Беглецы
28 мая 2018 г. в 16:59
Их имена были написаны в книге судеб рядом — красными, как кровь, чернилами.
Эллисон росла убийцей — в бесконечных силовых тренировках, в долгих беседах с давно обезумевшим на почве охоты дедом, в соревнованиях с лихой теткой и не знающим промахов отцом.
— Ты все делаешь правильно, — твердила мать, когда обрабатывала полученные дочерью на охоте раны. — Ты делаешь этот мир лучше, чище. Ты убиваешь убийц, моя девочка. Они — монстры. А у монстров не должно быть лиц — как не должно быть у нас для них и сострадания.
У нее и не было — не было до тех самых пор, как однажды она не встретила Стефана.
В бестиарии всякое написано было про вампиров — но не то, что они могут быть похожи на тебя. Стефан жил так же, как Эллисон — выполнял то, что должно. Увы, для поддержания жизни ему нужна была кровь, но одно это не делало его чудовищем.
Он похищал кровь из донорских клиник — да, недостойно, но все же он не рвал ничьих глоток, чтоб утолить извечную жажду, не творил зла и Эллисон даже поймала его на парочке случаев, когда он помогал людям — буквально спасал их в критических для жизни ситуациях, излечивая своей кровью.
— Ты так наивна, — похлопал внучку по плечу Джерард, когда Эллисон попыталась объяснить деду правду о Стефане Сальваторе. — Милая Элли, мы приехали в Мистик-Фоллз не для того, чтобы ты пошла на выпускной с вампиром. Мы здесь для того, чтобы ты уничтожила Риппера из Монтеррея.
Кейт была чувствительнее прочих, внимательнее, дальновидней. Именно она принесла племяннице записи, которые охотники передают друг другу — перепись непойманных чудовищ, хроника хаоса и животного ужаса, та правда, в которую не хочется верить до последнего.
Днем Эллисон украдкой наблюдала, как Стефан Сальваторе одиноко сидит на трибунах школьного стадиона, глядя вдаль невидящим взглядом и растворяясь в неведомых ей мыслях, а вечером немеющими от нервного перенапряжения пальцами перелистывала страницы, на которых велся счет его жертвам. И им не было конца.
Днем она сталкивалась с Сальваторе в кафетерии за ланчем и неловко улыбалась, а вечером стискивала зубы от ощущения собственного бессилия — по всему выходило, что ей суждено убить его и гордиться этим, вот только проклятое сердце противилось этому, тревожно выстукивая ритм предательства собственных идеалов.
— Ты ведь знаешь кто я, правда? — спросила она, подкараулив его после футбольной тренировки в опустевшей раздевалке. — Не можешь не знать.
— Знаю, — подтвердил он, и с его молодого лица на юную охотницу глядели усталые глаза полторастолетнего старика. — Хочешь знать, отчего я не бегу?
— Ты мог бы, — проговорила Эллисон. — Но ты все еще здесь.
— Я устал бежать, Эллисон, — просто ответил он. — От прошлого не скрыться. Где бы я ни был, оно всегда со мной, в моей памяти.
— Но ты ведь изменился. Я знаю о Монтеррее, я знаю о Чикаго, о других местах… Ты больше не тот, кем был тогда.
— Да, я раскаялся, — горько улыбнулся вампир. — Но разве заслужил прощение и отпущение грехов?
— Охотники никогда не согласятся с этим, — Эллисон не могла скрыть досады, и сама на себя была зла за эту симпатию к тому, кто должен был стать ее жертвой, но так уж вышло, что ее собственный кодекс чести не позволял ей притворяться хладнокровной валькирией. — Но я вижу тебя. Я знаю тебя сейчас, и я не могу… Я не смогу, понимаешь?
— Ты не можешь пойти против семьи из-за того, кого едва знаешь.
— Тогда позволь мне узнать тебя получше.
Время — словно сигаретный дым, ускользающий сквозь пальцы.
Тайные встречи с врагом заканчиваются не схваткой, а страстными поцелуями, не битвой, а жаркими объятиями.
Джерард назначает день и обсуждает с ней детали охоты, а Эллисон думает лишь о том, как не просто сбежать, а исчезнуть со всех радаров, стереть себя из всех списков, спасти Стефана и уцелеть при этом самой.
— Я знаю, как сильны порой бывают искушения, — сказала ей Кейт накануне охоты. — Тебе еще так мало лет, это ничего, что ты сомневаешься.
— Я не сомневаюсь, — возразила тетке Эллисон. — Я тверда в своих решениях.
— Это прекрасно, — усмехнулась Кейт. — Но ты уверена, что эти решения — правильные?
Выпускной вечер и ее первое особенное платье, белая роза в петлице Стефана, милый букетик на ее запястье — она умоляла его сбежать раньше, а он твердил, что у них должен быть этот вечер, что они справятся, что у них будет время ускользнуть.
Вот только всего пять минут на неожиданную заминку — опрокинутый ей на платье пунш, поход в уборную и все летит к чертям.
Стефан растворяется в прохладе летней ночи, он должен ждать ее в машине, но Эллисон обнаруживает лишь распахнутую дверцу и ключи в зажигании — а еще кровь, кровь на пассажирском сидении, и больше ничего.
Ардженты держат его в подвале — настоящая камера пыток, и Джерард щедро плещет ему в лицо вербену, обжигая и заставляя рычать от боли.
Кейт зажимает рукой перевязанную рану на шее и криво улыбается:
— Укусил меня, когда я села к нему в машину. А я даже оружие не доставала.
Эллисон стискивает зубы — в своем праздничном платье она выглядит нелепо, просто маленькая девочка, которая случайно попала на бойню.
— Убей его, — велит ей отец. — Это должна быть ты.
У него лицо чудовища — это не Стефан, это кто-то другой, обожженный вербеной, скалящий клыки, рычащий.
— Это правильно, милая, — подталкивает ее мать, вкладывая в руки Эллисон арбалет с наложенной серебряной стрелой.
У нее руки дрожат — всего пару секунд, но когда серебряная стрела впивается в плечо Джерарда, то они уже тверды, как сталь.
— Освободи его, Кейт, — велит она тетке отрешенно. — Во второй раз я не промахнусь.
Она прятала пистолет в складках платья — и это, именно это было правильно.
— Ты совершаешь ошибку! — гремит отец, но ей наплевать, наплевать на все, потому что у нее своя жизнь, и она проживет ее не по тому кодексу, который ей навязали.
— Отпусти их, Крис, — Кейт на мушке, но она говорит это вовсе не потому, что боится умереть. — Охота ведь только началась, верно? Небольшая фора только добавит азарта.
— Когда мы поймаем вас, ты уже не будешь одной из нас, — бросает ей в лицо Джерард.
— К счастью, — добавляет Эллисон. — Стефан, мы уходим.
Она буквально тащит его прочь на своем плече, но никто не преследует их — им дают уйти, хотя это не в правилах Арджентов.
— Мы справимся с этим, — пообещала Эллисон, когда в машине прижимала свое запястье к губам Стефана. — Пей, тебе нужны силы.
Ему достало воли взять не слишком много, и Эллисон только убедилась в том, что Риппера больше нет — Сальваторе умеет себя контролировать.
— Поедем в Новый Орлеан, — проговорил Стефан. — Там есть сообщество вампиров, которое примет нас. Они живут в мире с людьми, там безопасно…
— Все идет по плану, — Кейт Арджент выглядела довольной, ее идеи крайне редко проваливались. — Они поедут в Новый Орлеан и приведут нас прямиком к самому крупному закрытому вампирскому сообществу.
— Мы получим то, что не удавалось другим, — Джерард разделял триумф дочери, преданный своему делу до мозга костей.
— Ценой жизни моей дочери, — угрюмо напомнил им Крис.
— Это был ее выбор, — не менее мрачно заключила Виктория Арджент. — Она сочла его правильным. Предателям пути назад нет.
— Мы использовали ее. Буквально подсунули этому ублюдку, — тихое бешенство Криса тем опаснее: в таком состоянии он способен на что угодно.
— И мы вытащим ее, когда придет время, — заверила брата Кейт. — Так что заткнись, Виктория. Ты Арджент не по крови, не тебе учить нас кодексу. Эллисон вернется к нам однажды.
Эллисон же, устроившись на пассажирском сидении, дремала в машине, уносящей ее в Новый Орлеан, к целому новому миру, который собирался открыть перед ней вампир Стефан Сальваторе, и понятия не имела о том, что стала пешкой в чьей-то смертельной игре.