***
Я чувствовала себя так, будто мне только что поставили смертельный диагноз, объявив об этом на весь город. После того, как по всему Ривердэйлу по приказу Стива (и с его помощью) половина полицейского участка развесила листовки с маминым портретом, я буквально стала всеобщим достоянием в старшей школе. Чуть ли не каждый ученик (и учитель) подходил ко мне, высказывая соболезнования. С одной стороны, мне было приятно. Не просто получать внимание, а сам факт этого: кто-то, возможно, по-настоящему беспокоился о моей семье и сочувствовал. С другой, я понимала, что таких были единицы. Остальным, скорее всего, просто пришлось выслушать нотации от родителей, чтобы показаться вежливыми. Конечно, они могли мне сопереживать, но не так ярко, как я сама. И я не винила их в этом. Просто такого всеобщего внимания я не испытывала, даже когда только перешла в старшую школу, а столько заботы в голосе от Бетти не получала, даже когда мы какое-то время общались. Оказалось, это утомляет. К концу последнего урока, которым была биология, я была вымотана: и физически, и морально. Мне лишь с третьего раза удалось засунуть учебник в рюкзак, чтобы не помять все лежащие там тетради. Как только я закончила, я обернулась к выходу и тут же подпрыгнула на месте от неожиданности. Буквально в шаге от меня (так, что я чуть не коснулась носом его белой рубашки) стоял Джейсон Блоссом. Я не могла сказать, что выражало его бледное лицо, но, видимо, он понял, что испугал меня, потому что тут же отступил назад и выставил вперёд руки, будто это я его пугала и прямо сейчас собиралась напасть. — Прости! Прости… Я не хотел тебя пугать, — быстро заговорил он, но легче мне не стало. — Я ждал тебя. Я подняла брови и только сейчас поняла, что класс действительно опустел: не было даже миссис Нэйл, которая обычно закрывала кабинет на все замки, а ключи хранила в узком кармане своей кожаной юбки. Нас с Джейсоном разделяло расстояние около метра, но я с радостью сделала бы ещё десяток шагов назад, если бы не упиралась бедром в край первой парты второго ряда, за которой обычно сидел парень с зелёными подтяжками. Мы никогда не общались, но как бы я хотела увидеть его прямо сейчас! Только от одного присутствия Джейсона в своих идеально выглаженных брюках и белой рубашке с красной бабочкой (я могла поклясться, она, эта самая рубашка, была настолько свежей, что я улавливала тонкий запах стирального порошка с лавандой) мне становилось не по себе. Как я вообще выживала в темном пустом доме с мыслью о преследовании? Холодок пробежал по моей спине, но я не могла поддаться глупому страху прямо сейчас. Что, в конце концов, мне сделает обычный парень, дождавшийся после урока? Джейсон молчал, сверля растерянным взглядом носки своей начищенной до блеска обуви, и я было решила, что он не собирается продолжать, поэтому произнесла: — И? — Мне очень жаль, — протянул он. — Твою маму, в смысле. — Я поняла. Джейсон замолчал, запустив пятерню в свои рыжие волосы и взъерошив их. Это никак у меня не вязалось с его образом. Я с лёгкостью могла представить, как подобный жест совершает Арчи Эндрюс или любой другой парень, живущий по соседству, но чтобы один из Блоссомов — никогда. Наверное, я слишком плохо его знала, чтобы вообще подумать, что он может приносить мне свои соболезнования. Мне показалось, что температура в классе поднялась: мне захотелось отодвинуть пальцами горловину свитера в надежде на понижение градуса. Но прежде чем я успела это сделать, Джейсон снова заговорил: — Знаю, тебе сейчас тяжело, и мне… — он вдохнул побольше воздуха, перекатившись с пятки на носок. — Мне правда очень жаль. Я закусила губу и покачала головой. Я чувствовала себя, по меньше мере, странно. Джейсон просто хотел выразить соболезнования, а я приняла его за угрозу. Сколько ещё будет длиться эта паранойя? — Я знаю, какого это — терять родителя. — Моя мама не умерла, — неожиданно для себя выпалила я. И также неожиданно ощутила ещё кое-что. Это не было озарением или даже элементарным пониманием, просто я резко поняла, что все проще, чем казалось изначально. Вроде как когда на математике ты смотришь на очень сложный пример, едва умещающийся на страницу, а потом тебе дают формулу, которая сжимает его до одной-единственной переменной. Моей переменной было то, что мне не нужно было всеобщее внимание и соболезнования — мне была нужна мама и покой. Мне было бы достаточно одной полиции, работающей в полную силу, чтобы найти ее. И отряд поисков, возглавляемый Стивом и самим шерифом. И мне уж точно не нужен был Джейсон, сравнивающий пропажу моей мамы с самоубийством своего отца. — Что? — парень с секунду буравил меня взглядом, словно чего-то выжидая, а потом его брови взлетели выше. — Что? Ты подумала, что я…? Я не это имел в виду, Сидни, — Джейсон снова глубоко вздохнул и обвел взглядом комнату, пытаясь подобрать слова. — Я хотел сказать, что это тяжело. И если тебе надо с кем-то поговорить… Я знала, что Джейсон Блоссом, может, и не будет последним в моем списке, но точно не займет первую десятку. И все же, он пытался помочь. Его методы были своеобразными, но глубоко в душе мне не составляло труда понять, что говорил он это точно не по велению миссис Блоссом. Наверное, только этот факт заставил меня положить ладонь Джейсону на плечо и чуть-чуть сжать его неожиданно даже для самой себя. — Спасибо, Джейсон. За поддержку и… — я поджала губы, прежде чем продолжить. — Понимание. Мне не удалось слишком долго простоять в таком положении, смотря на парня, чьи слова никак не повлияли на мое состояние, потому что у двери раздался голос, заставивший меня вздрогнуть и убрать руку в карман джинсов со скоростью, будто я могла её лишиться. — Джей-Джей? — Шерил зашла в кабинет, и ее слова едва не потонули в громком стуке каблуков красных туфель. Взгляд девушки скользнул по фигуре брата и зацепился за меня. — Сидни. Не сказать, что мне стало обидно от того, как тон Шерил резко похолодел, наткнувшись на меня, но мне захотелось находиться в этом классе ещё меньше, чем минуту назад. — Шерил? Джейсон обернулся в сторону сестры, но девушка продолжала смотреть только на меня. — Мне очень жаль твою маму, — красные губы Шерил дрогнули: однако, произошло это так быстро, что я почти не успела заметить смену эмоции, как лицо девушки вновь украсила широкая улыбка. Я поежилась. Даже минуты в компании Блоссомов оставляли после себя ещё более неприятный осадок. Кроме того, в моей голове мигом пронеслись все слова из дневника Эдварда Боуэна о Клиффорде, поэтому я сама не заметила, как перекинула рюкзак через плечо и сделала несколько шагов (сначала медленных, потом — быстрее) на выход. — Спасибо, Шерил, — пискнула я, уже пробегая мимо девушки в коридор. Когда я оказалась у своего шкафчика, не поняла даже я сама — по инерции набрала код и распахнула дверцу. Мне даже показалось, что из него выбрался холодок, приятно остужающий мое лицо. Оказалось, оно горело. И не только оно: в голове что-то пульсировало и взрывалось, отдавая в виски. Нисколько ни думая, я потянулась к красному блистеру таблеток и бутылке воды, стоящей за высокой горой учебников, к которым я положила ещё и биологию — учить ее и посвятить себя науке входило в мои планы в последнюю очередь. Только я хотела расправиться с таблеткой (хотя я не успела ее даже проглотить), как из-за дверцы моего шкафчика послышался знакомый голос. Мне даже не надо было выглядывать из-за нее, чтобы знать, кому он принадлежал. — Идиоты, — пробубнил Джагхед. Даже не видя его, я догадывалась, насколько недовольным он выглядел — это и подтвердилось, едва я запила лекарство водой и прикрыла дверцу. — М? Джагхед стоял, оперевшись спиной о стену и сложив на груди руки. Не успела я до конца захлопнуть шкафчик, как он издал странный звук: ни то фырканье, ни то покашливание. Только заметив, что привлек мое внимание, он мотнул головой вправо. Я провела взглядом в указанном направлении и заметила то, что попалось мне за день на глаза больше десятка раз: портрет моей мамы. Фотография была матовая, распечатанная на принтере в полицейском участке, и на ней она улыбалась. Весь вид портили только широкие красные буквы выше: «Пропал человек». Я поежилась. По сравнению с этим снимком все висящие рядом объявления: о наборе в театральный кружок или вечеринке Дарлы Хемсворт — все казалось просто детским лепетом. Ничто не могло быть важнее. И все же я в непонимании обернулась к Джагхеду. Он внимательно следил за каждым моим движением, а теперь раздражённо выдохнул. — Идиоты — те, кто повесили это рядом с твоим шкафчиком, — Джагхед коснулся кончиком языка нижней губы. — Здесь не хватает только такой же красной стрелки, которая вела бы к нему со словами: «Если вы владеете какой-либо информацией, обращаться сюда». Я не знала, что и сказать. По сути дела, Джагхед был единственным, кто не сотрясал воздух о том, как ему жаль. Даже когда на обеденной перемене мне говорил это Арчи Эндрюс, он просто стоял рядом, выискивая пустой столик. Не будь я так озабочена другими проблемами, я могла бы решить, что ему совершенно все равно. Но тогда какой смысл было говорить мне это сейчас? Возможно, Джагхед просто понимал, что это — именно те слова, которые надо говорить лично, а, может, на то у него были совершенно другие причины, понять которые мне не суждено будет никогда. Наверное, именно поэтому я спросила то, что спросила. — Проводишь меня до дома?***
Все было так, как в тот вечер, когда мы шли из «Попса». За исключением того, что что-то всё-таки поменялось. Я не знала, что именно, но это что-то определенно было другим. Вернее, делало все другим. И дело было даже не в том, что мы шли супермедленно и не достигли пункта назначения даже через полчаса (хотя я обычно тратила на это минут пятнадцать), или что мы не говорили ровным счётом ничего (по сравнению с прошлым разом, несколько фраз были ничем), дело было в другом. И я была уверена — именно во мне. Я шла по поребрику вдоль тротуара, расправив руки и балансируя из стороны в сторону, будто могла оступиться. На самом деле, я не раз проходила эти же бордюры с закрытыми глазами, но мне нравилось думать, что Джагхед сможет поймать меня (хотя бы за руку) при необходимости. Мне нравилось думать, что хоть кто-то сможет спасти меня, если будет надо. Будь то даже Джагхед Джонс. Наверное, поэтому я решила признаться: — Мне страшно, — я набрала в грудь побольше воздуха, видя, что Джагхед меня слушает. — Мне так, черт возьми, страшно! Джагхед шел совсем рядом со мной, почти касаясь моей руки, но на деле просто спрятав свои ладони в карманы. Он не смотрел на меня, но я знала (или, может, хотела верить), что он заинтересован. — Из-за мамы? Я подняла взгляд от своих кроссовок и глубоко вздохнула. — Из-за всего… Из-за того, что с ней могло что-то случиться, что я понятия не имею, где она сейчас, а ещё эти плакаты с ее портретом! Мне неожиданно захотелось обхватить себя руками и всхлипнуть. Я чувствовала себя такой беспомощной, словно пылинка во вселенной. — Я знаю, что шериф Келлер и Стив… Они пытаются помочь, пытаются найти ее, но у них нет ничего, — я остановилась на месте, оборачиваясь в сторону Джагхеда. Он слушал меня внимательно (я могла судить об этом по сосредоточенному выражению лица) и наконец поднял взгляд на меня. Я зачем-то начала загибать пальцы. — Ни зацепок, ни улик, ничего такого, что могло бы дать минимальный толчок! Я сделала шаг вперёд. Секунда — и я оказалась на земле, а Джагхед снова возвышался надо мной примерно на голову. — Дома без нее так пусто, и я думаю, — я посмотрела на свои пальцы рук. Ветер в конце сентября усилился, и теперь они мёрзли. — Что, если так останется навсегда? Как я смогу жить без нее? Она же… — я вздохнула, чувствуя, как в уголках глаз собрались слёзы. — Моя мама в конце концов. Всхлип застрял где-то у меня в горле, и я с трудом смогла выдавить из себя: — Она нужна мне. Джагхед молчал, а я не спешила поднимать голову, неожиданно почувствовав себя ещё более некомфортно. Всё это мгновенно показалось мне глупым: начиная от того, что мы идём вместе со школы, заканчивая моей исповедью перед почти незнакомым человеком. Я коснулась кончиком языка губы, думая начать извиняться за свое поведение, как теплые руки Джагхеда легли на мои. Он не переплетал наши пальцы и не делал вообще ничего, кроме самого обычно действия, но лишь от этого мне стало спокойнее. Словно он поймал меня. Поэтому его голос прозвучал немного тише, чем обычно. — Сидни, послушай меня, — я подняла голову, поджимая губы. Если шериф Келлер необъяснимой силой заставлял себя слушаться, то Джагхеда я хотела слушаться сама. — Они найдут ее, слышишь? Я кивнула. — Люди ведь не исчезают просто так, верно? — он не ждал ответа, но пауза показалась мне ощутимой, будто он давал мне время на размышления. — Людей просто так не сбивают машины. И люди, — Джагхед замолчал буквально на пару секунд, чтобы потом продолжить: — Оставляют следы. Воздух вырвался из моих лёгких, полностью опустошая их. То, что я чувствовала в тот момент, не было облегчением. Я вообще не знала, как это назвать, поэтому я просто продолжала стоять на месте, чувствуя теплые ладони Джагхеда на своих, холодных, и смотря в его глаза. Впервые они показались мне не такими чужими. Умом я понимала: все это — попытка меня успокоить. Ему не были нужны мои ни истерики, ни панические атаки (хотя я полностью себя контролировала), но сердцем я знала, что хочу продлить это мгновение вечно. Именно поэтому вместо ответа или благодарности я прошептала практически одними губами самое глупое, что можно было прошептать. — Обещаешь? И Джагхед ответил самое глупое, что можно было ответить. — Обещаю.