Текстозависимость

Текстозависимость. Вся жизнь по принципу «ну попробуй, брось». Каждый шаг и жест кого-то — ненастоящего, но почти реального — описывать словами, такими острыми и материальными. Прорезать воспоминания чужими образами и фразами, забываться и думать, что все они такие разные, а потом понимать: склеенные из кого-то, кого рядом уже не будет. И терять, терять, терять, без страха, без крика: «Люди! Послушайте! Я опять заблудился в своей памяти и надеждах». Лицемерно считать других за детей изнеженных, пока вдруг не вспомнишь: да, точно, и ты ведь такой же, ничем не отличный и даже, пожалуй, излишне наглый и эгоцентричный. Однако скрывающий каждого встречного в памяти, вырвавший из его характера что-то особо ценное и держащий это в сохранности, запирающий чужие портреты буквами на бумаге, а потом раскрывающий их первому же желающему зеваке. Вот, мол, «смотрите, как я могу, смотрите! Я их создатель, я их единственный верный хранитель!» Друзей и любовь, потери и обретения стремиться запрятать в истории, скрыть средь терния, но звёзд не коснуться, не увидеть чрез ветви колкие. Подсесть на мелодии слов и создать звёзды новые. Бояться быть одному и окружать себя людьми почти-выдуманными, знать: переживёшь эту весну и эти минуты только если они из контекста вырванные. Из контекста жизни твоей, из контекста вселенной — неважным становится, когда реальность заменяется буквами. Когда реальность, как старая одежда, износится, а ты всё твердишь себе: «Небо. Оно синее. В небе река, в небе жизнь такая прекрасно-невыносимая». И красками эпитетов и сравнений вырисовываешь на этом небе закат, зная, что мало кто уже бросит на него свой безумно усталый взгляд и вдруг осознает, что вот же — весь ты, такой открытый, такой настоящий, безудержно слабый и в то же время по-своему сильный, изящный. Взрезающий самого себя ворохом фраз и отдающий людям взращенные в себе цветы. Цветы прорастают внутри пустоты в груди. И снова и снова, как будто в последний раз, твердить: «Я могу. Я открою себя среди этих фраз. Я честный, я цельный, я настоящий. Я есть». Учиться чувствовать напрямую, здесь и сейчас, а не через текст. А потом скучать, скучать, скучать по ушедшим, по покинутым навсегда, вспомнить, что же это такое, когда который день в голове вода, и на лице тоже — вода. Когда глаза чужие — это озёра, и ты в них тонешь желанию вопреки, а твои — словно только-только оттаивают ледники. И мир прорастает в тебе, а ты в нём пока — нет. Но это твой самый хранимый и самый важный секрет, поскольку ты веришь, что всё изменится. Что ты сможешь. И текстозависимость сменяется новой, желанием чувствовать кожу кожей. Желанием касаться и оставаться рядом, несмотря ни на что. Не терять и перестать оборачиваться на прошлое через плечо. Иногда нежно прописывать чей-то образ в косых строках и знать: твои буквы становятся мелодией, запечатлённой в чьих-то нотах. Касаться струн чужой души своими словами и понимать, что уже чужая пустота прорастает цветами. Взращенными тобою цветами.