***
Первым, что я почувствовала, были верёвки на моих руках. Кожа ещё не оправилась от прошлого заточения и теперь снова горела огнём. Я напрягла руки, стараясь высвободиться, но сложный узел помешал мне это сделать. Сначала я подумала, что я все ещё нахожусь в подвале Стива, и все, что произошло, мне просто привиделось. — Можешь не пытаться, — это был женский голос, отдалённо мне знакомый. В этот раз мне не стали заклеивать рот скотчем, а глаза завязывать повязкой. Я сидела на стуле, мои руки были привязаны к его спинке за моей спиной, а лодыжки — к ножкам. Однако ворсистая верёвка едва ли их перетягивала. Кисти были связаны плотно, а вот ноги — халтурно. Я могла ими двигать почти беспрепятственно. Я открыла глаза. Это было небольшое продолговатое помещение, похожее на комнату для допросов. Я сидела на стуле у стены, а передо мной на некотором расстоянии стоял стальной длинный стол. На другом конце сидела Вероника Лодж. — Прости, Сидни, — она, вроде как, виновато поджала губы. Почему все, кто собирается убить меня, извиняются передо мной? — Чего ты хочешь? Где моя мама? Впервые в жизни я боялась не за себя, впервые мои поджилки тряслись, потому что я боялась, что что-то случится с моим близким человеком, а не со мной. — Ты не приняла моё предложение подружиться, Сидни Вероника разгладила несуществующие складки на своём бархатном чёрном платье. Она выглядела точно также, как и в школе. Но теперь на её губах не было милой улыбки одноклассницы. — Ты не очень-то пыталась, — огрызнулась я, но, казалось, Веронику это только забавляло. — Почему же? — она едко улыбнулась. — Я тебе столько сообщений отправила. Я уже было открыла рот, чтобы спросить, о каких сообщениях речь (ведь Вероника не писала мне ничего), как вдруг пазл в моей голове сложился. Вероника — Аноним. Стив выполнял всю грязную работу, тогда как Вероника лишь клацала по кнопкам и отправляла мне сообщения. — Сразу хочу оговориться, — Вероника постучала пальцем по стальной столешнице. — Я делала это ради своей семьи. Ты бы сделала ради своей то же самое, Сидни. Я аккуратно поводила лодыжками, верёвка действительно стягивала их нетуго. Это был один из тех самых узлов, что при желании распутываются лёгким просовыванием одного конца верёвки в петлю. — При одном исключении. Моя семья — не больные ублюдки, — зло выплюнула я. Лицо Вероники тут же изменилось. В какую-то секунду её выражение со снисходительного сменилось на свирепое. Девушка встала с места, и я увидела в её руках пистолет, который до этого она держала на коленях. Теперь же она аккуратно вертела его в руках. — Ты не в том положении, Сидни, чтобы бросаться такими высказываниями. Я это знала. Казалось, у всех вокруг меня было явное преимущество все это время. Мои поджилки постоянно дрожали, а сердце ёкало при каждом звуке — когда ключи поворачивались в скважине, когда на телефон приходило новое оповещение, когда ветка хрустела под окном. Если бы Вероника знала, что мне уже угрожали пистолетом не так давно, она бы поняла, почему я так реагировала. Всё это время ниточки внутри меня обрывались по-одной, пока их вообще не осталось. — Наверно, тебе интересно, как это произошло, — Вероника медленно обогнула стол, проводя пальцами свободной руки по краю столешницы. — Где моя мама? Мне никто (по факту, только Вероника, потому что в комнате была лишь она) не ответил, и тогда я предприняла крохотную попытку. Когда я связанная висела у Стива в подвале, я умоляла его освободить меня. Сейчас же я даже не пыталась, потому что знала — меня не отпустят. — Вероника, пожалуйста… Отпусти мою маму. Едва я думала о ней, моё сердце больно кололо иглой. Я только её нашла, я больше не могла её потерять. — Вероника, прошу, — зашептала я. — Она — всё, что у меня есть. Ты же знаешь, что такое пытаться защитить свою семью. Девушка оперлась о ближайший ко мне край стола и молча смотрела на пистолет в своих руках. Я видела, как на секунду дрогнули её губы, но когда она подняла взгляд, он был холоднее льда. — Поэтому я и извинилась, Сидни, — она сделала короткую паузу. — Если твоя семья стоит против моей, я выберу свою. Я чувствовала, что что-то происходит. Что-то не просто плохое, а непоправимое. Это было ощущение перед надвигающимся смерчем. Если ты думаешь, что воронка не двигается, значит, она мчится прямо на тебя. — Всё началось с Эдварда Боуэна, — я услышала знакомое имя и напряглась. — Он не хотел продавать папе очень удачное место в Саутсайде. Если бы он сделал это, всё было бы намного легче, но он отказался. Даже после смерти Клиффорда Блоссома, — Вероника закатила глаза. — Тот ещё слабак, будем честны. То, что этого труса не стало, нам было только на руку. Когда у тебя есть нужные люди, угрожать становится проще. Я слышала о том, что ты никогда не узнаешь, что рядом с тобой сидит психопат. Рядом со мной на вечеринке Дарлы Хемсворт, рядом с Арчи Эндрюсом в «Попсе», рядом с Бетти Купер в классе по истории — со всеми нами рядом сидела настоящая психопатка. Вероника говорила об угрозах и убийствах как о достижениях. Её глаза сверкали так, что я точно понимала, чей это был план с самого начала. — Позже Боуэн сдался, все такие слабые, когда начинаешь давить на их детей, — Вероника цокнула языком. — Мы подстроили пожар или, правильнее сказать, поджог. Не знаю, кто сгорел внутри этого дома, но точно не Эд. Он умолял оставить его в покое, отпустить его и его сына, но… — девушка хмыкнула. — Бывших наркодиллеров не бывает. Я чувствовала, как липкое чувство страха ползло по горлу. Дышать становилось нечем, будто цветочные духи Вероники заполонили собой все пространство. — И в этот момент этому копу, Стиву, понадобились деньги. Всё, что он делал, как следовал плану — всё это было ради денег, — голос Вероники звучал как-то расстроенно. — И, конечно, ради семьи. Я пыталась прислушаться к окружающим звукам и абстрагироваться от рассказа. Почему-то слова, тон и голос Вероники вводили меня в состояние надвигающейся паники. Словно каждое её новое предложение было началом конца — чего именно я не знала, но так ощущалось. Я точно знала, что мы в доме не одни, но никаких звуков из других помещений или с улицы (хотя в комнате даже не было окна) я не слышала. Вероника сделала несколько шагов по направлению ко мне и провела дулом пистолета по моей щеке. Я вновь ощутила холод металла на своём лице. — Видишь, Сидни, — сладко пропела она. — Всем их семья важнее твоей. Я замерла и задержала дыхание, будто ещё один мой вздох означал, что Вероника нажмет на курок. — В прочем, интересная часть истории начинается с твоей мамы, — как ни в чем не бывало переключилась девушка, и я напряглась. — Она начала копать информацию, рыскать, получила какие-то личные вещи Боуэна и в итоге вышла на этого копа. Вероника отстранилась от меня и положила оружие на стол — для непривычного к этому человека держать пистолет в руках продолжительное время будет тяжело. Сомневаюсь, что Лодж ходила в тир. — Мы пытались ей угрожать, но это ничего бы не изменило — информация просочилась бы сначала в местный участок шерифа, а потом в ФБР быстрее, чем мы бы смогли что-то предпринять. Когда Вероника отвернулась, я ещё раз поворочала лодыжками. Верёвки совсем ослабли, но этого нельзя было показывать. — И тогда мы придумали план. Замечательный план, — губы девушки дрогнули на слове «мы». — Подставить твою маму. Ну, знаешь, подбросить улики, стереть доказательства, оставить её следы в Саутсайде. Не мне объяснять это дочери помощницы шерифа. Я напряглась, чувствуя, как тревога задрожала у меня на кончиках пальцев. Я знала, что это был далеко не конец истории, но картинка начала складываться. Я попробовала повертеть руками, но они были туго перетянуты ворсистым жгутом. — Всё должно было пройти гладко, но твоя мама, — Вероника звонко ударила ладонью по столещнице. — Она все испортила. Я сглотнула. Тон девушки резко сменился с рассудительного на озлобленный. — Это было безумно и гениально одновременно. Она решила сбежать, бросив всё: работу, вещи, даже тебя, Сидни, — у Вероники в фальшивом соболезновании дрогнули губы. — Она знала, что ее будут искать. Что при всем желании она не попадет под подозрение. И что ты… останешься в безопасности. — Почему? — я подала голос впервые за всё время. Вероника вздернула брови, словно я очень ее разочаровала своей тупостью. — Потому что если бы что-то случилось с тобой, то мы бы уже никогда не смогли её подставить, — медленно проговорила она по словам. — Все бы поняли, что началась охота на ведьм. — И что тогда? — я вскинула подбородок. — И тогда мы придумали другой план. Я слушала все это время, несмотря на попытку абстрагироваться, довольно внимательно, но теперь в голову закрался вопрос: — Зачем ты мне всё это рассказываешь? — я думала это закричать, но голос вышел усталым. Я устала бороться за свою жизнь. — Что ты от меня хочешь? Вероника обернулась и медленно, словно растягивая время, подошла ко мне. — А разве тебе не интересно, Сидни? — она приблизилась ко мне настолько, что я видела её безумные глаза. Мне казалось, что время, точно патока, отсчитывается по долгим секундам. Сколько я уже нахожусь здесь? Какое время дня или ночи сейчас? — Если ты не поняла, Сидни, то ты не уйдёшь отсюда, — Лодж выдержала паузу. — Живой. Я старалась не подавать вида, что напугана до чёртиков, но Вероника это и так знала — она упивалась моими страданиями сейчас также, как и все то время, что отправляла мне угрозы. Мои губы дрогнули, хотя я старалась контролировать каждое свое движение. — Тогда отпусти мою маму, — прошептала я. — Прошу, Вероника. Убей меня, но отпусти её. Я бы никогда не произнесла этих слов раньше, но теперь только они имели значение. Девушка натянуто улыбнулась и отстранилась, и я поняла: никого она не отпустит. — Так вот, план, — словно пропустив все мимо ушей, сказала она. — Сначала мы думали, что ты знаешь, где твоя мама. Пока не поняли, что она и тебя бросила, — Вероника специально подбирала такие слова, надеясь меня задеть, но я твёрдо держала взгляд на единственной точке на стене: в том месте как раз немного отошла краска. — И тогда мы решили испробовать на тебе кое-что другое. Наркотик из Колумбии. Мы долго не решались на его поставки, поэтому ты стала первой, Сидни. Я закусила губу. Джагхед был прав: в ту ночь на вечеринке меня накачали. Но кто? — Скополамин, — со знанием дела протянула Вероника. — После его принятия есть два вида развития событий. Первый — человек отключается. Становится безвольной игрушкой. Вот, кем я была для них все это время. Марионеткой. Куклой на веревочках. — А второй, — короткая пауза. — Когда он делает то, чего не сделал бы в своём уме. Им становится легко управлять. Я крепко вцепилась пальцами в плотный ворс веревки: так было не выбраться, но мне надо было куда-то деть даже скованные руки. Тело снова заныло, напоминая о том, что я все-таки нахожусь в неудобном положении. Я чувствовала, как кожа начинает гореть, а мозг лопаться от информации. Чувство было такое, будто память пыталась вернуться. Я старалась вспомнить, что тогда произошло после вечеринки множество раз, но всякий раз терпела поражение. Но раньше мне было не за что зацепиться, все ниточки вели в тупик. А сейчас мне словно подкидывали почву для размышлений. — Ты же ничего не помнишь, верно? — видимо, мозговые усилия отразились у меня на лице. — Ещё один плюс наркотика: ни одной внятной мысли. Вероника снова взглянула на меня, а потом перевела взгляд на стену за моей спиной и заговорила чуть тише и остраненней. — Этот парень… Как он там себя называет, Дилл или Фран, — Лодж закатила глаза. — Естественно, имя ненастоящее. — Фран? — я переспросила не потому что не услышала, а потому что хотела понять, как много людей ещё мне врали в лицо. — Да, Сидни, тот самый, — Лодж кивнула. — Парень Кевина и сын Эдварда Боуэна по совместительству. Видишь ли, он тоже не хотел терять единственного члена семьи. Папа очень удачно сумел убедить его в том, что мы нуждаемся в его помощи. — Вы угрожали ему… — произнесла я тоном между утверждением и вопросом. — Всем можно угрожать, Сидни. У всех есть больные места. Мы подумали убить двух зайцев одним выстрелом — быть ближе к тебе и… давить на Кевина. Я вцепилась в стул и озлобленно посмотрела на девушку. Вероника Лодж была чертовой психопаткой. Она гордилась и хвалилась своим планом. Она была из той же категории серийных убийц, которых ловят с поличным рядом с расчлененными телами, а они улыбаются и смеются, ведь теперь о них узнает весь мир. — Расслабься, Сидни. Кевин в безопасности — этот идиот влюбился. Папа обещал не трогать его, если он будет помогать нам. Именно он подсыпал тебе скополамин на вечеринке. Это был отравленный пунш. Я раздосадованно выдохнула. Если бы я так сильно не хотела избежать неизбежного, то непременно бы догадалась об этом. Самообвинение — это было последнее, что мне сейчас нужно, но я не могла избавиться от противного липкого взгляда Вероники и ее слов, каждое из которых размазывало правду по моему лицу. Правду, которую так долго скрывали от меня окружающие. Слезы поступили к горлу, но я не могла позволить себе заплакать. Мне было уже все равно на то, как я выгляжу, как устало и измученно, но я хотела умереть достойно. С мыслью, что я сделала все, что могла. — Так значит, — едва сдерживая слезы, медленно выдохнула я. — Я убила свою тётю? Вернее… Вы, это вы приказали мне её убить. Взгляд Вероники будто просиял, она поднесла сложенный кулак ко рту и коротко усмехнулась. — Ты? Ты себя переоцениваешь, Сидни… Ты не твоя мама. Вряд ли ты способна на убийство. Всё это время Джагхед был прав. Я не убивала свою тётю, но мои руки были в её крови. — Вы… Это сделали вы, — я пыталась найти взглядом одну точку на противоположной стене и зацепиться за неё, но глаза бегали с места на место. Мне должно было стать легче от этих слов, но груз, лежащий на моих плечах все это время, начал давить с удвоенной силой. — Вы её убили. Вероника хмыкнула. Она стояла прямо рядом со мной — протяни руку и дотронешься. — Издержки производства, — прямо ответила Лодж. — Мы хотели проверить, на что способно действие наркотика. Можем ли мы создать реального зомби. Но ты не смогла. Даже учитывая, что она была пьяна и не понимала, что ты можешь представлять угрозу. Вероника хотела ещё что-то сказать, но мы обе услышали громкий стук со стороны улицы — впервые с того момента, как я очнулась. Девушка была со мной в комнате абсолютно одна, у неё с собой не было ни вещей, ни телефона, а в комнате не было даже часов. Я очень сомневалась, что она собиралась убить меня сама — слишком свеж маникюр, слишком грязная работа. Я точно знала, что Вероника позовёт кого-то. А ещё я знала, что Вероника не умеет обращаться с оружием. Так, как это умею я. Я понятия не имела, откуда во мне взялось это — энергия на то, чтобы резко дернуться всем телом влево и вместе со стулом полететь на пол. Причём не одной, а задев девушку выпутавшейся ногой. Вероника вскрикнула от неожиданности, а я больно ударилась предплечьем. Зато под натяжением от того, что я рванула обеими руками в сторону, веревка лопнула. За какие-то секунды я впопыхах освободила вторую ногу, помогая себе пальцами, распутывая узел, и схватила пистолет со стола. Он был таким как и в тире — увесистым, но идеально ложился в ладонь. Я направила его в сторону поднявшейся Вероники и процедила: — Если ты закричишь, я выстрелю, — я подумала и добавила для убедительности: — Не недооценивай меня. Моё сердце стучало так быстро, что мне казалось, ещё немного, и оно пробьёт дыру в моей груди. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, но как можно тише, чтобы Вероника не заметила панику в моих глазах и тремор в теле. С приятным удивлением я отметила, что несмотря на колотившую меня дрожь, руки крепко держали оружие. Мои ладони ни на секунду не дрогнули, а локти не опустились. И, видимо, Вероника это тоже заметила, поэтому повиновалась. Она молча дала мне связать ей руки крепким узлом и приставить дуло пистолета к её виску. — Где моя мама? — требовательно спросила я. Вероника повернула голову в мою сторону. Мне было сложно понять, какие эмоции отражало её лицо. — Ты же не выстрелишь, Сидни, — внезапно мягко произнесла она. Несмотря на внешнюю схожесть, мы с Вероникой не были похожи. Она бы не позволила себе умолять. Её губы дрожали, но она не опустилась бы до мольбы о помощи. Я стояла позади неё и, сильнее вжав пистолет в голову девушки, подтолкнула её вперед. — Уверена? Я жила с клеймом «убийца» с той самой вечеринки, — прошипела я и не узнала собственный голос. — Что мешает мне сделать это сейчас? Я не стала добавлять, что мои руки уже по локоть в крови, потому что это было не так. Моя тётя умерла не из-за меня. Также как и моя мама не бросила меня. Всё это происходило по вине конкретных людей. И Вероника была одной из них. — Ты же не убийца, — тихо сказала она, и я саркастично хмыкнула. Было ясно, что говорила она это не для меня. Это не было похоже на то, что твердил мне Джагхед. В её голосе не было ни намёка на помощь или сожаление. Она взывала к моей совести, чтобы спасти свою шкуру. Но в этом была не единственная её ошибка. Она взывала к человечности Сидни до того, как все началось. А получила жестокость Сидни, которая жила с мыслью об убийстве. Я пихнула девушку вперёд из комнаты, и она нехотя перешагнула порог. Мы оказались в длинном коридоре с серыми свеже-окрашенными стенами. Вероника продолжала идти, только потому что я задавала ей направление и держала под прицелом. Мои ступни коснулись чего-то острого, и я едва не поранилась. Весь пол был чем-то усыпан, вроде крошки стекла, и истоптан, но я старалась ступать как можно тише. Во мне жила уверенность, что в этом здании точно был кто-то ещё — папочка Лодж точно не оставил бы дочь одну. — Вероника? — в очередной раз позвала я. — Где моя мама? Девушка молчала, но её взгляд беспорядочно бегал. Я обошла её, не отводя пистолета, и легко толкнула ближайшую дверь. Она тихо отворилась, но в маленькой комнате за ней никого не было. Лишь стол, грязь и оборудование. Я видела, как Вероника открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела, так как раздались звуки дальше по коридору. Я кинула на девушку быстрый предостерегающий взгляд, а затем, смотря под ноги, толкнула её вперёд. Мы шли в таком положении прямо, пока не достигли лестницы, ведущей на первый этаж. Голоса (а вернее один голос) раздавались как раз оттуда. Я подошла как можно ближе к ступенькам и прислушалась. Мои босые стопы давали мне преимущество спуститься неуслышанной, хотя велик шанс был уколоться об острые осколки мусора и стекловаты, коей тут было полно. — Вот так все должно было быть с самого начала, — произнёс неизвестный мне мужской голос. Я не видела его, но слышала, как громко стучали его ботинки. — Это будет передоз. Все данные на компьютере, все улики — на месте, но не преступления, а случайного суицида. Холодок пробежал по моим ногам, словно кто-то настежь открыл форточку. А вместе с ним телу распространился страх. Такой знакомый мне, что хотелось сделать уже что угодно, лишь бы снова не чувствовать себя лабораторной крысой. — Ты жалок, Хирам, — я слышала, как слова дрогнули. — Люди не исчезают просто так и людей нельзя просто так стереть. Они на то и люди, чтобы оставлять следы. Это был не просто женский голос. Это был голос мамы. Я толкнула Веронику вперёд, и, выставив ее перед собой словно живой щит, мы медленно начали спускаться по лестнице. Первым, что бросилось мне в глаза, была мама. Она была привязана к стулу, но не как я. Все её тело вдоль и поперёк было перетянуто верёвкой — у неё просто не было шанса выбраться. Я не видела картину целиком из-за загородившего её мужчины, но даже так смогла разглядеть её уставший изнеможденный взгляд и обессиленно упавшую на грудь голову. Мужчина в тёмной одежде навис над ней, и я заметила, как в правой руке у него что-то блеснуло. — Остановитесь, — громко проговорила я, и мужчина завис на месте. — Медленно отведите руку и развернитесь. Страх сковал моё горло, и слова вырвались хриплым и скрипучим голосом. Мужчина испустил смешок. — Пап… — пискнула Вероника. Рука мужчины повисла безвольной плетью, но больше двигаться он не спешил. Я признала в зажатом кулаке шприц с длинной тонкой иглой. — Обернитесь или я прострелю ей голову, — собрав все силы, отчеканила я. — Сидни… — слабо простонала мама. Мужчина медленно и как-то вальяжно поднял руки вверх. Он неспеша обернулся, даже немного раскачиваясь из стороны в сторону. Даже когда он увидел Веронику под моим прицелом у её головы, его взгляд оставался каким-то торжествующим. — Что с моей мамой? — спросила я, стараясь заглянуть за плечо мужчины, с которым нас разделяло несколько метров. Он не ответил, поэтому я закричала: — Что с ней?! Секунды перед ответом, за которые Хирам Лодж подавил какую-то дерганую улыбку на своих губах, сыпались сквозь пальцы. Я уже знала ответ. Всё моё существо сковало в железные оковы — я буквально не могла пошевелиться от боли, поразившей моё тело. Меня точно пнули с ноги в живот. Это было невыносимо. Это был настоящий Ад. — ОТВЕЧАЙТЕ! — взревела я. — Слишком поздно, — Лодж поднял вверх руку со шприцом, и тогда я увидела, что поршень был пуст. — Это называется передоз. Глаза и грудную клетку резко обожгло огнём — меня буквально раздирало изнутри. — Мам… — прошептала я одними губами так, что даже Вероника около меня ничего не услышала. Мне казалось, что пол ушёл из-под ног, и я вот-вот упаду с лестницы, потеряв всякую опору. Перед глазами поплыла пелена, и мир размазывался, словно акварельные краски, в которые добавили слишком много воды. Как вдруг я услышала голос мамы — но не той, что была привязана к стулу в этой комнате, а у себя в голове. Она звала меня. Это казалось таким реальным, что я была готова ей ответить, как вдруг услышала одну отчетливую фразу. Она говорила:«Сидни, если идёшь через Ад, не останавливайся»
А затем внезапно к её голосу примешался ещё и голос доктора Олсен, но ни одного слова из её речи я не различила. Я пришла в себя, лишь когда заметила сквозь пелену перед глазами приближающуюся фигуру Хирама Лоджа. Он вытянул вперёд руки, как делают с потенциально опасным преступником, который готов сдаться. Я крепче схватила пистолет и направила его в сторону мужчины. В этот момент он молниеносно потянулся за своим в кобуру. Я поняла, что у меня в голове всё шумело, лишь когда раздался выстрел, а Вероника вскрикнула. Лодж упал на пол, задевая стоящий рядом пустой стул. По помещению прокатился грохот. Рукой, тянувшейся за пистолетом, мужчина теперь прикрывал рану на груди. Я никуда не целилась, но попала куда-то в межреберье. Кровь начала сочиться на пол, и вся осевшая штукатурка медленно окрашивалась в алый. Он что-то сказал, но у меня пищало в ушах, поэтому я видела, только как безмолвно двигались его губы. Вероника кинулась к нему, не думая ни о пистолете, ни об исходящей угрозе. Она что-то кричала, но смысл её слов не доходил до меня. Я сглотнула и, скорее механически, откинула волосы за плечи. Когда я подняла руку с пистолетом, Вероника сидела на коленях у тела отца и держала его за ещё теплую ладонь. Она подняла на меня взгляд, и я заметила слезы, стоявшие у неё в глазах. — Сидни, пожалуйста… — это я прочитала по губам. Я знала, что могла не стрелять. Вероника больше не представляла для меня опасности. Как и Стив, как и Фран, как и Эдвард Боуэн — как и кто-либо другой, скрывающийся под маской. Они больше не могли мне навредить. Но я бросила взгляд на маму. Моя любимая родная мама теперь была мертва, и её тело безвольно висело, прикрученное к стулу. Место укола вспухло, и что-то словно потекло по её венам. Что-то, что убило её. А кто-то, кто убил её, все ещё был здесь. Именно поэтому я выстрелила. Я спустила курок, и пуля попала Веронике точно в область сердца — может, и не в него конкретно, но девушка не успела и вскрикнуть, как её тело упало рядом с телом её отца. Сначала кажется, что нет ничего сложнее, чем нажать на курок, а когда это происходит — уже нет ничего проще на всем свете. Слезы лились у меня из глаз и текли по грязному от пота и пыли лицу, невырвавшийся крик застрял в горле, кажется, навсегда. Я спустилась с лестницы, и кровь, растекшаяся по всему полу, попала на мои ноги. Она затекла между пальцами, и дальше я следовала липкими босыми ступнями. Глаза Вероники были широко распахнуты, тело лежало, неестественно сложившившись, а рот был приоткрыт, будто она собиралась закричать. Я прошла мимо, прямиком к маме. Её голова болталась на груди, спутаные светлые волосы закрывали лицо. — Мам? — напрасно позвала я, чувствуя, как душат собственные слезы. Мне никто не ответил, но звала я, скорее, для самой себя. — Мам? Я наклонилась и поцеловала её в ещё тёплый лоб, и взяла её за руку, садясь рядом. Никто не сжал мою ладонь в ответ. Это было не просто бессилие. Это было похоже на состояние, будто я прошла войну. Ту самую, где нет победителей и проигравших. Нет героев и злодеев — есть выжившие. И моя мама не одна из них. Я не знала, сколько я просидела в таком положении рядом. Знала лишь то, что когда я поднялась, мои ноги затекли, а кровь на ступнях застыла. Если бы я снова не наступила в натекшую лужу, она бы так и осталась засохшей на босых стопах. Я вышла из дома на улицу, просто толкнув дверь. Было то самое пограничное время между ночью и утром, когда темно настолько, что вот-вот прорежется первый луч солнца. Состояние, когда темнее не бывает. Шёл снег, внезапно первый в этом году. Он тихим шелестом падал на землю. Это был незнакомый мне район, но несмотря на это и на холод, отдающийся в ноги, я медленно шла вперёд, оставляя на свежем белом снегу красно-алые следы. Надо было вызвать девять-один-один.