит «да»?..