***
Мария спустилась раньше всех и хотела было поправить скамью, чтобы сесть поближе, но лишь сморщилась от боли и осторожными шагами прошла поближе, явно не желая встречаться с кем-нибудь взглядом. Агилару уже не первый месяц не было особого дела до имён, сколько до вопросов: долго ли ещё выставлять его новичком? Долго ли ещё им всем думать, что он слаб и не готов мстить? И лишь сейчас, после шепотков в крепости про «нужно время!» и «а быстро они пристроили подкидыша!» Агилар думал, что ей бы это не понравилось: сидеть так одной, хотя никто ещё не приходит к обеду и не думает от неё отворачиваться. Мария уезжала с теми, кто помогут ей и вернулась не одна, женщины, что близко общались с ней, также ничего не говорили, хоть и тоже носили ей еду и рассказывали о новостях в долине. Но то, как она отмалчивалась о причинах своей боли, месяцах, в которые сложились дни не взятых ею заданий, заставило Агилара призадуматься: а зачем? Она не первая, кто оставляла спелёнутых младенцев у монастырских ворот или богатых дворов, да, она прекрасно справилась и по рёбенку, к счастью, не горюет. Она не первая, кто может отмалчиваться о том, от кого дети — ей бы помогли в этом, не задумываясь. Так к чему сторониться всех так, будто она променяла все заветы и клятвы на иную жизнь? Агилар разломал свою лепёшку и пошёл к соседнему столу с миской в руке. Разделить обед, пускай даже немного — тоже знак солидарности.***
Первое, что услышала Мария — это кашель. Разумеется, как напоминание о себе. Первое, что увидела — это промасленные бараньим жиром руки рядом с миской и лепёшкой, что лежали на столе, разумно не трогая сургуч для печатей и не пытались поправить стопку листов. — Пламя от твоих попыток тихо сесть слишком явно колышется, скрипя пером, ответила Мария и лишь потом подняла глаза на явно новичка или того, кто хотел так явно заявить о себе. Она ожидала увидеть кото-то из своих соратниц или запыхавшихся гонцов, которым сказала искать её здесь, но видела лишь того, кто пришёл сюда позже неё. — Говорят, сегодня будет не такой большой обоз с мукой, — на её вопросительный взгляд он прижал расставленные локти поближе к себе и заговорил тише, — Лепёшек может не хватить, ешь. Мария хотела поднести сургуч к свече, но всё же поставила его на стол, всматриваясь в сидящего напротив: — Агилар? Тебя ведь так зовут? Он коротко кивнул, убирая руки со стола. — Знаешь, если у тебя пробивается борода, то это не даёт тебе права так плохо и свысока обо мне думать. Я не умру, если обед будет немного скудней, чем накануне. Агилар снова облокотился на стол и посмотрел на неё, невозмутимо ставившую печать с напоминавшим букву «А» символом и подвинул лепёшку чуть ближе, оставляя крошки под ладонью: — За обедом легче поговорить. Даже если сегодня он будет пораньше. Взять еду из рук — тоже знак доверия. Или благодарности. Всё равно этот обед начался раньше для них обоих. Отставив миску чуть в сторону, Мария одобрительно хмыкнула, коротко прищурившись: — Что ж, здесь часто бывают пока не всё понимающие новые лица, — окинув пристальным взглядом ждущего ответа Агилара, она продолжила, — и я постараюсь получше запомнить твоё.